Витьке показалось, что он услышал в его голосе нотки паники. С берега совершенно спокойно отозвался Слава:

– Тебе что, помощь нужна?

– Пойди, позови кого-нибудь, придурок! – Заорал с плота Виталька. Вода все быстрее и быстрее заползала на плот то с одной, то с другой стороны, постепенно подбираясь к Виталькиным  ногам и стараясь нашарить его ступни.  Мальчишка заметался по плоту, стараясь избежать прикосновения Енисея и тщетно пытаясь нащупать шестом речное дно. – Меня сейчас течением унесет!

– Хорошо. – Так же спокойно ответил Слава, то ли соглашаясь сходить за подмогой, то ли принимая тот факт, что Витальку унесет течением.

Новая волна, навалилась на плот, притопила его и нехотя соскользнула с его поверхности, захлестнув Витальку до колен и почти столкнув его с деревянного островка.

– Нет, стой! – Снова прокричал мальчишка с плота. Он начал бояться, что этот псих с камешками уйдет и не вернется, в то время, как Енисей уносил плот все дальше от берега.

Славка только пожал плечами и пошел прочь от реки. Но Витька этого уже не видел, он убежал, потому что не хотел смотреть, как прозрачные руки слепо, торопливо и жадно подбирались то с одной, то с другой стороны, к ногам плохого мальчика с одной только целью – дотронуться, погладить, схватить и утащить в глубину, где очень-очень холодно, очень темно и очень одиноко.

Три дня он прометался в бреду, вскрикивая всякий раз, когда мама меняла ему компресс. Ему казалось, что это Енисей добрался до него и гладит по разгоряченному лбу своей холодной, мокрой рукой. Когда он выздоровел, Витальку уже успели найти и похоронить. Бабка Домна зашла к ним домой и сказала Витькиным родителям:

– Схоронили мальчишку. Поганец, конечно, был, но жалко все-таки – совсем дите.

Витька решил, что «схоронили» – значит «спрятали», зарыли поглубже, чтобы больше никто и никогда не видел его лица с выпученными глазами, а что оно именно такое, он не сомневался. За те ночи, что он метался в горячке, Виталька навещал его много раз.  А двух других мальчишек, которые бросали камни в собаку, он больше ни разу не видел.

То, что произошло с Виталькой, Витя называл про себя «несчастным случаем», так в те дни говорили взрослые. И эта мысль была спасительной когда по ночам ему вдруг начинало казаться, что река забрала к себе мальчишку не случайно, а потому, что так захотел Слава. И теперь, по прошествии стольких лет, он был готов задать Захарову прямой вопрос. Он проворочался всю ночь и задремал только под утро, проснулся с головной болью и еще полдня промаялся в квартире, собираясь с духом. Набравшись решимости, он спустился на второй этаж и с силой нажал на звонок.

Дверь ему открыла Ольга – рыжая, как ее мать, худая и высокая, как отец, в желтом домашнем сарафане и с всегдашней книжкой в руках. «Самый читающий ребенок в самой читающей стране» – как со вздохом говорила про нее Галка. Виктор попытался вспомнить, когда в последний раз сталкивался с ней во дворе, и не смог.

– Привет, дядь Вить. – Ольга шире распахнула дверь, приглашая его войти. – Мама на работе, а папа в магазин пошел. Заходите, я вам чаю налью.

На многое в жизни можно только надеяться: сбудется ли прогноз погоды, удастся ли разгрузить пришвартованную к причалу «морковку» точно в срок, но вот в чем можно было не сомневаться, так это в том, что каждый день после обеда, вернувшись из школы,  в квартире Захаровых Ольга предложит зашедшему гостю чашку чаю.

Ей было что-то около четырех лет, когда, вернувшись из детского сада, она спросила своего отца:

– Папа, почему со мной никто не играет? Я делюсь игрушками, мама сказала, чтобы я была хорошей.

Что он мог ответить? «Они бояться, что ты хлопнешь в ладоши, и у них повырастают хвосты»? Слава лучше других знал, что можно сколько угодно выводить «ячмени» и снимать головную боль, можно работать кем угодно, но при этом в реестре таинственной небесной канцелярии числиться «главным специалистом по одиночеству». Потому что, ни смотря ни на что, люди всегда будут бояться того, чего не понимают. Виктор допивал вторую чашку чаю, когда в дверном замке провернулся ключ. Ольга оторвалась от книжки и поспешила в коридор.

– А вот и папа! – Сказала она, обращаясь к Виктору, и глаза ее осветились ярким внутренним светом.

В этот миг Виктор позавидовал Славке, потому что очень сомневался, что при его появлении у сына, Мишки, лицо становиться таким же счастливым.

Славка выслушал своего друга молча. Он только прихлебывал чай и время от времени кивал, когда Виктор рассказывал, как плакала Ленка и как вся одежда и мебель в доме пропиталась запахом водянистой капусты, и какая поганая вообще стала жизнь. Монолог получился какой-то сбивчивый, путанный, и Виктор, споткнувшись на полуслове, замолчал.

– Я тоже тут живу, Вить. Знаю.

– И сети, Слава! Что ж это за люди такие? – Он стукнул ладонью по столу и снова замолчал.

Он надеялся, что Слава как-то поможет ему высказать эту мысль, что терзала его почти все ночь. Но Славка тоже молчал и отрешенно смотрел в окно.

– Плохо без рыбы, Слава.

– Может, тебе денег дать?

– Да на что я их потрачу?

– Это верно.

– Слава, помнишь, в то лето, когда мы познакомились, Виталька утонул?

Захаров отвернулся от окна, и посмотрел Виктору прямо в глаза.

– Конечно.

– Помоги, Слав.

Слава несколько секунд смотрел на Витьку и еле заметно кивнул. Разговор закончился, но уходить как-то вот так, сразу, было неловко. И Виктор сказал:

– Ольга у тебя совсем большая стала.

– Вот еще год проучится и уедет. Как я буду без нее? – Проговорил Слава с неожиданной тоской.  – Вышла бы что ли замуж, да осталась.

– Ты же не один останешься. – Сказал Виктор просто для того, чтобы что-нибудь сказать.

– Нет, Вить. Она одна меня любит, а всем остальным от меня что-то нужно.

Виктор вспыхнул и торопливо спросил:

– Хочешь, я на реку с тобой пойду?

Славка отрицательно покачал головой:

– Ты уверен, что хочешь это увидеть?

Виктор был совершенно уверен, что не хочет.  Он не хотел видеть, как при свете незаходящего летними ночами северного солнца Енисей поцелует лодку, в которой так уверенно расселись чужаки – двое сезонников в фуфайках и свитерах с высоким воротом. Никто не пытался узнать, кем они были на материке, но в том, кем они были здесь, сомнений не оставалось – ворами.  Витька не хотел думать, как река лизнет лодку своим холодным прозрачным языком, а потом волна начнет перебрасывать суденышко из стороны в сторону, как будто детские руки перебрасывают мяч. «Я просто играю, – скажет она, – разве вам не весело?». А потом Енисей закружит, захватит лодку водоворотом, уцепится своими ледяными, в барашках пены, пальцами за борта и утащит чужаков на дно.  Теперь у них будет сколько угодно рыбы. Если бы они захотели, то могли бы устраивать рыбный день ежедневно. Вот только едоки и главное блюдо поменялись местами – прежде, чем их нашли, рыбы пировали целую неделю.