Через четверть часа ворота распахнулись и со двора выехал всадник; его лошадь бежала иноходью.

Несомненно это был г-н де Валансоль.

Он поскакал по улицам прямо на дорогу к Женеве.

Мишель поспешил вслед ему с самым непринужденным видом, насвистывая охотничью песенку.

Однако Мишель не мог пуститься бегом, не обратив на себя внимания; это затрудняло его задачу, и, к великой досаде, он вскоре потерял из виду г-на де Валансоля.

Оставалась надежда на Жака (он поджидал всадника на перекрестке).

Но ведь Жак находился на посту уже больше шести часов в холодную зимнюю ночь, на морозе в пять или шесть градусов!

Хватит ли у Жака выдержки простоять так долго на снегу, приплясывая под деревьями, чтобы согреться?

Мишель бросился вдогонку путнику по улицам и переулкам, сокращая дорогу, но, как он ни спешил, всадник на коне мчался быстрее.

Наконец Мишель добежал до перекрестка. На дороге было пусто.

Снег так истоптали за вчерашний день, в воскресенье, что на грязной, покрытой слякотью мостовой ничего нельзя было различить.

Поэтому Мишель перестал искать следы копыт: это был напрасный труд, даром потерянное время.

Он решил разведать, что сталось с Жаком.

Зоркий глаз браконьера подсказал ему правильный путь.

Ясно, что Жак стоял на страже вот здесь, под придорожным деревом. Сколько времени? Трудно определить в точности, во всяком случае, довольно долго: снег был истоптан грубыми охотничьими башмаками.

Жак, видно, пытался согреться, расхаживая взад и вперед.

Потом он, должно быть, вспомнил, что на другой стороне дороги находится одна из землянок, где обычно прятались от дождя дорожные рабочие.

Он спустился в канаву, пересек дорогу; на обочинах виднелись следы, незаметные на грязной мостовой. Следы шли наискось от дороги, прямо к землянке.

Очевидно, здесь Жак и провел всю ночь.

Теперь надо выяснить, давно ли он вышел оттуда и почему.

Когда именно он вышел? Это было трудно установить, зато самый неопытный охотник сразу понял бы, почему он покинул землянку.

Он вышел, чтобы идти по следу г-на де Валансоля.

Те же отпечатки башмаков, что вели к лачуге, выходили оттуда и поворачивали в сторону Сейзериа. Стало быть, всадник и впрямь выехал на дорогу в Женеву; следы Жака явно подтверждали это.

Видно было, что Жак догонял его бегом по обочине, со стороны поля, прячась за деревьями.

Он прекратил погоню, остановившись напротив убогого придорожного трактира, одного из тех, где над воротами красуется надпись: «Здесь можно выпить и закусить, здесь найдет пристанище пеший и конный».

Очевидно, путешественник осадил коня у этого трактира, раз в двадцати шагах от него Жак тоже остановился, скрывшись за деревом.

Вероятно, вскоре после того как ворота затворились за всадником, Жак вышел из-за дерева, пересек дорогу и с оглядкой, крадучись, направился к трактиру, но не к дверям, а к окошку.

Осторожно ступая по следам сына, Мишель подошел к окну. Сквозь плохо пригнанные ставни, наверно, можно было заглянуть внутрь, когда там горел свет, но теперь в трактире было темно, и Мишель ничего не разобрал.

Надо думать, Жак подкрался к окошку, когда там было светло, и он что-то увидел.

Куда же он девался после этого?

Он обогнул дом, пробираясь вдоль стен; его следы были хорошо заметны на свежевыпавшем снегу.

Ради чего он обходил трактир, догадаться нетрудно. Жак, малый неглупый, видно, сообразил, что путешественнику, который выехал в три часа утра, якобы торопясь в Женеву, незачем делать остановку через четверть льё от города в таком скверном трактире.

Скорее всего, он куда-то скрылся через заднюю дверь.

Жак решил обойти вокруг дома, надеясь отыскать позади двора отпечатки конских копыт или хотя бы сапог всадника.

И в самом деле, из маленькой задней калитки, которая выходила в сторону леса, простиравшегося от Котре до Сейзериа, вели следы прямо к опушке леса.

Это были следы элегантных сапог для верховой езды.

На снегу виднелись оттиски шпор.

Жак, не задумываясь, бросился в погоню.

Его грубые башмаки отпечатались рядом с изящными сапогами, широкая крестьянская нога — рядом с узкой ступней горожанина.

Было уже пять часов утра, начинало светать, и Мишель решил не ходить дальше.

Раз его сын Жак взял след, можно не беспокоиться: молодой браконьер стоит старого. Мишель сделал большой крюк по полям, будто возвращался из леса Сейзериа, и зашел в трактир, чтобы там подождать сына.

Жак уж, верно, догадается, что отец ходил по его следу и остановился в этом уединенном кабачке.

Мишель постучался в ставни, и ему открыли; хозяин его знал, да и привык к ночным посещениям. Мишель велел подать бутылку вина, пожаловался на неудачную охоту и, прихлебывая из стакана, попросил позволения подождать сына, которому, может быть, больше повезло, чем ему.

Нечего и говорить, что хозяин охотно разрешил.

Мишель растворил ставни, чтобы глядеть на дорогу.

Через минуту раздался стук в окно.

Это был Жак.

Отец окликнул его.

Жаку повезло не больше, чем отцу: он вернулся ни с чем.

Бедняга весь закоченел.

В очаг подбросили вязанку дров, подали еще стакан.

Жак обогрелся и выпил вина.

Браконьерам надо было вернуться в замок Черных Ключей до рассвета, чтобы там не заметили их отсутствия. Мишель заплатил за дрова, за вино, и оба вышли из кабачка.

Ни тот ни другой в присутствии хозяина не обмолвились ни словом о том, что их волновало: никто не должен был заподозрить, что они выслеживали вовсе не дичь, а человека.

Но едва переступив порог, Мишель начал расспрашивать сына.

Жак рассказал, что, напав на след, он довольно далеко зашел в лес, как вдруг на развилке троп перед ним вырос какой-то мужчина с ружьем и спросил, что он делает здесь в такой ранний час. Жак отвечал, что выслеживает дичь.

— Тогда ступайте дальше, — заявил незнакомец, — вы же видите, здесь место занято.

Жак признал справедливость этого требования и покорно отошел на сто шагов.

Но когда он повернул налево, чтобы возвратиться на тропинку, откуда его оттеснили, ему столь же внезапно преградил дорогу второй вооруженный человек, обратившийся к нему с тем же вопросом.

Жак, не придумав ничего другого, ответил, как и в первый раз:

— Я выслеживаю дичь.

Тут незнакомец указал ему пальцем на опушку леса и произнес угрожающим тоном:

— Хотите послушать моего совета, дружок? Ступайте-ка вон туда: там вам будет лучше, чем здесь.

Жак подчинился или сделал вид, что подчиняется. Дойдя до указанного места, он прокрался вдоль оврага и, убедившись, что невозможно, по крайней мере сейчас, отыскать след г-на де Валансоля, пустился напрямик по полям. Выйдя на большую дорогу, он заглянул в трактир, где надеялся встретить своего отца и, действительно, застал его там.

Как мы уже знаем, они возвратились вдвоем в замок Черных Ключей, когда первые лучи солнца едва начали пробиваться сквозь ставни.

Все описанные нами происшествия они пересказали Ролану со множеством подробностей, которые мы опускаем. Выслушав их внимательно, молодой офицер пришел к убеждению, что два вооруженных человека, преградившие дорогу Жаку, вовсе не браконьеры, а Соратники Иегу.

Но где же может находиться их логово? В здешних местах нет ни заброшенного монастыря, ни развалин.

И друг Ролан хлопнул себя по лбу.

— Какой же я болван! — воскликнул он. — Почему я раньше об этом не подумал?

На его лице появилась торжествующая улыбка, и он обратился к двум охотникам, которые были в отчаянии, что не смогли сообщить хозяину никаких точных сведений.

— Ну, друзья мои, — сказал он им, — теперь я знаю все, что мне хотелось знать. Ложитесь и спите спокойно, вы это заслужили, черт подери!

И, подавая им пример, Ролан улегся и крепко заснул. Наконец-то он решил эту важную задачу, над которой бился так долго и безуспешно.

Его осенила догадка, что Соратники Иегу перебрались из Сейонского монастыря в пещеры Сейзериа, и он тут же вспомнил о подземном ходе, соединяющем эти пещеры с церковью в Бру.