В революцию «самозахваты» земли стали чуть ли не нормой – так что агитация большевиков пришлась по душе переселенцам, которые не в силах обработать свои наделы, тянулись заграбастать чужие, с желанием перейти от трудоемкого земледелия к более легкому скотоводству. Да и старожилы, вполне обеспеченные и даже богатые, также старались ущемить своих соседей-инородцев, утверждая, что земля «Божья, и должна принадлежать христианам», а таковыми буддисты-буряты являться никак не могли по определению. Так что оставалось только прибегнуть к грубой силе, если мятежная Бичура будет продолжать восстание.

Войск уже сосредоточено вполне достаточно, причем главным образом конницы. Наиболее подходящей для действий в степной полосе – три казачьих, плюс два инородческих туземных полка, названных уланскими, из монголов и бурят. Они подкреплялись стрелковой бригадой с регулярным кавалерийским полком - Сибирским драгунским. Полк сводный, сформирован, как и восстановленный Иркутский гусарский, из остатков трех кавалерийских дивизий, что имелись в армии адмирала Колчака. Так что шести тысяч штыков и шашек вполне достаточно для окончательного усмирения повстанцев. Вот только прибегать к кровопролитию генерал Каппель категорически не хотел, не без основания рассчитывая, что даже открытой демонстрации силы, и готовности ее применить в полном объеме, окажется вполне достаточно для охлаждения горячих голов среди повстанцев. Да и какой им смысл продолжать мятеж – одно дело восставать против режима Колчака и совсем иное выйти супротив «народного советского» Сибирского правительства.

Беспокоило другое - восточное Забайкалье, смыкаясь с занятой партизанами Амурской губернией, представляло нешуточную угрозу «белой» государственности. Конечно, если принять японские требования, подавить восстание можно, но такая идея вызывала негодование в душе. Наоборот, хотелось как можно быстрее выпроводить интервентов – любая власть для народа отвратна, если она держится исключительно на иностранных штыках. Что ж – придется прибегать к политике «кнута и пряника». Так решило правительство, и требовал его «внутренний голос».

В конечном итоге, удовлетворив хоть частично крестьянские чаяния, получить в старожилах надежную опору, и с их помощью начать очищать от партизан волость за волостью, уезд за уездом. К тому же местные большевики, лишившись надежды на скорую помощь из-за Енисея, могут потерять доверие поднятых ими на восстание против японцев крестьян. Ведь тем будут противостоять уже отнюдь не ненавистные узкоглазые интервенты, которых выпроваживают, а «народная советская власть Сибири».

- Шансы есть, следует побороться, да и золота на несколько лет хватит, - задумчиво пробормотал Каппель. Мысли правителя вернулись к «презренному» металлу – золотого запаса рухнувшей в небытие империи вполне хватало на пять-семь лет бережных трат. Даже для всех «белых территорий», на которых можно удержаться, населения будет не больше 20-ти миллионов человек, но, скорее, намного меньше. Так что золота хватит, а через пару лет, после освобождения амурских приисков, можно будет начать выплату европейским кредиторам части долгов с царских времен. А в будущем добыча драгоценного металла может вырасти вдвое, если не втрое, когда будут задействованы богатейшие якутские и колымские прииски.

- Пришлось наводить тень на плетень, - усмехнулся Владимир Оскарович, вспомнив, как отмечал на карте места золотодобычи и алмазные месторождения, ночью чертя кроки будущих приисков, вовсю используя настойчивые рассказы и подсказки своего «внутреннего голоса».

Так уж вышло – «альтер эго» в юности жил в Якутии с отцом, что работал инженером на драгах. И каждый год приходилось «кочевать» от одного участка золотодобычи на другой. Побывали ради чистого интереса на двух крупных алмазных месторождениях. Сама память услужливо предоставила фотографию огромной воронки, диаметром чуть ли не с версту. Глубиной в несколько сотен метров, с вьющейся по краю чудовищного конуса дорогой. Обычный парень, с юности увлекся взрывными работами, мечтал добывать полезные ископаемые, нужные для экономики, вот только отслужив в армии, вернулся не на прииски, а стал сапером...

Кемь

Правитель Российского Северного Края

генерал-лейтенант Миллер

- Удержаться любой ценой… Союз с финнами?! А раньше адмирал совсем иные распоряжения отдавал! И что тут делать?

Евгений Карлович прибывал в тягостных размышлениях – как никто другой генерал прекрасно представлял всю невозможность позитивного решения поставленной перед ним задачи. Даже если сибирякам удастся заключить с большевиками перемирие с границей по Енисею, пусть при том красные дадут гарантии не нападать на РСК, то это, по сути, ничего не решает. Ни для него, как правителя «Российского северного края», ни для генерала Каппеля, что возглавил новоявленную ДВР.

Ничего не решает! А почему?

Да потому, что в обоих случаях большевикам нужно время, чтобы хорошо подготовится к дальнейшему наступлению. А для этого им надо восстановить «мурманку» хотя бы да станции Сегежа, а на востоке три тысячи верст железнодорожной линии Транссиба. За весну и лето они это сделают, упорства большевикам не занимать. Как установится первый снежок, да хорошо подмерзнет осенняя грязь, сделав дороги и тропы проходимыми, тогда начнется наступление, удержать которое будет невозможно при той скудости сил. Притормозить на какое-то время удастся, хороших позиций для обороны, данных самой природой вполне достаточно. Война пойдет по «мурманской вертикали» - Сегежа, Сорока, Кемь и Кандалакша – даже имея двенадцатитысячный отряд, но хорошо вооруженный, с достаточной артиллерией и обилием пулеметов, можно продержаться долгое время, несколько месяцев. Однако поражение неизбежно, когда от Петрограда и Архангельска красные бросят стотысячную армию, создав чудовищный перевес в силах.

- Хм… Без помощи тут не обойтись! Вот только где ее найти прикажите? Только телеграммы сюда отправляете с советами! Будто они помочь могут тут оборону держать…

Миллер недовольно фыркнул, словно старый конь помотал головою, и, в который раз проклял тот день, когда он дал согласие возглавить белое движение на севере. До начала новой зимы удержаться можно, а вот далее ждут только одни неприятности. Имелся бы хоть миллион населения в здешних пустошах, но его ровно в десять раз меньше. Несомненно, летом белая армия несколько увеличится – вряд ли радушно примут советскую власть поморы. И как только познакомятся с продразверсткой, то часть из них сюда припожалует, ища от поборов и расстрелов спасения. Особенно те из них, кто в рядах белогвардейцев прежде сражался. Да и сами карелы межозерья, от Ладоги и Онеги, тоже начнут сниматься с насиженных мест или станут партизанить в тайге. Следовательно, если с семьями считать, то тысяч двадцать на территорию РСК переселится, армия увеличится на две-три тысячи солдат. Возможно, прибудут и эмигранты, что осели сейчас в скандинавских странах, но вряд ли их будет много, однако на несколько сотен, а то целую тысячу, можно надеяться смело. Но все это вместе взятое ничтожно мало в свете предстоящих задач, хотя увеличить армию до пятнадцати, в лучшем случае, до двадцати тысяч офицеров и солдат будет возможно.

- Без помощи финнов нам никак не удержаться! Вот только рассчитывать на чухонцев не стоит!

Получив в декабре семнадцатого года независимость, которую признали большевики, бывшее Великое княжество Финляндское стало, как и иные новообразованные лимитрофы, спешно подгребать под себя наследие развалившейся Российской империи.

В короткой гражданской войне «красные финны» были наголову разбиты шюцкором, который возглавил генерал-лейтенант русской армии барон Маннергейм. Затем «белые» финны присоединили к себе несколько карельских волостей, таких как Ребольская и соседние с ней. Однако, вторгнувшись в пространство между Ладожским и Онежскими озерами, дойдя до Видлицы и Олонца, финны вскоре остановились. Большой войны с красной России парламент в Гельсингфорсе, что уже переименован в Хельсинки, не желал категорически. А потому «добровольческие» отряды майора Тайвела помощи не получили и под давлением большевиков отступили обратно.