Ролан скажет, что он откомандирован из бригады, размещенной в Лон-ле-Сонье, и мундир позволит ему, неузнанному, руководить обыском.
Этот план был приведен в исполнение.
К часу ночи Ролан вернулся в казарму вместе с капитаном, устроил себе походное ложе и заснул сном человека, проведшего двое суток в почтовой карете.
На следующий день он терпеливо чертил для капитана план Сейонского монастыря; с помощью этого плана бравый офицер мог бы и без его содействия произвести обыск, не рискуя заблудиться.
У капитана было под командой всего восемнадцать человек, то есть явно недостаточно, чтобы оцепить монастырь, вернее, чтобы одновременно стеречь два выхода и производить обыск внутри здания; остальные его жандармы несли службу в окрестностях Бурка, и пришлось бы потратить два-три дня, чтобы собрать их. По приказу Ролана капитан немедленно отправился к драгунскому полковнику, чей полк стоял гарнизоном в Бурке, и, сообщив о положении дел, попросил у него двенадцать драгунов, чтобы довести численность отряда до тридцати человек.
Полковник не только предоставил своих людей, но, узнав, что во главе экспедиции стоит командир бригады, адъютант первого консула Ролан де Монтревель, заявил, что хочет участвовать в этом деле и сам приведет отряд драгун.
Ролан принял его предложение, и было решено, что полковник (мы называем его также командиром бригады, ибо это одно и то же воинское звание) со своими драгунами явится в жандармскую казарму, стоявшую у самой дороги к Сейонскому монастырю, чтобы вместе с Роланом, капитаном и его жандармами отправиться в поход.
Выступление было назначено на одиннадцать часов вечера.
Ровно в одиннадцать, со свойственной военным точностью, полковник во главе драгунов присоединился к жандармам, и образовался отряд в тридцать человек, готовый выступить в путь.
Переодетый в жандармский мундир, Ролан сообщил все о себе своему коллеге драгунскому полковнику; однако для драгунов и жандармов он был, как об этом заранее условились, старшим сержантом, откомандированным из бригады, стоявшей в Лон-ле-Сонье.
Чтобы солдат не удивляло, что их поведет за собой сержант из довольно отдаленной местности, им сообщили, будто в юности Ролан был послушником в Сейонском монастыре и знает лучше, чем кто-либо другой, самые потайные его уголки.
Сначала бравым воякам показалось унизительным, что им придется подчиняться монаху; но бывший монах так лихо красовался в треуголке и расхаживал в своем мундире с таким видом, будто никогда не носил сутаны, что они успокоились, намереваясь позже составить себе мнение о старшем сержанте в зависимости от того, как он будет орудовать мушкетом, который был у него за плечами, пистолетами, заложенными за пояс, и саблей, висящей на боку.
Захватив с собой факелы, отряд выступил в путь в полном молчании, тремя взводами: одним из них, в десять человек, командовал драгунский полковник, другим, в восемь, — жандармский капитан, третьим, в двенадцать, — Ролан.
Выйдя за черту города, взводы разошлись в разные стороны.
Жандармский капитан, знавший местность лучше драгунского полковника, должен был караулить у того окна дома послушников, что выходит в Сейонский лес; с ним было восемь жандармов.
Драгунскому полковнику, у которого было пять драгунов и пять жандармов, Ролан поручил стеречь главный вход в монастырь.
Он сам с пятью жандармами и семью драгунами взялся обыскать монастырь. Каждый взвод должен был через полчаса занять свой пост. Этого времени было более чем достаточно.
Когда на церкви Перонна пробьет половину двенадцатого, Ролану и его солдатам предстояло перебраться через ограду фруктового сада.
Жандармский капитан направился по дороге к Пон-д'Эн, потом вошел в лес и, следуя вдоль опушки, прибыл на место назначения.
Полковник свернул на проселок, отходивший от большой дороги на Пон-д'Эн, и вышел к главному входу в монастырь.
Ролан двинулся напрямик через поле и вскоре очутился перед стеной фруктового сада, через которую он, как мы помним, уже дважды перебирался. Как только на колокольне в Перонна пробило половину двенадцатого, он подал знак своим солдатам и перемахнул через ограду; жандармы и драгуны последовали его примеру. Оказавшись в саду, они еще не знали, храбр ли Ролан, но уже убедились в его ловкости.
Ролан показал им еле заметную в темноте дверь, ведущую из сада в монастырь, к которой они должны были направиться.
Он первым устремился вперед, приминая высокую траву, первым распахнул дверь и проник в монастырь.
Там было тихо, темно и безлюдно.
Ведя за собой солдат, Ролан вошел в трапезную.
Все та же тишина и безлюдье.
Ролан свернул в сводчатый коридор и добрался до выхода в сад, не потревожив на своем пути никого, кроме филинов и летучих мышей.
Оставалось осмотреть цитерну, усыпальницу и домик, точнее — лесную часовню.
Он пересек уголок сада между монастырем и цитерной. Спустившись по ступенькам в цитерну, он зажег три факела, один оставил себе, а два других передал драгуну и жандарму, затем поднял камень, скрывавший вход в подземелье.
Следовавшие за Роланом солдаты пришли к убеждению, что он не только ловкий малый, но и смельчак.
Пройдя подземным ходом, они увидели перед собой решетку: она была захлопнута, но не заперта.
Вслед за Роланом солдаты вошли в усыпальницу.
Там в пустынном безмолвии царила смерть.
Даже смелые почувствовали, как у них пробежала дрожь по спине.
Ролан переходил от могилы к могиле, шаря по гробницам рукояткой пистолета.
Звуки тонули в глухой тишине.
Миновав подземное кладбище, они распахнули вторую решетчатую дверь и вошли в часовню. Здесь — те же тишина и запустенье; казалось, все было заброшено уже много лет тому назад.
Ролан шагнул на клирос; кровь все еще виднелась на плитах, ее и не подумали смыть.
Больше уже нечего было обыскивать, приходилось признать свою неудачу.
Но Ролану не хотелось отступать.
Ему пришло в голову, что, быть может, на него не напали потому, что с ним было столько солдат. Он оставил в часовне десять человек с факелом и приказал им установить связь с жандармским капитаном, дежурившим в лесу в нескольких шагах от полуразрушенного окна. Захватив с собою двух солдат, он решил проделать тот же путь в обратном направлении.
Эти двое солдат были ошеломлены его безумной отвагой и невольно остановились на пороге. Ролан даже не оглянулся посмотреть, идут ли за ним; он шел по своим следам, по-прежнему не обнаруживая никого.
Пристыженные солдаты поспешили догнать мнимого сержанта.
Наконец Ролан убедился, что монастырь окончательно покинут разбойниками.
Дойдя до выходных дверей, он окликнул драгунского полковника, караулившего со своим десятком солдат.
Ролан отворил двери и подошел к полковнику.
Тот сообщил, что за это время не видел и не слышал ничего подозрительного.
Они заперли за собой двери и забаррикадировали их, чтобы отрезать отступление бандитам, если посчастливится их встретить.
Затем все вместе направились к часовне, где поджидали их товарищи, уже объединившиеся с капитаном и его восемью жандармами.
Приходилось возвращаться. Пробило два часа; в течение почти трех часов они обследовали монастырь, но так ничего и не обнаружили.
За это время жандармы и драгуны исполнились уважения к Ролану, убедившись, что бывший послушник не пасует перед трудностями. И все же ему пришлось дать приказ об отступлении. Они вышли из двери часовни, открывавшейся прямо в лес.
Эту дверь он только затворил за собой, ибо уже утратил надежду встретить Соратников Иегу.
Маленький отряд ускоренным шагом двинулся по дороге в Бурк.
Капитан со своими восемнадцатью жандармами и с Роланом, опознанные часовым, вошли в помещение казармы.
Полковник с дюжиной драгунов продолжали свой путь и возвратились в Бурк.
Как мы уже говорили, окрик часового заставил Моргана и Валансоля насторожиться, а возвращение жандармов прервало их ужин; словом, именно это непредвиденное обстоятельство заставило Моргана воскликнуть: «Внимание!»