— Дамы и господа, — лорд Фальклер ненадолго приподнялся со своего места, улыбнулся жене и указал рукой на парня, похрустывающего пальцами, — позвольте вам представить моего внука — выпускника магической академии и моего наследника, Рониграля Фальклера.

— Для вас просто Рони, — улыбнулся тот, обнажив чуть кривоватый верхний ряд белоснежных зубов. — С ударением на последний слог.

— Полгода он по обмену провел в академии Розерваля, — обмахиваясь веером, с улыбкой проговорила леди Фальклер, — и ему пришлась по душе местная вариация его имени.

Замечание леди Фальклер сопроводили смешки — одобрительные, чуть снисходительные, в которых дружелюбно сквозило так и не оброненное: «ох уж эта молодежь!».

Рони ненадолго насупился, а затем посерьезнел. Прикоснувшись ладонями к хрустальному шару, стоящему на столе, он прикрыл глаза.

— Прошу вас, соблюдайте тишину. Что бы ни случилось, не вмешивайтесь: не пытайтесь привести меня в чувство раньше того момента, когда я сам буду готов.

— Конечно, дорогой, — с легким волнением ответила леди Фальклер и скомандовала в сторону переминающегося у порога слуги: — Потушите свечи. Ничто не должно отвлекать говорящего с усопшими.

Комната тут же погрузилась в полумрак. Темноту разгонял лишь серебристый свел луны, заглядывающей в окно, и таинственное мерцание хрустального шара, по которому побежали голубоватые волны магии.

— Создайте круг, — важно проговорил Рони. — Возьмите друг друга за руки.

Все присутствие молча выполнили его распоряжение, а я едва не скрипнула зубами от раздражения: моей кожи коснулась ладонь Фальклера, по — прежнему затянутая в перчатку.

— Простите, — негромко сказала я, повернувшись к лорду, — возможно, вам стоит снять перчатки. Это не помешает ритуалу?

Я специально добавила в голос наивных ноток девушки, вообще не ориентирующейся в магии. К сожалению, это мне не помогло.

— Нет, — глухо ответил Рони, словно он уже был не совсем здесь. — Это не имеет значения.

— Не волнуйтесь, леди Гарланд, — добродушно сказал Фальклер. — Внук уже не первый раз проводит подобное. Я знаю, что делать.

— Прошу прощения, — с виноватой улыбкой извинилась я. — Просто нервничаю. Впервые вижу, как вызывают душу умершего.

— Тише, дорогая, — попросила леди Фальклер. — Вы сбиваете Рони.

Я умолкла. Брайен с сочувствием сжал мою ладонь. В его взгляде я прочитала «ничего страшного», но вместо того чтобы успокоиться, я ощутила поднимающуюся в душе досаду — на себя, на Фальклера и на обстоятельства.

Эта досада странным образом осела горечью на кончике языка и переплелась с непривычным, новым для меня желанием доказать, что я — лучшая. Неужели меня так раззадорило знакомство с Жоржем? Этот болезненный удар по самооценке?

В тот же миг я могла думать только об одном: мне необходимо залезть в голову Фальклеру любой ценой.

До меня, как сквозь толщу воды, донеслись слова Рони:

— Я вызову дух моей матери. Как вы помните, она была фрейлиной Ее Величества. До того, как… Ну, вы знаете.

Голос предал парня: дрогнул. Я мельком удивилась его выбору: вызывать близких решаются не все, слишком болезненно, слишком интимно. В памяти, отзываясь на изумление, всплыли факты, которые я частично узнала от Брайена, частично — из сплетен слуг.

Родители Рони занимали высокие должности при дворе. В частности, его мать крепко дружила с погибшей королевой — матерью ныне правящего Его Величества Даниэля. Естественно, до своей смерти, последующей как-то подозрительно быстро после гибели королевы. А за матерью Рони вскоре последовал и его отец. Тоже при весьма сомнительных обстоятельствах.

Нет, по официальной версии все было чинно и благородно: магическая лихорадка, от которой нет противоядия. Но некоторые детали. вызывали вопросы. Об этом шептались по углам, но никогда не говорили в открытую.

Рони принялся беззвучно шевелить губами, призывая дух матери. В темной комнате повисло напряженное молчание, разбавляемое разве что стуком капель по стеклу: за окном начал накрапывать дождь. Шелест юбок, шорох вееров — все стихло в преддверии мрачного развлечения.

Я заставила себя отключиться от происходящего. Сейчас меня не интересовал внешний мир. Меня притягивало то, что было скрыто за кожей чужой перчаткой — страхи, желания, болевые точки.

Сделав глубокий вдох, я сжала зубы и, словно с разбега ударилась в закрытую дверь. Снова и снова. Еще и еще. Если бы это случилось в реальности, я бы уже разбила кулаки в кровь, а тело бы уже украсила россыпь синяков. Но все происходило лишь в моей голове и в том тонком переходе миров, где физическое тело не имело никакой силы.

— Кто здесь? — не своим, сиплым голосом спросил Рони. — Меня зовут Катрин Фальклер. А вас?

Парень выгнулся, будто от боли. Лорд Фальклер едва заметно вздрогнул, и я сильнее сжала его ладонь, словно это могло приблизить меня к цели.

— Здесь друзья, — после паузы ответили леди Фальклер и сморгнула выступившую слезинку. — Мы бы хотели поговорить с тобой.

Справа и слева от меня зашептались. Дамы принялись предлагать вопросы, которые можно задать усопшей. Кажется, что-то пустяковое, чтобы разбавить гнетущую атмосферу вечера. Видимо, никто из присутствующих не ожидал подобной мрачности.

Я же устремилась в сознание человека, сидящего рядом со мной. И едва не зашипела от боли: вполне себе физической. В носу засвербело, но мне было не до этого. Весь мир сжался до одной-единственной цели: превзойти себя, доказать Брайену, что я особенная, уникальная. Убедить, что мною следуют дорожить.

Тетка (по крови она была мне неродная, наверное, поэтому мне не досталась зоркость ее сердца) всегда говорила, что гордость в моем случае интересным образом переплетается с неуверенностью. Я могла бросать вызовы и из упрямство добиваться успеха. Вот только меня подталкивал к победе отравляющий душу микс: неуверенность и граничащее с болью желание выделяться в толпе. Ведь только тех, кто не сливается с массой, ждет награда — любовь и признание. В это верила не только я. Такова была философия семьи Ивори.

— Как вы думаете, войдут ли в моду мушки?

— Ждать ли нас холодной зимы, как в том году?

— Может быть, спросим что-нибудь о чужих романах того времени?

Вопросы, как рой ос, закружились вокруг меня. Они жалили, отвлекали. В носу у меня захлюпало. Я удивилась, ведь насморком я не страдала. А затем, не тратя время на сомнения, снова устремилась к закрытой двери.

Удар вышел сильным. Таким сильным, что я едва не осела на стуле, меня удержала рука Брайена. Боль пронзило все тело, заставив тихо охнуть. Сознание разделилось надвое: одна его часть осталась в темной комнате с мерцающим шаром и людьми за круглым столом, а вторая — торопливым, летящим шагом спускалась в подвал с чужими тайнами.

Ликование смешалось со страхом. Прежде мне никогда не удавалось проникнуть в чужую голову настолько резко, и теперь разум туманился. Я с трудом соображала, где я и кто.

Может быть, это мои страхи? Темные окна пустых домов, черный, скалящий зубы жеребец… Это мои воспоминания или чужие? Клубы пыли по комнате, тени, ползущие по стенам, крики женщины.

Все заполнилось водой. Темные волны окружили меня, и я бы утонула, но кто — то — теплый, родной, хорошо знакомый — рывком выдернул меня.

Я открыла глаза и встретилась взглядом с Брайеном. Алая тугая капля сорвалась с моего носа и ухнула, к счастью, не на стол, нет. На манжет Брайена — тот ловко подсунул руку. Алая клякса в темноте почти не была заметна, и это успокаивало.

— Кейра, что вы делаете? — шепотом проговорил Брайен, склонившись к моему уху.

В его глазах плескалось беспокойство. Я чуть пожала плечами, ничего не ответила и… снова ломанулась к той двери, которую снесла секундой ранее.

В этот раз я устремилась наверх. Перепрыгивала через ступени, торопилась, будто понимала — времени немного.

Я рывком распахивала двери, наполненные светом, пока не застыла напротив одной из них. Что-то в ней привлекло меня, но я не смела шагнуть внутрь. Лишь толкнула ручку и осталась стоять у порога. Увиденное заставило вздрогнуть — и мысленно, и на самом деле.