Мэриэль вдоволь снарядила их продуктами, семенами и саженцами со своего буйно цветущего сада. Ингрэм сложил их в углу заднего двора таверны, чтобы после того, как они закончат с делами, сразу все забрать.

Сначала они отправились к дому Хорея, где Юки охотно согласилась подправить волосы Ороро. Дом у них был куда больше, светлее и опрятнее, чем неказистое жилище Ингрэма, и Ороро малодушно немного обиделся на него за то, что им приходится жить в таком убогом месте. Конечно, это было лучше, чем умирать от страха и голода одному в лесу (память об этом была еще слишком свежа во впечатлительном разуме), но Ороро, привыкшему жить в богатых поместьях и дворцах, по-прежнему порой казалось, будто все происходящее лишь дурной сон.

В воздухе вкусно пахло едой да какими-то благовониями. Приглядевшись в поисках источника запаха, Ороро заметил свечу, стоявшую на полке возле огромного жаркого очага – от нее курился легкий, едва видимый даже его тэйверскому взору дымок.

В кроватке в углу комнаты лежал настоящий человеческий младенец. Юки предложила Ороро подержать его на руках, но тот испугался – младенец был маленький, страшненький и издавал пугающие звуки.

После они с Ингрэмом пошли к двухэтажному белому дому с огромными окнами и зелеными ставнями. Изнутри стены дома были расписаны красивыми узорами листьев и цветов. У входа их никто не встретил – не было здесь ни стражи, ни сопровождающего. Ороро удивленно семенил за Ингрэмом. Длинный коридор расходился многочисленными дверьми в обе стороны. Ингрэм уверенно шел к той, что располагалась напротив входа. Комната была светлой и заставленной шкафами с книгами. Там их встретили несколько стариков, среди которых был и Хорей. Увидев их, он благодушно кивнул Ороро, а Ингрэму пожал руку. Обряженный, как и другие старики, в белую одежду с изумрудными нашивками, он выглядел почтенным и благородным человеком. Ороро подумал, что это, должно быть, и есть человеческие старейшины. Ингрэм шагнул к самому старому на вид мужчине и негромко что-то сказал. Ороро напряг слух и услышал: «мой первый сын», «мать его умерла», «пока будет жить со мной». Старик кивнул. Ингрэм повторил сказанное сидевшему в углу за писчим столом, уставленном книгами, человечку, тот быстро раскрыл нужную книгу и накарябал что-то в ней. Старик сухо кивнул еще раз, и Ингрэм, пробормотав слова прощания, поспешил к выходу, подталкивая Ороро перед собой.

Он казался задумчивым и, ничего не говоря, вел Ороро к улице, где продавали разные вещицы. Купил по дороге у торговки палочку с насаженными на нее кусочками мяса и протянул Ороро. Ороро растерялся – подобной еды он прежде не ел. Это было как обычное жареное мясо, только благодаря каким-то травам невыразимо вкусное. Увлекшись, Ороро даже погрыз немного впитавшую вкус палочку.

– Ваша деревенька интереснее, чем я думал, – признал он и с сожалением расстался с палочкой. – Когда мы уже пойдем искать Дверь?

– Как только закончим здесь все дела. Нам нужно еще кое-куда заглянуть.

Они зашли в несколько лавок. В первой купили для Ороро одежду, подходящую по размеру, в следующей – специи, еще в одной – какой-то флакон. Там было много этих флаконов, вся лавка пропиталась разнообразными запахами, многие из которых Ороро не смог опознать. В другой лавке Ингрэм долго о чем-то разговаривал с бывшими там людьми и взял несколько бумажных вестников. Наконец, сделав круг, они вернулись в таверну. Мэриэль их не заметила – обслуживала других посетителей. Ингрэм преспокойно прошел за стойку, налил себе пиво, а Ороро – его первый в жизни компот, нарезал хлеба и ветчины. Когда Мэриэль подошла к ним и с суровым видом подбоченилась, они уже закончили с едой. Ингрэм протянул ей тот самый вкусно пахнущий флакон и несколько монет.

– Мы уже уходим, – сказал он. – Был рад повидаться.

Мэриэль вздохнула, покачала головой.

– Вам бы в деревню жить перебраться. Ты-то ладно, привык. Сына твоего жалко, общаться ему нужно со сверстниками. Совсем он у тебя одичает. Будете потом, как два волка, неприкаянные по лесу бегать.

– Не ворчи, а налей лучше мне своего доброго вина в дорогу.

Брюзжа, Мэриэль наполнила фляжку напитком, и они, изрядно нагруженные покупками, отправились, наконец, назад, в лес.

Там Ороро с облегчением снял кольцо. Отдача была намного сильнее, чем в прошлый раз, но и под оборотом он находился дольше. Его замутило, колени подогнулись. Он упал на четвереньки, едва не шмякнувшись лицом о землю. Его вырвало. Сил не осталось ни капельки. Сестра предупреждала об этом, она же и научила на слуге-человеке вытягивать его темные эмоции – быстро восполнять силы. Но то было легко делать, когда человек спал, когда же бодрствовал – очень сложно из-за естественных щитов его разума. Разве что взять разум под контроль (чего Ороро еще не умел), либо приказать расслабиться и не препятствовать. Кошмары Ингрэма были питательными, но до ночи еще далеко, а сам Ингрэм ясно дал понять, что не будет ему прислуживать, и Ороро ничего не оставалось, кроме как с упоением страдать, втягивая носом сопли и сглатывая, чтобы облегчить боль в обожжённом изнутри горле. Он с сожалением посмотрел на кусок полупереваренного мяса, лежавший в неприглядной лужице.

– Сделаем как-нибудь такие же? – едва не откусив непослушный горький язык, спросил он.

Странно посмотрев на него, Ингрэм заставил Ороро выпить воду и съесть какую-то пряную траву. После Ороро распластался на земле. Он вспотел, устал, запачканная гадостью одежда воняла. Ему не хотелось шевелиться, и вообще ничего не хотелось. Хотя нет – хотелось поплакать. От этого становилось немножечко легче. Ингрэм тем временем переложил покупки так, чтобы они занимали обе руки, и предложил Ороро взобраться ему на спину. Ороро опомнился. Он и так ревел чуть ли не каждый день. Пора было вспомнить, что он – тэйвер, представитель самого могущественного народа. Ороро заставил себя встать – Ингрэм и без него был нагружен всякой всячиной, да и не хотелось выглядеть перед ним таким жалким.

– Идем уже, – пробормотал он. – В порядке я.

Ингрэм испытующе на него посмотрел и вдруг предложил:

– Попробуй сделать ту штуку. – Он отложил покупки, опустился на колени и поманил кивком. – Давай, как ты обычно это делаешь с моими ночными кошмарами. Это ведь помогает тебе восполнить силы?

– Да, – растерялся Ороро и подозрительно прищурился. – Но почему ты вдруг решил предложить?

– Ты плохо выглядишь, – ответил Ингрэм. – Не хватало еще, чтобы заболел от магического истощения. Я же совсем не знаю, как и чем тебя, тэйвера и мага, потом лечить. Как бы еще больше потом не пришлось с тобой возиться.

С трудом веря в такое щедрое предложение, Ороро подошел к нему степенно и с достоинством, чтоб не показать своей радости. Возложил задрожавшие от предвкушения ладони на голову Ингрэма и уставился в его глаза. Они были зеленые в коричневую крапинку. У Мэриэль были карие, как у Юки, а у Хорея синие, и у Анн. У людей вообще были странные глаза – разного цвета. Ороро помнил по урокам культуры шэйеров, что те думают, будто бы в людишек перерождаются существа из других народов. Черные и карие глаза человека означали, что в прошлой жизни он был тэйвером или шэйером. Зеленые – уркасом, серые и синие – ниргеном.

Глупости, решил Ороро. Ну какой из Ингрэма уркас? Ничуточки он не похож на этих мохнатых кривляк.

Сосредоточиться не получалось, никакие эмоции не ловились. Ороро вообще ничего не ощущал, хотя обычно в спящем Ингрэме бурлили кошмары, поймать и слопать которые мог бы даже новорожденный. То ли дело было вчера, когда Ингрэма уязвили слова Хорея – даже не прикасаясь к нему, Ороро чувствовал исходящие от него гнев и боль.

Сестра рассказывала, что сильные эмоции ловить проще, значит, если разозлить или расстроить Ингрэма, дело пойдет быстрее.

Ороро призадумался, вспоминая вчерашнее, из-за чего Ингрэм ощутил темноту.

– А что Хорей говорил о твоем брате? – спросил он. – И что ты кого-то бросил?

– Это не твое дело, – резко ответил Ингрэм.