Услышав голос Шкета, он остановился и невидящим взглядом уставился на репродукцию картины Васнецова «Три богатыря», расположившуюся над угловым диваном.

«Три богатыря, – подумал он. – Интересно, кто я из них? Наверное, Илья Муромец… Шкет – Алеша Попович, это понятно, ну и Добрыня – Леня Архангельский, тут к бабке не ходи». Он улыбнулся собственным мыслям. Странно, что делает время с людьми и их отношениями. Вчерашние закадычные друзья становятся непримиримыми, злейшими врагами, а враги – друзьями, товарищами. Все это происходит так естественно, будто подобное положение вещей заложено в самой природе. Потому‑то, подумал он, случаи длительной, ничем не омраченной дружбы, пронесенной сквозь года и неурядицы, так редки и воспринимаются, скорее, как нонсенс.

Но герои‑то на картине – мифические, не настоящие, – вспомнил Виктор урок Галины Самуиловны. Бессменная классная руководительница, учительница русского языка и литературы любила растолковывать им, балбесам, тайные смыслы различных литературных произведений и картин, а после они всем классом устраивали жаркие споры и обсуждения.

При этом половина класса пыталась опровергнуть учительницу, а вторая наоборот – поддержать.

Он вспомнил, что на самом деле Илью Муромца, точнее, прототипа его персонажа на картине звали смешным именем Чоботок – когда Галина Самуиловна рассказала про это, класс взвился от смеха. Никому не хотелось быть Чоботком, зато многие хотели быть Муромцами. Потрясло то, что, по словам учительницы и жили все эти богатыри в разное время – когда Илье Муромцу было столько лет, каким он изображен на картине, Добрыня был уже глубоким стариком, а Алеша Попович – мальчиком.

Виктор всегда оказывался по разные стороны со Шкетом и Леней – хотя этих двоих никак нельзя было назвать одного поля ягодой: один – типичный хулиган с довольно низким рвением к учебе, едва балансирующий на грани вылета из школы, второй же – почти гений, лучший ученик, едкий и циничный, смотрящий на всех окружающих свысока. Он даже учителей ни во что не ставил, считая их неудачниками, застрявшими в самом низу социальной лестницы.

«Жизнь – хороший учитель и великий уравнитель», – подумал Виктор, прежде чем опуститься на табуретку перед репродукций.

– Ну… – протянул он, всматриваясь в обветренное лицо Шкета и пытаясь угадать, к чему тот клонит. Судя по всему, ничего хорошего ожидать не приходилось.

Что может быть? – думал он. Она беременна? Пьет, курит? Наркоманка? – что же в этом страшного? Ничего особенного, по нынешним меркам – все они уже давно взрослые люди и пора расстаться со многими детскими иллюзиями.

– Эх, Лена, Лена… ты ведь тоже ее любил… – сказал вдруг Виктор, глядя Шкету в глаза.

Тот было открыл рот, чтобы сообщить известие, но так и застыл, подобно засохшей рыбе на ниточке – рот буквой «О», вытаращенные, удивленные глаза…

Поймал с поличным, – подумал Виктор. Хотя какая это новость? Ни для кого не было особым секретом и только они сами, школьники, почему‑то верили, что никто ничего не знает об их отношениях и любовных переживаниях.

– …д‑да, – сказал Шкет, – да, – он снова выпил и рюмка клацнула о сломанные передние зубы. – Но куда мне до тебя. Она говорила только о тебе. И никакие колодцы, никакие угрозы не действовали. Ни на тебя, ни…

Виктор вскинул голову.

– Вы и ее прессовали?

Шкет виновато пожал плечами.

– Я сходил с ума. Ты должен меня понять. Я делал…

– Ничего я тебе не должен, – отрезал Виктор. – Но я тебя понимаю.

Он действительно понимал бывшего одноклассника. Находясь рядом с Леной, невозможно было ее не любить. Невозможно было не желать быть рядом с нею, мечтать оказаться за одной партой, помочь донести портфель, угостить «Корзиночкой»…

– Мы немного припугнули ее, но это…

Виктор сжал кулаки. Он был совершенно трезв, но в этот момент ему вдруг захотелось врезать Шкету – как тогда, возле колодца, прямой правой прямо в глаз. Выместить всю злость, боль и обиду – даже не по отношению к себе, а из‑за нее. Она‑то тут причем?

Виктор сделал глубокий вдох, потом еще один. Кулаки его разжались. Суровый Илья Муромец, кажется, даже подмигнул с картины, мол, кулаки – хорошо, но выдержка и мудрость – куда более действенное средство.

Напрягшийся Шкет, судя по лицу, ожидал не только словесного выпада, но и более суровых мер – все же Виктор после отсидки приобрел чуть более серьезный авторитет, нежели тот, что дает школьный аттестат с хорошими оценками. Авторитет, признаваемый как раз в той среде, в которой вращался Шкет и, с какого‑то времени – Леня Архангельский. Хотя, как он тут вообще оказался, рядом со школьным хулиганьем – еще предстояло выяснить.

– В общем… – после того, как состоялся суд над тобой, я хотел подойти к ней и извиниться за все… Знаешь, просто я видел, как она переживала за тебя и… когда тебе впаяли…

– Говори уже быстрее, – нетерпеливо произнес Леня и отвернулся к окну.

– Она… пропала сразу после суда. Как сквозь землю провалилась.

– А та… девчонка, что я видел? Вернее, женщина…

– Не знаю, про кого ты говоришь. Но ведь Ленка никогда не была толстая. Есть одна тут на районе, смутно похожа на нее, но это не она. Кажется, она с Борей постоянно ошивается. Боря этот металл со всей округи тащит и сдает его. Похожа, но это не она.

Виктор покачал головой.

Несмотря на неприятное известие, ему стало как‑то легче, свободнее. Он даже почувствовал странную благодарность к этим двум алкоголикам.

– Я слышал от одной из ее подруг, что она вроде ушла в монастырь. Навсегда. Хотя нельзя сказать, что у нее были близкие подруги. Скорее – завистницы, которые наверняка обрадовались, что у нее все так вышло с Витей. А потом она вообще пропала с района.

– Получается, все эти годы… вы ее больше не видели?

Виктор вспомнил, будто это была вчера, как она пришла на суд и сидела в самом заднем ряду – тихая и неприметная, а когда судья зачитал приговор, он увидел, как маленькая слезинка скатилась по ее щеке.

Она хотела подойти к нему, но не успела – его быстро вывели из клетки в другое помещение. Виктор успел бросить лишь прощальный взгляд и прошептать: «Я тебя люблю». Больше они не виделись.

– Никто ее не видел. Ходили слухи, что она покончила самоубийством, но у меня есть знакомый в органах, я попросил пробить по базе. Она жива, – сказал Леня.

– В Одноклассниках на ее странице иногда показывает, что человек был совсем недавно, но сама страница пустая. Там ничего нет, – добавил Шкет. – Я пытался ей написать, спросить, где она, но мои сообщения даже никто не просматривал. Странно… попробуй, возможно, она тебе ответит, – Шкет посмотрел на Виктора.

– Если кому и ответит, то только ему, – поддержал друга Леня.

Виктор пожал плечами.

– Не слишком я доверяю этим вашим одноклассникам, или как там это называется…

– Давай покажу. Есть у тебя телефон? – Шкет протянул руку и Виктор, чуть помедлив, дал ему свой аппарат.

– Так, смотри, чтобы потом не говорил, что я тут наделал делов. Ой, – вдруг сказал Шкет, – да у тебя даже Одноклассники не установлены. Ладно, это быстро.

Он установил приложение, создал учетную запись, сфотографировал Виктора на фоне картины с богатырями и создал аватар. Потом заполнил профиль, нашел школу, год выпуска и класс.

– Готово! – объявил он. – Смотри, вот весь наш класс… точнее, все кто зарегистрировался. Сам решай, кому писать, а кому нет. Я добавил нас с Леней тебе в друзья. А вот Ленкин профиль. – Он повернул телефон экраном к Виктору и тот увидел пустую страницу без фотографии и какого‑либо описания.

Под пустой рамкой, где должно было быть ее фото, было написано:

«Лена Евстигнеева».

И все.

– Откуда ты знаешь, что это ее страница? – недоверчиво спросил Виктор. – Любой может сделать такую.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.