Юна приблизилась к ней и на ушко прошептала все то, что слышала за несколько недель в школе. Хоть в парке кроме них никого не было, эти слова невозможно произносить громко. От них сразу становилось вязко, будто в душу сливают грязь, и ты утопаешь в словах, как в болоте. Юна подняла веточку и стала ей водить по пыльной дорожке, вырисовывая что-то абстрактное. Говорить не хотелось. Слова и правда нечеловеческие, и выдержать их без слез было чертовски сложно. Аня не понимала, почему все это случилось с ней. Она не виновата, что родилась такой: неумной, некрасивой, неталантливой, необщительной.

– Ты меня считаешь странной?

Не отрываясь от занятия, Юна отрицательно покачала головой.

– А почему тогда все меня считают такой?

– Может быть, потому что ты просто другая?

– Просто другая? Это как?

– Ну, – Юна задумалась, ища нужное слово, – не знаю, просто другая. У этого слова нет аналогов. Другая – это не плохо и не хорошо. Другая – это другая.

– Стало намного понятней, – съязвила Аня.

– Я тоже другая.

– Но ты красивая, умная и смелая, ты совсем другая!

– Забавно, что ты так говоришь обо мне, когда сама на самом деле такая же.

Юна закончила рисовать, и Аня увидела самолет, облака, звезды и планеты на грязной земле бескрайнего космического пространства. Как интересно заглянуть на секунду в мир Юны и увидеть, о чем она думает и как выражает свои мысли.

– Я не знаю, какая я на самом деле, – сказала правду Аня, – я с детства только и слышу, что от меня одни проблемы, что я все ломаю, что мне нельзя ничего дать в руки, что я необучаемая, глупая, неусидчивая и лучше бы не рождалась. Мама до сих пор не может простить мне то, в чем я не виновата, например, развод, которого я даже не помню. Ни развод, ни отца. Вся ненависть мира передалась мне по наследству, так как я почти полная его копия.

– А давно они развелись?

– Очень. Я не помню папу, лишь только несколько ранних моментов, вроде объятий и какого-то невероятного чувства, которого нет от мамы. Я вообще очень плохо помню детство, все воспоминания совсем свежие. В доме даже нет фотографий, мать все выкинула, а из совместных с папой не поленилась его вырезать.

– Грустно.

– Да. В общем, с приходом в семью отчима все изменилось. Мама кое-как свыклась с тем, какая я, и перестала что-либо делать. Мы будто договорились жить так, что я существую тихо и не привлекаю к себе внимания, а они живут своей жизнью.

– Если называть человека глупым, то со временем он таким и станет, слышала про такое?

Аня покачала головой, откуда ей это было знать.

– Но все же каждый человек заслуживает получить второй шанс. Иногда даже и третий, если хорошо попросит. Согласна? – спросила Юна.

– Я бы очень хотела получить второй шанс.

– А что бы ты сделала? Что изменила бы?

Аня ненадолго задумалась о вопросе. Наверное, она бы попыталась исправить отношения с мамой, нашла отца и постаралась жить обычной жизнью. Может быть еще что-то случится хорошее в ее идеальной жизни второго шанса, но пока это то, что на самом деле желает маленькая девочка.

Делиться рассуждениями о придуманном не хотелось, это слишком личное, да и был страх, что Юна может не понять всего этого. Сменили тему.

– Куда ты будешь поступать? – вновь спросила Юна.

– Никуда. Меня никуда не возьмут с моими оценками.

– А куда бы ты хотела? Кем бы хотела стать?

Аня откинулась на скамейку и заложила руки за голову. По небу тихо перекатывались облака, и вдалеке виднелся слабый след самолета. В детстве она так часто смотрела вверх, пытаясь угадать фигуры в пушистых созданиях, но каждый раз разочаровывалась: слишком быстро уплывали силуэты, невозможно с ними играть постоянно.

– Когда-то я мечтала стать стюардессой, чтобы много путешествовать, но этой мечте не суждено сбыться.

– Почему?

– Я не люблю людей. Они злые, и у меня не получается с ними общаться. Если я на земле не могу это сделать, то в воздухе тем более не получится.

– Тогда тебе надо стать кем-то особенным, чтобы все тобой восхищались и хотели дружить. Знаешь, как говорят, если не можешь победить толпу – возглавь ее.

Аня задумалась о том, какая жизнь у нее могла бы быть. Наверно такая, какая была у Юны, а может, даже лучше.

– Я хочу с тобой дружить, Аня, – вдруг став серьезной, произнесла Юна.

– Ты чего! Если ты будешь со мной дружить, с тобой больше никто не будет общаться!

– Ну и что. Мне неинтересны эти тупые роботы, мне интересна ты. Ты классная! – Юна накрутила на палец волосы в хвосте, отчего рука стала розовой, словно испачканной в краске.

На предложение нужно незамедлительно соглашаться, ведь это такая приятная неожиданность: обрести понимающую подругу, лучшую и самую необычную из всех, кого она знала. Рядом с Юной время замирало, и его не хотелось торопить. Подруги ушли из парка после заката и договорились быть на связи каждый день.

Аня не хотела говорить родителям о том, что случилось, но они уже все могли знать, если девочки пожаловались директору. А та непременно должна была позвонить и пригласить взрослых в школу, но дома не было ничего необычного. Открыв дверь, девочка попала в привычный мир с узорчатыми обоями, звуками готовки на кухне и шумом телевизора в спальне. Никто не обратил на нее внимания, не выскочил с криками. Значит, звонка не было. Аня выдохнула, сняла ботинки и пошла в ванную мыть руки.

– Ты опоздала! – крикнула мать из кухни.

– Гуляла, – вырвалось у Ани.

– С кем это ты можешь гулять? Иди-ка сюда!

Аня выключила воду, стряхнула руки и вытерла их своим полотенцем. У каждого в семье висело собственное: синее с мотоциклом – отчима, желтое с цветами – мамино и простое белое – Анино. Она любила простоту и не любила яркие краски. В ее идеальном доме все было бы только в двух оттенках: черного и белого.

Ремонт на кухне не делали никогда и жили, ничего из существенного не меняя. Из несущественного – покупали мебель в детскую да вкручивали новые лампочки. Обои в Аниной комнате до сих пор были с зайчиками и белочками, хотя девочка давно выросла. Всех это устраивало, кроме Ани. Ей хотелось все снести, выкинуть, перекрасить, переделать.

Когда родители были вместе, мама все время уделяла отцу и с ним куда-то ездила, оставляя маленькую Аню одну с красками и листами бумаги. Она этого не помнила, но рисование с тех пор было неким способом справиться со стрессом. Зато все помнила мама, как и след о разводе в виде оторванного куска обоев в прихожей – отец хотел их забрать с собой на память. Долго этот кусок так и болтался у всех на виду, а потом мама скрыла его под картиной, которую раньше прятала за комодом. Проходя сегодня мимо этого места, Аня снова вспомнила тот дом. «Как и в жизни», – думала она. Как и в жизни, люди пытаются заделать такие трещины, но их все равно видно.

Мама жарила котлеты в большой сковороде с цветочками, а потом перекладывала их в тарелки с отколотыми краями, тоже в цветочек. Аня налила чай в кружку из советского сервиза. Родители хотели увезти его на дачу, а она случайно разбила одну, и везти неполный комплект уже не было смысла, поэтому хороший набор поехал на дачу, а поломанный остался тут. Как напоминание о том, что Аня такая же.

– Рассказывай, – мать поставила на стол тарелку с котлетами и взяла себе одну.

– Это Юна, она новенькая, – Аня взяла руками котлету и запихнула ее целиком в рот.

– Юна? Какое дебильное имя. Нам не говорили на собрании о том, что будет новенькая.

– Нормальное имя, – с набитым ртом возразила девочка.

– Сначала ешь, потом говори!

Мама часто говорила это, и Аня не понимала, что ей делать: она же сама спрашивает и видит, что дочь ест. Казалось, будто специально просит ее сделать что-то не так, чтобы потом указать на ошибку и поправить. Именно из-за таких фраз Аня не любила разговаривать с ней, старалась сводить общение к минимуму и не пересекаться в общих зонах вроде коридора или кухни, но удавалось не всегда.