Я ни на йоту им не верю.

Одна из лент вьется перед моим лицом, явно приказывая браться за дело. Я в шутку отбиваюсь от нее, осторожно привстаю с мехов и тихонько поднимаюсь на ноги.

Стоит мне встать, и я чувствую, как ноет тело, болит ушибленный бок, но плечо уже начало заживать, так что, похоже, мазь Ходжата действительно помогла. Тонизирующее средство тоже, несомненно, подсобило, поскольку чувствую я себя гораздо лучше вчерашнего, хотя боль еще ощущается.

Без меха я тут же замерзаю, кожа покрывается мурашками. Хотела бы я снова нырнуть в теплую койку, однако снимаю со столба платье и надеваю его через голову.

Я одеваюсь быстро и тихо при помощи лент. Мне становится гораздо спокойнее, что им стало намного лучше после всего одной ночи отдыха. Поглядывая одним глазком на командира, я надеваю чулки и ботинки, хватаю перчатки и натягиваю их почти до локтей, а потом набрасываю и пальто.

Заплетаю волосы в простую косу, наспех прячу в капюшоне и затем натягиваю его на голову. Ленты проскальзывают под пальто и оборачиваются вокруг торса свободными, но надежными петлями, утепляя еще одним слоем.

Крадусь на цыпочках к выходу и, бросив напоследок взгляд на командира, выхожу. Сомневаюсь, что спит он крепко, а я не хочу, чтобы меня поймали сбегающей до рассвета.

Стоит оказаться на воздухе, как перехватывает дыхание от лютого холода, встретившего меня, как пустая постель – отсутствующего любовника.

Хрустя ботинками по утрамбованному снегу, я направляюсь к отхожему месту, пока в небе разливается рассвет, окрашивающий его бледной серостью.

Сегодняшнее утро кажется холоднее вчерашней ночи. Зубы громко стучат, когда я отхожу от ямы, и в ту же минуту начинает идти снег. Я возвращаюсь в лагерь, пытаясь разогнать кровь, чтобы не чувствовать этот холод, и слышу, что войско уже проснулось.

Я чувствую запах еды и поворачиваюсь, идя на этот аромат. Пробираюсь между палатками и ворчащими мужчинами. Кто-то зевает, кто-то сплевывает мокроту, кто-то разбирает палатки, готовясь снова отправиться в путь.

Я подхожу к тлеющему огню и вижу мужчину, возвышающегося над треногой из палок, внутри которой над костром подвешен большой железный котел. У мужчины темная кожа и длинные вьющиеся волосы с вплетенными в них деревянными палочками в знак уважения к символу его королевства.

Перед ним стоит очередь из уже одетых солдат, каждый держит железную чашу. Мужчина поочередно накладывает в чаши содержимое ложки. Подойдя поближе, слышу, как он что-то бормочет солдатам, которым раздает еду.

– Не надо так на меня таращиться, а то получишь пинка под зад. И вот кому мне приходится служить. – Шлеп.

– Следующий! Да, да, давай еще медленнее, куда уж торопиться?

Шлеп.

– Тебя тошнит от каши? Да всех нас тошнит от каши, кривоногий ты чурбан, – говорит он и прогоняет солдата прочь.

Следующий в очереди хмуро смотрит на размазню в чаше.

– Кег, а чего, специями приправить нельзя было?

Мужчина, которого зовут Кег, запрокидывает голову и громко смеется, отчего деревяшки в его волосах ударяются друг о друга и издают глухой шум.

– Специями? Оглянись! – говорит он и указывает на мерзлую пустошь ложкой, с которой капает каша. – По-твоему, в этом богами забытом месте можно найти специи?

Вздохнув, солдат уходит, но когда наступает черед следующего, Кег качает головой и постукивает ложкой по огромной миске.

– Ай-яй. Ты уже получил свою дневную порцию. Вали из очереди, если не хочешь пинка под зад получить. – Похоже, Кегу нравится эта угроза.

Я плетусь за воинами, смотря на горизонт и слыша, как урчит желудок. Передо мной ни много ни мало полсотни солдат. Наверное, стоит поискать еду в другом месте. Если потороплюсь, возможно, смогу снова пробраться к тем телегам и…

– Эй ты, там!

Резко поворачиваю голову и вижу, что Кег смотрит прямо на меня, но на всякий случай оглядываюсь по сторонам. Все остальные солдаты тоже поворачиваются, чтобы на меня поглазеть.

Плотнее натягиваю капюшон на голову, а потом тыкаю себя пальцем в грудь.

– Я?

Кег закатывает глаза.

– Да, ты. Иди сюда.

Впервые меня заметив, солдаты начинают тихо переговариваться друг с другом.

– Это она.

– Позолоченная женщина Мидаса?

– Не очень-то она на нее похожа.

– Хм, да у меня монеты ярче блестят.

Я опускаю подбородок так, что он почти касается груди. От такого пристального внимания хочется броситься наутек. Видимо, Кег замечает это по выражению моего лица, поскольку ударяет ложкой по миске, словно бьет в гонг, и от этого громкого звука некоторые солдаты недовольно морщатся.

– Ну же, девочка, выходи вперед, – зовет Кег.

Собравшись с духом, я иду к нему, пытаясь не замечать на себе взгляды остальных. Замираю в паре метров от мужчины, и он скользит по мне взглядом темно-карих глаз.

– Вот те на! Ты позолоченная наложница из Шестого царства?

На миг ленты сжимаются вокруг меня, и я отвечаю:

– Да.

Он кивает, отчего витые длинные пряди спадают ему на один глаз.

– Я полагал, ты окажешься более блестящей. И жестче. Скажем, если бы я постучал по тебе, ты бы зазвенела как статуя.

Я непонимающе смотрю на него.

– Что?

Он машет капающей ложкой, показывая на меня.

– Ну, более металлической. Зеркальной. Холодной. А ты из плоти и крови, да? Женственные формы и нежное тело, но только… – Он наклоняет голову в поисках подходящего слова. – Позолоченная.

В тени капюшона моим щекам становится жарко, и я переминаюсь с ноги на ногу, раздумывая, как поступить: развернуться и удалиться или все же стоит остаться и поесть. Я понимаю, что он произнес эти слова без злобы или похотливого подтекста, а с искренним удивлением.

– Вот поэтому ее и зовут позолоченным питомцем, придурок, – ворчит стоящий за мной солдат, и я напрягаюсь. – А теперь хватит болтать и обслужи нас. Мы голодные, а твою жижу холодной жрать невозможно.

Кег переводит внимание на солдата и снова машет ложкой, с которой на землю в дюйме от моих юбок падает большой комок.

– Сваливай на хрен и жди своей очереди, а иначе я вылью эту жижу на снег, а потом надаю тебе под зад. Устраивает, солдат?

Ничего не могу с собой поделать и улыбаюсь.

Кег это замечает и снова переводит на меня самодовольный взгляд, взмахнув ложкой.

– Видишь? Позолоченная меня понимает. А значит, я ее обслужу раньше вас, неблагодарных.

Мужчины в очереди стонут, но улыбка с моего лица исчезает, и я решительно качаю головой.

– О нет. Нет, все нормально. Я подожду, – настаиваю я. Меньше всего мне нужно, чтобы стоящие за мной мужчины оскорбились и заставили меня понести наказание.

– Кег, какого черта? Она, будь проклята, пленница! – откровенно рычит один из них, и это лишний раз убеждает меня в том, что идея Кега оставляет желать лучшего.

Но сам он даже близко не кажется таким встревоженным, как я.

– Ага, пленница, да только мне она нравится больше, чем твоя ноющая задница, а поскольку повар тут я, то я и решаю, кого первым обслуживать. Так что, если что-то не нравится, тащите свои волосатые задницы к кострам других поваров!

Кег отворачивается от мужчин и берет из лежащей на земле груды жестяную чашку. Опускает ложку в котел и накладывает порцию каши, после чего протягивает мне.

– Держи, Золотце.

Я оглядываюсь в ожидании новых недовольств, но Кег практически пихает миску мне в лицо.

– Бери, девочка.

Вздохнув и надеясь, что не пожалею, беру чашку.

– Спасибо, – тихо говорю я.

Держа одетыми в перчатки руками железную чашу, я чувствую, как в мои холодные ладони проникает тепло.

– Значит… тебя зовут Кег[1].

Армейский повар улыбается мне.

– Моей семье в Четвертом королевстве принадлежит пивоварня. Но я легко отделался. Моего старшего брата вообще зовут Дистилл. – Его карие глаза весело блестят, и он качает головой. – Вот не свезло. Но мы оба завидуем нашей сестре, Барли[2]. У нее-то самое красивое имя.