Есть больше оснований восхищаться людьми, чем презирать их.

Альбер Камю

Я всё забыл… Хотя нет. Всё-таки я кое-что помню. Я помню, что я пошёл в клуб на концерт. Если честно, мне не особо нравятся подобные мероприятия. Я не люблю танцевать, поэтому я стоял большую часть концерта около бара, смотря на мягко освещённую сцену, возвышающуюся над неспокойным тёмным морем тел, которое изредка озарялось красными вспышками прожекторов. Музыка громко разносилась по клубу, но это не мешало моей беседе. Мы сидели во мраке, подсвеченном тусклым кровавым неоном. Мы говорили обо всём: о детстве, о книгах, о цветах и кирпичах, о жизни и смерти, о Боге и грехе, о том брать ли веточку вербы в космос или нет, о том, где искусство, в вечности или мгновении…

Она взяла меня за руку и, смеясь, потащила на танцпол. Ну разве я мог что-то противопоставить её улыбке? Мы нырнули в море танцующих людей. Сердце стучало в ритм музыке. Она смотрела на меня всеми цветами радуги. В ней всё было прекрасно. Даже эта пошлая фраза на её футболке: «Человек – это звучит гордо!». Мы были молоды. У нас были мысли всего мира. Мы любили друг друга. Что ещё нужно? Пожалуй, только прикоснуться к её вишнёвым губам. В голове почему-то звучали только слова песни: «painted, painted, painted,…»

Она протянула мне синюю таблетку, и я, не раздумывая, проглотил её. Мы распахнули перекрашенную из красного в чёрное дверь клуба «Симфония дьявола» и выплыли наружу. Она говорила мне про что-то, я ей кивал, может, что-то отвечал. Мы плыли по улицам, или это улицы проплывали мимо нас, а мы не двигались? Я не могу точно вспомнить… Кажется, я заснул…

– Проснись.

Меня разбудил хозяин таверны «Гарцующий ибекс», милый старик. Я собрал свои пожитки и расплатился с ним. Я шёл по пыльной извилистой дороге. В лучах солнца танцевали луговые феи. Златокудрые эльфы играли на серебряных арфах в тенях вечных деревьев. Но мне не было дела до радостей бытия. Предо мной гордо возвышалась Гора, Шпиль, пронзивший небеса. Зов призвал меня сюда. Сама Фортуна оставила своё колесо и указала мне на Вершину Мира. Как я мог пойти против воли судьбы? Я подошёл к подножию, вцепился в глотку мира и полез наверх.

Я не помню, сколько дней я взбирался к Вершине. Вместо пота на моём лице выступила кровь. Отец Бури, мой старый враг, обрушил на меня всю свою силу, дабы я сгинул на крутых склонах Горы. Он наслал на меня кровавый туман, что застил мой разум. В ярости я разбил свои руки о камни. Потом пошёл синий дождь, и я зарыдал об утраченном счастье. Затем повалил серый снег. Меня охватил животный страх, и я поскакал по склону, словно горный козёл. Но самым страшным наказанием был ветер, настолько мощный, что он мог сдуть даже моё естество. Я лежал на склоне Горы, обезумевший, разбитый, почти потерявший себя. Но тут я понял. Я осознал, что я не могу потерять себя, потому что меня нет. Меня никогда и не было. Моя жизнь – это всего лишь мимолётное сновидение бесконечной пустоты, о котором на утро даже не останется воспоминаний. Так если это всё просто сон, нужно ли мне волноваться хоть о чём-то? Имеют ли все эти переживания, чувства и эмоции хоть какой-то смысл? Нет, конечно, нет. Я откинул их, как и откинул какой-либо смысл.

И в ту же секунду, Отец Бури отступил, и я оказался перед Ледяным Замком. Этой твердыней правил такой же прекрасный и холодный, как и она сама, Снежный Филин. Я преклонил колено перед древним созданием и рассказал ему о своей миссии. Он кивнул и сказал:

– Герой, я помогу тебе, но только если ты пройдёшь через Зеркальный Лабиринт.

Я молча согласился. Снежный Филин взмахнул своим крылом, и морозный ветер унёс меня в Зеркальный Лабиринт. Долго я пытался убежать от той твари, что смотрела на меня из зеркала. Но от монстров из отражения не сбежать, поэтому я бросился к ним в объятия. Монстр и я стали одним целым, как и должно, ибо нет чудища для меня более страшного, чем я сам.

– Ну что ж, – промолвил Снежный Филин, – герой, ты прошёл Зеркальный Лабиринт. Я помогу тебе добраться до твоей цели.

Могучая птица схватила меня в свои ледяные лапы и понесла наверх, к Вершине.

Мы почти что плыли в молочных облаках, словно рыба сквозь мутную воду. Вылетев из них, мы зависли в тёмном воздухе перед испещрённым трещинами массивом Горы. Снежный Филин оставил меня перед огромной пещерой. Улетая, волшебное создание предупредило меня:

– Знай, герой, здесь притаился Ползучий Хаос. Только сразившись с ним, тебе удастся добраться до вершины.

Я взглянул вглубь мрачной пещеры, и оттуда на меня взглянуло неописуемое хтоническое Божество, и запредельный космический Хаос зашептал в моей голове голосом Великих Древних! В ярости я выхватил свой Нарсил и бросился в отчаянную атаку. Из недр горы, обрушивая на меня бесконечный ливень камней, разрушая древние циклопические здания забытых народов, что жили здесь ещё до появления первого человека, вырвались гигантские щупальца Монстра. Я разрубал их одну за одной, мой волшебный клинок рассекал воздух быстрее молнии, но все мои потуги были бесполезны. На место одной отрубленной конечности вырастал десяток других. Я понял, что это бессмысленно, эта битва абсурдна. Я выкинул свой меч и прыгнул в огромную, как чёрная дыра, пасть монстра.

И так я попал на Вершину Горы. Над моей головой в небесах, стотысячекрылые серафимы пели в райском хоре. И Там, на сапфировом престоле восседал ОН, бросая на меня СВОЙ пламенный взор. Но я не взглянул на НЕГО. С Вершины предо мной, как на ладони, предстал весь мир. Я видел все его мечты, все его тайны, все его страхи. Оракул, что ждал меня на Вершине все эти годы, с самого рождения Вселенной, подошёл ко мне и сказал:

– Проснись.

Я лежал в луже какой-то мерзкой жижи. Я был в грязной, пропахшей нечистотами комнате. Бетонные стены, совершенно нагие, оставленные без какой-либо надежды даже на какое-то подобие обоев, покрывали пятна непонятно чего: то ли жира, то ли крови, то ли всего вместе. Вокруг вперемежку лежали шприцы, рваные матрасы, грязная одежда, недоеденная еда, какой-то непонятный мусор. В углу комнаты плакал какой-то парень. У стены на коленях сидел какой-то грязный мужик и смотрел на единственную картину здесь. Он постоянно бубнил:

– Это кто же тебя так? Это кто же тебя так? …

На картине был Сын Божий в красном, со спокойным безразличием обративший взор в небеса, отрешённый от окружающей его жестокости. Он как будто и не подозревал, что его сейчас казнят. Он как будто не знал, где сейчас находится эта картина. А может он всё знал, просто не хотел смотреть на это?

Здесь была и она. Её розовые волосы прилипли к лицу, штанов на ней не было, её глаза не смотрели на меня цветами радуги, они пялились на меня кислотной кашей. Она стала лизать моё лицо. Мне стало противно. Я оттолкнул это животное от себя, но она всё равно ко мне лезла. Я снял ремень и привязал её к батарее. Она начала плакать. И что я нашёл в этой тупой малолетке? Её плач меня достал. Я взял её за волосы и несколько раз приложил головой к батарее. Я немного испачкался, но зато она заткнулась.

Голова ужасно болела. Я, шатаясь, вышел из комнаты. В коридоре мне пришлось опереться на ручку какой-то двери. Не думая, я приоткрыл её. За дверью оказалась ванная. Она была до краёв наполнена какой-то чёрной жижей. В ней лежал мужик, с перерезанными венами. За ванной, на потемневшей стене кровью было написано: «Человек – это звучит гордо!» Меня вырвало от этой пошлости, и я побрёл дальше по коридору. Я прошёл мимо открытой двери. За ней какой-то мужик орал на большой кусок кровавого стонущего мяса, время от времени добавляя к своим словам удары молотком. Он на секунду отвлёкся от своего занятия и уставился на меня. В его взгляде отсутствовало что-либо человеческое. Мне стало страшно. Прежде чем мужик бросился на меня, я толкнул, стоящий рядом тяжёлый шкаф и тот, с ужасным грохотом рухнув, перегородил проход.