– Платье очень красивое.

Тетя грустно улыбнулась, разглядывая чулки и белье, которые мне следовало самой унести наверх. Эти вещи тоже были будто для служащей, а не для помощницы рабочего.

– Со мной все хорошо, правда, – показалось, что стоит успокоить ее еще раз. – В праздник я все равно планировала… Понимаешь?

– Мне сказали, что у нас был Том. Родители отправили его к бабке в пригород на всякий случай.

– Был. Мы просто поговорили. Так что он может возвращаться.

Неожиданно поняла, что мне все еще грустно из-за Тома. Не думала, что будет волновать подобное после всего.

– Я передам его семье. Но почему нет? Ты же с детства ходила за ним хвостиком?

– Он выбрал другую.

– Может, и к лучшему. Говорят, Министр очень ценит невинность.

Пожала плечами на это. Может, и ценит. Какая мне разница?

– Хочешь узнать, как это было у меня?

Тетя явно решила шокировать откровенностью. Но это действительно интересно, хоть и слегка неприлично.

– Как? – уставилась на нее во все глаза.

– В подсобке. На фабрике. Парень мне нравился с первого дня, как на работу поступила. Мы несколько месяцев трудились в одном цеху. И вот. В конце концов, оказались среди швабр и метел.

Слушала, открыв рот от удивления. В подсобке? Я прекрасно знаю эти маленькие, тесные помещения. В них не повернуться и одному, и пахнет всегда мокрыми тряпками.

– А как вы? Ну кровать же…

Тетка рассмеялась от моих наивных вопросов.

– Никакой кровати, Майра. Стоя. Пара минут, а потом снова за работу.

Озадаченно уставилась на тетю:

– А потом?

– Что потом?

– Вы встречались еще?

– Нет, – она помотала головой и чуть улыбнулась. – Через пару недель его перевели в другой корпус. С тех пор я и не видела его больше.

Мы помолчали. Почему-то я думала, что другим повезло с первым разом больше, чем мне. Но, видимо, не тете. Она будто прочитала мои мысли.

– У тебя хотя бы кровать была, – тепло улыбнулась мне. – И мужчина не пах железной стружкой и потом середины смены. Но, как и я своего первого, ты вряд ли увидишь Министра еще раз. Забудь. Главное, сохранить здоровье. Чтобы ничего не болело, не беспокоило. А Том… Возможно, еще придет. Одумается.

Все же тетя беспокоится – надо рассказать, а то еще к врачу потащит. А это по трущобным меркам очень дорого.

– Не волнуйся, доктор меня осмотрел. После. Сказал мыться каждый день и дал мазь.

– Ты голодная? – тетя опять улыбнулась, на этот раз как-то вымученно.

– Нет, – помотала головой. – Я отдохну немного. У тебя ведь смена скоро начинается.

– Да. Мне уже бежать пора.

Вскоре тетя Вэл ушла на фабрику, а я осталась доделывать ужин, раскладывать вещи и отгонять тяжелые думы. Хорошо, что все закончилось. Я снова дома, и тетя права – Министра никогда больше не увижу. А он наверняка забыл обо мне еще вчера. Уверена, что в квартале не станут напоминать о случившемся, расспрашивать или сочувствовать. Все сделают вид, что ничего не случилось. Так у нас принято.

Через тетю я передала прошение на два выходных дня. Выполняла предписания врача, занималась делами, которые давно откладывала и забывала произошедшее. Потом вышла на работу. Все шло, как и думала. Даже комплиментов по поводу нового платья не последовало. Том вернулся в квартал, и я окончательно успокоилась. Уже через неделю он снова стал приходить к нам с тетей. Но только когда она была дома. Наедине мы не оставались, ни о чем особенном не разговаривали. Будто что-то сломалось между нами. Мне не было грустно из-за этого, ведь повторить так скоро опыт, который приобрела с Министром, не планировала. Если честно, при одной мысли об этом бросало в дрожь. Даже если думала я о Томе. О ком думал сам Том – не спрашивала. Его мечты о Кэйрин столь же фантастичны, как если бы я фантазировала о главной гончей. Единственное, что глодало бессонными ночами – все могло быть иначе. Если бы Том ответил взаимностью, мы задержались бы в доме. И Министр попросту не увидел бы меня. Смогу ли когда-то перестать думать об этом и снова улыбаться Тому, будто ничего не было?

Через две недели размеренная жизнь квартала была нарушена сообщением о скорых казнях на замковой площади. В общем-то, ничего выдающегося. Министр казнит неугодных регулярно. Но на этот раз речь идет о предателях режима, поэтому явиться приказали всем. Для трущоб это означает поголовную проверку присутствия. Не знаю, почему, но правительство считает, что именно в недрах нищих кварталов прячутся заговорщики. Интересно, что бы им у нас делать? Не думаю, что строить козни и работать до седьмого пота хорошо совмещающиеся дела. Жители трущоб и так все как на ладони – комендантский час, смены по строгому графику, пропуски только по заявлению. Когда, а главное, на что нам готовить восстания? Только если затачивать ложки и вилки… Но у Министра свое видение. Поэтому в случае поимки изменников мы строем идем на главную площадь и наблюдаем там за последними секундами несчастных. Ненавижу это. Но придется идти и смотреть. И делать вид, что как способ отдохнуть от работы меня подобное вполне устраивает.

День казни – всегда выходной. А значит, и приодеться нужно. У меня выбора нет – надеваю все то же красное платье. Все две недели пытаюсь смириться с его цветом, ведь носить придется долго. Пока ткань не протрется от времени. Зато голову ломать не надо. Тетю на площадь не отпустили, начальство оставило на фабрике под собственную ответственность. Тоже ничего необычного – кто-то же должен следить за процессом, пока остальные рукоплещут правосудию. Но почему-то мне с самого утра не по себе. Волнуюсь, что Министр пожелает взять слово. Придется смотреть на него, слушать, кивать и поддерживать аплодисментами. Ерунда вроде, а внутри все сжимается, как подумаю, что увижу его.

На площадь прихожу вместе с остальными жителями квартала. Помосты уже готовы, палачи ждут своего часа. Только осужденных пока нет. Вокруг людно и шумно. День выдался жарким, пахнет нагретыми на солнце камнями и стихийным рынком, который предприимчивые горожане развернули прямо под стенами ближайших домов. Из окон этих же домов знать будет смотреть на казнь вместе с нами. Странно, что их тоже не выгоняют на брусчатку, ведь очень многие семьи недовольны политикой Министра. Почти смиряюсь с очередным жутким зрелищем в моей жизни, когда ко мне подбегает запыхавшийся Том.

– Майра, – шепчет срывающимся голосом. – Тебя ищут. Гончие. Уходи.

– Зачем? – мурашки начинают медленно ползти по спине. – Меня же накажут за неявку.

Действительно не понимаю, чего Том хочет от меня.

– Ты пришла, все видели. Так и скажут гончим. А они просто не нашли тебя, понимаешь? – пытается убедить он и одновременно осторожно подталкивает в сторону выхода.

– Майра! – зычно несется над толпой. – Майра из квартала шесть-восемнадцать!

Да, меня запросто можно искать по имени. В квартале я такая одна. Возможно, что и во всех трущобных кварталах. Тетя говорит, что мать моя была существом нежным и мечтательным. И это не комплименты вовсе. Вот, назвала дочь именем одной из божественных дев-воительниц. Она же потом и отца, теткиного брата, втравила во что-то противозаконное. И сгинули они вместе на рудниках. Поэтому нам с тетей никак нельзя нарушать закон, иначе отправимся следом за родителями.

– Нет, Том. Я ничего не сделала. С чего мне прятаться?

В этот момент на плечо легла тяжелая рука имперской гончей. Могу с уверенностью сказать это по самым кончикам черных кожаных перчаток, которые видны, даже если не поворачивать голову.

– Майра? – басят мне в ухо.

– Да, – лепечу и разворачиваюсь.

Смотрю в холодные глаза здоровенного мужчины. Спрашивать смысла нет, скажут, что посчитают нужным. И когда посчитают.

– Иди за нами. Тебя хотят видеть.

Киваю, зачем-то улыбаюсь Тому и иду за гончими. Кажется, начинаю понимать, что так взволновало друга детства. Может, он и прав – следовало скрыться? Сглатываю вязкую слюну и стараюсь не разреветься. Зачем я опять понадобилась Министру? Всю дорогу пыталась успокоиться. Вероятно, я просто ошиблась. Напридумывала невесть чего. Он уже и не помнит меня. И день такой – не до удовольствий и развлечений. Ведь так? Почему тогда пальцы на ногах поджимаются от ужаса? Ладони противно потеют? Во рту горько от дурного предчувствия? Совсем недавно прекратила просыпаться по ночам от душных кошмаров, в которых Министр тянет ко мне свои тонкие узловатые пальцы.