Я не горжусь тем, что я русский. А чем здесь гордиться? Для меня правительство ничего не сделало, бросило нас на произвол. Если б спросили меня, хочу ли я быть русским, я бы ответил: "нет". Хотел бы быть любой другой национальности, жить в любой другой стране. Стыдно за своих сограждан.
Гордиться в нашей истории есть чем: наши ракеты первыми полетели в космос, можем гордиться Сахаровым, он мне всегда нравился, даже когда над ним смеялись, микрофон отключали. Петром I - он все-таки наш флот поднял. Еще был человек, служивший для меня авторитетом, Владимир Высоцкий, я с самого детства его песни слушал.
Людмила Михайловна, техник-архитектор. Приехала из Киргизии в 1993 году.
- Все начали уезжать с 90-го года. Открытой войны не было, но могли в лицо сказать: "Уезжайте отсюда". Не было никаких перспектив с работой. Мы уехали из-за детей, о них просто вытирали ноги, унижали их только за то, что они русские. Мы прежде всего заботились об их будущем.
Приезжих здесь берут на самую низкооплачиваемую работу, не учитывают их образования. Мы здесь никто, поэтому в отношениях местные всегда держат с нами дистанцию. Совсем другой склад жизни. Там мы жили в районном центре - большом селе. Здесь маленькая деревня, все на виду, приходится контролировать свое поведение, если не хочешь конфликтовать. Это достаточно тяжело, я теперь стала более скрытной. Сразу очень бросилось в глаза: никакого уважения к родителям. Можно обращаться к старшим на "ты", сын даже может мать "послать". Теперь даже мои дети стали со мной по-другому разговаривать.
В Киргизии мы жили, теперь у нас другая цель - нам надо выжить. Там у меня был небольшой огородик возле дома, так, для собственного удовольствия. Мы в основном на производстве работали, с землей не сталкивались. Тут приходилось все начинать заново. Кто-то и советом помогал, люди хорошие везде есть.
Своими кушаньями я угощала соседей и знакомых, но им ничего не понравилось. Сама продолжаю делать манты, лапшу, люблю острую еду. У местных мы переняли только картошку и, может быть, винегрет.
Здесь говорят не по-русски, нас сразу отличают по говору. Мы говорим, как нас в школе учили, здесь везде ставят неправильные ударения, говорят вместо арбуза и тыквы одно слово "гарбуз". Дети начинают так говорить, а что от них можно ожидать, если учитель русского языка заставляет неправильно ставить ударения, иногда доходит до скандала. Здесь мат на мате. У нас неприлично было на улице материться, здесь все равно. Здесь тебя понимают, только если ты матом "пошлешь".
У нас была традиция - на похороны только определенные, скромные блюда. Здесь на похороны столы накрывают не хуже, чем на свадьбу, много выпивки, иногда даже запевают. Там у нас в селе была церковь, много верующих. Я, бывало, ходила исповедоваться, детей водила. Здесь церковь только в Дмитровске. Иногда бывает желание сходить, но слишком далеко идти, возможности нет. А поплакаться кому-нибудь хочется.
Русские характером погрубее, пожестче. Азиаты мягче, не могут так легко обидеть, скорее сдержатся, чем что-то обидное скажут. Когда я жила в Киргизии, гордилась, что я русская. Думала, у меня есть родина, есть куда поехать. Сейчас все чувства притупились, уже ни о чем не думаю. Одна цель: самим выжить и детей на ноги поднять.
За русских обидно: великий народ, люди вроде неглупые, сколько различных подвигов совершили, а так плохо живем, как будто не заслужили хорошую жизнь.
Ирина Степановна, образование высшее. Приехала из Азербайджана в 1990 году.
- Я думала, что Россия - это мой дом, потому что я русская. Нас там считали за второй сорт. Когда уезжали, они вывешивали плакаты: "Не уезжайте, нам нужны белые рабы!".
Выбирали мы место очень поспешно. Ребята с нашего предприятия поехали сюда, им предоставили жилье. В итоге здесь несколько наших семей.
В себе пришлось буквально все поменять, здесь надо жить их жизнью, надо размышлять и мыслить их понятиями, иначе они меня не понимают.
Местные здесь двуличные, все тебе в лицо улыбаются, а за глаза про тебя такое скажут... В России - нет, не скажу про Россию, скажу про эту деревню - здесь полно алкоголиков, а рабочих рук мало. И вот пьяница запросто может не выйти на работу, и председатель не может его уволить. А мы люди, приспособленные к труду, мы работаем, мы их ущемили во многом. В них перестали так остро нуждаться, их стали выгонять, вот они и начали нам высказывать, и пошли конфликты. Сейчас уже нормально, я смогу ответить. Мы не обосабливаемся, находим контакты.
Наши дети уважительнее относятся к своим родителям. У нас, у переселенцев, никогда нет такого, чтобы ребенок пил за одним столом с матерью и отцом.
Там мы много всего готовили, а сейчас уже почти нет. Во-первых, нет таких продуктов, допустим, долму я не приготовлю, потому что нет виноградных листьев. Шашлык я толком не приготовлю, потому что я привыкла его делать из молодого барана, а здесь шашлык свиной. Кухня здесь очень скудная, однообразная.
Там ничего экзотического мы не носили, даже азербайджанцы одевались, как русские. Местные безвкусно одеваются, я сразу отличаю по одежде переселенца. В доме у нас все более прибрано.
У нас сам тембр речи разный, мы говорим мягче, они говорят грубее. У них тут местный диалект. Матом здесь все ругаются, у нас не бывает так, что муж при жене заматерится, это не положено. А сейчас мы все материмся одинаково, потому что поняли: если мы не будем материться, они нас съедят, это самооборона.
Очень тяжело было привыкнуть к грязи, даже страшно вспоминать. Да даже если взять Ливны, это ж не город, а свинарник. Добивает нас резина, мы там не носили резиновую обувь.
Здесь я местные праздники не отмечаю. Если все отмечать, то вообще только гулять нужно. Все напиваются. А мы вообще мало пьем. У нас ни один человек не будет валяться в канаве.
Мы более живые люди, они более ограниченные, у них узкий кругозор. Мы их много чему научили, мы на них очень сильно повлияли. У них и культура стала развиваться, и кухня стала разнообразнее. Еще мы привыкли, когда кто-то умирает, собирать деньги, независимо, богатый он или небогатый, показываем уважение, а у них этого не было. И мы их приучили, они теперь сами ходят собирают.
