— Бать, я ещё побуду. Ты езжай.

— На поминки надо бы, Стёп.

— Я не поеду. Извини. не могу. Может потом.

— Как скажешь. Побудь с ней. Наверное, тебе это нужно больше, чем кому-либо. Стёп… Спасибо тебе за всё.

Я посмотрел на тестя.

— Почему, батя, ты так говоришь? Ты прощаешься со мной?

— Нет, конечно. Просто благодарю тебя, что пусть первую часть своей жизни она прожила не совсем хорошо, ненормально. Но другую часть жизни, она прожила, как нормальная женщина. Как мать, как любящая жена. И в бизнесе, как настоящая дочь своего отца. Может выпить тебе оставить?

— Выпить, да. Водка есть? Обыкновенная водка?

— Есть. Сейчас принесут. Если что, буду ждать тебя у вас.

— Бать, дети где?

— Дома. У вас с Кристиной дома. За ними смотрят. Не беспокойся.

Я кивнул и повернулся к памятнику. Да, Крис похоронили в престижном месте. Территория вокруг могилы забетонирована и выложена красивой плиткой. Тут же беседка, два скамейки. Даже могила у неё не просядет, как у большинства. Ну а как ещё? Этот могильный прямоугольник, в который опустили гроб с моей женой, бетонный. Засыпали не землей, как это делается, а сверху уложили плиту из чёрного камня. Она идеально вошла в пазы и отрезала меня от моей женщины. Отрезала навсегда. «Зато земля давить дочке на грудь не будет» — Сказал мне тесть, когда я спросил его — зачем так? Ну что же, не будет, значит не будет. Хотя ей уже это безразлично. Ко мне подошёл Алекс. Шеф СБ тестя.

— Стёп. — Я посмотрел на него. Он протянул мне бутылку водки. Я забрал. Алекс положил рядом на поминальный столик яблоко. После чего ушёл. Открыл бутылку, свинтив крышку и стал пить из горла. Выпил треть. Вкуса не чувствовал. Словно воду пил. Как-то разумом понимал, но принять реальность до сих пор не мог.

— Крис, почему? — Задал ей вслух вопрос. Ответа, конечно же, не получил. — Скажи мне, милая моя, почему? — Я вспомнил разговор тестя с врачом. Врач сказал, что Кристина не была больна. Никакой патологии и прочего.

— Александр Осипович, если честно, я сам не понимаю, что случилось. У неё просто остановилось сердце. Она умерла мгновенно.

— Но что-то же спровоцировало это? Не может быть, чтобы молодая ещё здоровая женщина вдруг так резко умерла. Может тромб какой или ещё что? Или может яд был?

— В том-то и дело, что нет. Ни яда, ни оторвавшегося тромба, ничего другого. Совершенно. Я же говорю, непонятно. В свидетельстве о смерти будет указано только внезапная остановка сердца. Понимаете, Александр Осипович, такое ощущение, словно кто-то выключил сердце Кристины Александровны. По другому я не могу объяснить. С Вашей дочерью вообще много не понятного. Она должна была остаться инвалидом. Причём лежачей. Но она встала на ноги и пошла. Вернулась к активной жизни. От той трагедии у неё остались только следы на костях в месте переломов и всё. Потом она не должна была по всем показателям выжить после рождения дочери. Мало того, даже родить не должна была, но она не только выносила дочь, но и родила её и прожила после этого, полтора года. И прожила активной жизнью. При этом ничего не указывало на то, что она может умереть. У неё были прекрасные анализы.

— Может она, как это, летаргический сон всё-таки это был?

— Нет. Александр Осипович. Мы же уже говорили на эту тему. Вы же знаете, что мы не сразу провели вскрытие. Муж Кристины Александровны, Степан Олегович запретил вскрывать её. Тоже не верил, что она умерла. Её даже не сразу в морг увезли. Она у нас лежала в клинике несколько дней. К ней была подключена самая чувствительная аппаратура. Полный ноль. У неё начались посмертные изменения, какие происходят с телом любого умершего человека. Только после этого было вскрытие. К сожалению, такие случаи имеют место быть. Редкость, но есть. извините, Александр Осипович…

Теперь я сидел возле её могилы. Или склепа… Да плевать, как это всё называется.

— Крис, ты что наделала? Ты зачем ушла от нас? Бросила нас. Соню оставила, которую так хотела. Как она сейчас будет без своей мамы?

Неожиданно услышал её голос. То, что она говорила мне, ещё тогда, когда ходила беременной Сонечкой:

«Зато у неё будут рядом два человека, которые будут её любить и заботиться о ней. Отец и дедушка. А ещё у неё будут два старших брата. Разве этого мало? Поверь Стёпа, это очень много! У меня этого не было. Понимаешь, есть время разбрасывать камни и есть время собирать их. Я в своей жизни сделала много плохого. Очень много плохого и отвратительного. А эта девочка, которая сейчас во мне, моё искупление»

— Ты получила искупление, Кристина? — Опять задал вслух вопрос. Ощутил небольшой порыв ветра. И мне послышалось или на самом деле, я словно услышал едва слышимый шёпот: «Да…» Опять приложился к бутылке. Выпил уже больше половины. Услышал, как кто-то подошёл ко мне. Это была Ирма. Она молча села со мной рядом. На ней было пальто чёрного цвета. На голове чёрная косынка. Я взглянул на неё. Она тоже изменилась. Похудела. Была бледная. Под глазами тёмные круги. Сидела рядом и молчала. Потом протянула ко мне руку. Я понял, что она хочет. Передал ей бутылку. Она, как и я приложилась к горлышку. Сделала несколько больших глотков. Бутылку отдала мне. Я протянул ей яблоко, которое оставил Алекс. Он отрицательно покачала головой.

— Скажи, Ирма, ты знала, что она умрёт?

— Нет. Откуда я могла это знать? Но Крис последние месяцы была какая-то странная. Я думаю, она или знала, или чувствовала.

— Поэтому торопилась оставить замену себе?

Ирма горько улыбнулась. Покачала головой.

— Не знаю. Я честно, Стёпа, не знаю. — Повернула лицо ко мне, смотрела мне в глаза. — Стёп, ты не думай, я не полезу в твою семью, пытаясь заменить Кристину. Тем более, её заменить невозможно. Я не Кристина. Я другой человек и Кристиной не стану. Ты это должен понимать. Но Крис была частью меня. Как и я частью её. Да, между нами был и секс. Но мы с ней не были лезбиянками, если ты об этом думаешь. Несмотря на наличие у меня родителей и родного брата, именно она была для меня единственным близким и родным человеком. Хотя отца моего уже нет. А с братом и матерью мы фактически враги. Я же забрала все активы семьи. Им просто выделяю содержание. Хорошее содержание, но и только.

— А Полина, разве не близкий и родной тебе человек?

— Полина, это Полина. Она моя кровь и плоть. Моё продолжение. Ты и она идёте уже по другой категории близких и родных мне людей. Это не менее значимее, чем Крис. Просто другое. — Мы сидели некоторое время молча. Я сделал ещё несколько глотков из бутылки. Ирма протянула руку, я ей отдал. Она допила остатки. Потом вдруг продолжила. Говорила, не глядя на меня. Смотрела на могильный камень. — Стёпа, я хочу попросить тебя. Это очень важно. У Сонечки, Кости и Игоря, кроме тебя есть ещё дедушка. А у Полины кроме меня и тебя никого нет. Подожди. Если со мной что-то случиться, обещай мне, что ты не оставишь Полину. Не отдашь её моей матери и моему брату. — Ирма перевела взгляд своих глаз с могильного камня на мои глаза. — Обещай пожалуйста. Ты её отец. Не только биологический, но и по документам. Поэтому они не смогут забрать её себе, если, конечно, ты сам не откажешься от неё. Она моя единственная наследница. Всё, что у меня есть, все счета, активы, компания, недвижимость по завещанию останется ей.

Я смотрел на неё. Да что ты будешь делать?!

— Ирма, вот только ты не начинай? Что значит с тобой должно что-то случится? Ты что, больна?

— Нет. Но… Тревожно мне. Не знаю, Стёп, может на меня повлияла смерть Кристи. Но я составила завещание. Понимаешь, со временем многое переосмысливаешь. Это по началу тебе кажется, что жить ты будешь вечно. Что с тобой ничего не случится. Особенно когда молод.

— Ты и сейчас не старая далеко. — Ответил я. Ирма печально улыбнулась.

— Но мне уже не 20 лет. Смотрю я на это надгробье и понимаю, что вся наша жизнь скоротечна. Что в любой момент, раз и тебя. Совсем нет. И тогда, когда ты никого не оставляешь после себя, то уйти легче. Ибо помнить и страдать по тебе будет некому. А если ты кого-то оставляешь? Наверное, тогда уходить тяжелее. И ты должен хоть что-то сделать, чтобы позаботиться о тех, кто останется. Я позаботилась. Осталось одно. Стёпа, у детей Кристины, как я сказала остались отец и дедушка. А у Полины только ты. Моя мать и брат враги ей. Поэтому прошу тебя, не бросай свою дочь. — Она закрыла лицо ладонями и заплакала. Я обнял её, прижав к себе.