И все же пустой горизонт манит, горькое искушение насмехается надо мной своей открытой свободой. Это ложь, которая окутает меня своим холодом и разобьет мое хрупкое тело, как лед.

Сжав челюсти, я поворачиваюсь и ухожу, возвращаясь в лагерь. Солдатам быстро удалось его разбить. Ничего особенного, лишь палатки из грубой кожи, расставленные через несколько метров друг от друга, да усеивающие пространство костры, но даже так армия короля Рота будто не уворачивается от холода, будто не сдается под натиском суровой стихии.

Приблизившись к первым палаткам, я с опаской озираюсь, высматривая командира или кого-нибудь из его солдат, кто может выскользнуть из тени и попытаться причинить мне боль или силой увести в мой тент.

Но никто не появляется.

Я ни на миг не доверяю этой фальшивой свободе.

В полном одиночестве я блуждаю по территории, держа ухо востро. Наложниц или стражников Мидаса не видать, но разглядеть что-либо довольно сложно из-за большой численности армии.

Я устала и изнываю от боли, но заставляю себя еще немножко побродить, воспользоваться этими минутами наедине, потому что, вполне вероятно, такой возможности больше не представится.

Там, на пиратском судне, капитану Фейну направили почтового ястреба, предупреждая о готовящемся прибытии командира Рипа. А это значит, что у командира как минимум один ястреб, если не больше. Мне нужно их найти.

Идя мимо палаток и сгрудившихся вокруг костров, принимающих пищу солдат, я храню молчание, держу голову опущенной, но все подмечаю и выискиваю. Ленты волочатся по снегу, оставляя за собой легкие как перышко следы.

От запаха еды голодный желудок недовольно урчит, но я не могу подчиниться голоду или оставшемуся без сил телу. Не сейчас.

Вряд ли ястребов держат в палатке, поэтому туда я не захожу. Если бы мне пришлось гадать, то я бы предположила, что животных перевозят в крытых повозках. Их-то я и ищу, хотя и пытаюсь делать вид, будто просто бесцельно прогуливаюсь. Это не трудно, учитывая, что у меня действительно нет цели и я не знаю, куда идти.

Вокруг меня слышны армейские звуки. Солдаты болтают, костры горят, лошади ржут. Я подпрыгиваю от каждого грубоватого смешка или искры потрескивающих влажных бревен, предполагая, что в любой момент меня кто-то схватит.

Пока я иду, солдаты наблюдают за мной. Я по-прежнему напряжена, но они только бросают в мою сторону подозрительные взгляды, а приближаться – не приближаются. Это неожиданно, приводит в замешательство, и я не знаю, что и думать.

Это игра такая у командира Рипа?

Когда мои сапоги промокают от ходьбы по слякоти и я начинаю дрожать от холода, то замечаю напротив, на окраине лагеря, несколько деревянных повозок, накрытых кожаной тканью.

Внутри все переворачивается, и мне хочется поскорее туда подойти, но я не осмеливаюсь. Не осмеливаюсь поторопиться.

Наоборот, я хожу по кругу, стараясь идти не спеша на подкашивающихся ногах, пытаюсь казаться робкой, а смотреть рассеянно.

Стараясь не вызвать подозрений, я иду к повозкам, и мне помогает спрятаться в тени кромешная темнота.

В тридцати футах горит костер, но вокруг него собралось всего четверо мужчин. Они увлечены беседой, вот только мне не слышно, о чем они говорят.

Я осторожно бреду вдоль повозок, заглядываю под кожаную ткань, пытаюсь действовать быстро, потому как не хочу оказаться пойманной.

Первые четыре повозки не накрыты, они пустые и от них пахнет кожей. Наверное, тут хранились палатки. Несколько следующих забиты тюками сена и бочонками с овсом для лошадей, а дальше я раз за разом натыкаюсь на повозки с провиантом для солдат.

Надежды уже почти и не осталось.

Приблизившись к последней, я вижу вольер квадратной формы. Это вольер для животных?

Прячусь за ним и молюсь всевышним Богам, чтобы чутье меня не подвело. Сделав глубокий вдох, оглядываюсь по сторонам, а потом откидываю ткань, но стоит мне это сделать, как всяческая надежда валится прямиком к промокшим сапогам. Никакого вольера. Всего лишь повозка, наполненная плотно сложенными мехами.

Я поверженно смотрю на нее, однако все же пытаюсь сдерживать эмоции. Я понимаю, что жутко измотана и морально истощена, но от такой неудачи плечи мои поникают, а глаза начинает пощипывать от страха.

Где же они, черт возьми? Если не удастся предупредить Мидаса…

– Потерялась?

Услышав голос, я подскакиваю и, опустив ткань, оборачиваюсь. Поднимаю глаза выше и выше, и выше и вижу возвышающегося надо мной огромного мужчину.

Я тут же его узнаю, уже хотя бы по одной массивности его тела. Там, на пиратском судне, Рипа сопровождали два солдата, и, хотя тогда они были в шлемах, я знаю, что этот огромный мужчина был одним из них – он-то и увел меня и Риссу с корабля.

Сейчас, когда он без шлема и доспехов, я вижу его круглое лицо. Нижняя губа проколота коротким, скрученным куском дерева, имеющим сходство с символом Четвертого королевства – искривленным деревом. Крепкие бицепсы обхватывают ремешки из коричневой кожи, а остальные части тела затянуты в черную.

Он отчего-то кажется еще больше, на целых три головы выше меня: ноги шириной со ствол дерева и кулаки размером с мое лицо.

Прекрасно. Обнаружить меня должен был именно этот огромный ублюдок?

Если откровенно, не знаю, чем я так сильно разгневала богинь.

Я поднимаю голову, глядя на дикаря с каштановыми волосами, и внезапно радуюсь тому, что уже посетила отхожее место, поскольку этот мужчина имеет такой устрашающий вид, что любой бы наделал в замерзшие штаны.

Я прочищаю горло.

– Нет.

Он приподнимает густую бровь, в карих глазах видны недовольство и подозрение, длинные волосы висят вокруг лица и от шлема примяты на макушке.

– Нет? Тогда что ты здесь делаешь? Чего так далеко забрела от своей палатки?

Ему известно, где моя палатка? Настораживает…

Я поворачиваюсь и, стащив из стоящей за спиной повозки мех, накидываю его на плечи.

– Я замерзла.

Он бросает на меня взгляд, говорящий, что не верит ни одному моему слову.

– Замерзла? Тогда, возможно, золотому питомцу Мидаса пора удалиться в свою палатку.

Я плотнее закутываюсь в гладкий черный мех. Таких мужчин я знавала, они обычные хамы. Еще не хватало, чтобы он вытирал о меня ноги и сделал своей легкой добычей.

Я вскидываю подбородок.

– А мне нельзя даже пройтись? Меня будут удерживать здесь против воли? – провоцирую его я, потому что точно того же жду от него и хочу его опередить.

Его лицо становится еще смурнее, а мое сердце стучит гулко, словно хочет вырваться из груди и спрятаться. Ничего удивительного. Если бы этот мужчина захотел, то с легкостью сломал бы мне шею своими мясистыми руками.

Однако он скрещивает перед собой руки, но его устрашающая поза все равно на меня давит.

– Ходит слух, что именно такое обращение ты и ценишь, питомец.

Меня захлестывает гнев. Второй раз за сегодняшний вечер на меня смотрят так язвительно, судят за клетку, в которой я живу.

– Лучше жить в безопасности у Золотого царя, чем служить в армии твоего гнилого монарха, который всего лишь истощает землю, – проговариваю я со злостью.

Стоит ему услышать мои слова, как он тут же замирает в странной позе.

Я знаю, что совершила ошибку. Перешла все границы. Я позволила ему вывести меня из себя и от злости и страха не ведала, что несу. Лучше бы я обратилась в камень.

Вместо того чтобы дать отпор задире, я стала задирать его в ответ. Учитывая его вес, наверное, это был не самый мудрый поступок.

Я не обращала внимания на перешептывания у костра, но вдруг услышала, как затихли солдаты. В воздухе нарастает волнение, словно им не терпится увидеть, что он со мной сделает.

Пойманное в ловушку, мое сердце пускается вскачь от необходимости сгинуть.

С непримиримой враждебностью во взгляде мужчина наклоняется, пока его лицо не оказывается в дюйме от моего. Глаза яростно пылают, выжигая воздух и не позволяя дышать.