Пустынное солнце слепило глаза, и Стивен, пошарив в одном из карманов экипировки, нашел солнцезащитные очки. И тогда Кабул открыл перед ним свое истинное лицо, и до Стива дошло, что их бросили в самое пекло, спустили в ад, окунули в кровавую бойню. Разорение было практически библейским.
Первый лейтенант Алекс Махоун, командуя взводом, устроил опорный пункт в руинах чьего-то дома. Саманные стены были изъедены пулями, крыша обвалилась, но и это было лучше, чем стоять посреди улицы без укрытия. Снаружи они были как на ладони и, если бы вражескому снайперу вздумалось стрелять, он без труда снял бы их всех – медлительных, взволнованных и абсолютно ничего не соображающих мальчишек. Поэтому, лейтенант Махоун счел полуразрушенную одноэтажную лачугу хорошей, пусть и зыбкой защитой. У них появилось время – то, чего на войне всегда было в обрез.
– Здесь тебе не Майами, сынок, – сказал Махоун, хотя был старше самого Стива лет на десять, он сорвал с лица Стивена очки и раздавил их пяткой тяжелого ботинка.
Стив поднял очки с пола, покрытого восточным ковром и красноватой пылью, и с сожалением обнаружил их безнадежно сломанными. А когда отвлекся от своей потери, заметил изувеченного ребенка, пригвожденного к стене взрывом бомбы, пробившей ветхую крышу. Пока лейтенант выбирал правильную позицию для пулеметчика, снайпера и наводчика, из соседнего дома пытался выбраться босоногий мужчина с мертвой девочкой на руках. Стив отметил, что держал он ее так, словно она была жива, словно убаюкивал. С ним была жена, которая металась и едва могла видеть, потому что ее лицо было залито кровью, а из головы торчал осколок шрапнели. К убежищу приблизился другой мужчина с девочкой постарше. Стив сразу заметил, что девчонка едва дышала, но все же она была жива. Мужчина схватил Стива за руку и попытался передать девочку ему. И тут уже вмешался Алекс Махоун.
Стива поразило, как отчаянно этот незнакомый ему мужчина пытался спасти своего ребенка, хотя знал, что ей не жить. Его поразило, как хладнокровно лейтенант Махоун, спасая их задницы от обнаружения, пригрозил горожанам оружием. Как они, покалеченные, уже наполовину мертвые, развернулись, словно стадо послушных овец, привыкших, что режимы рушатся каждый день, побрели прочь. Тот мужчина уложил свою дочь к ногам старика, которому пули изрешетили грудь, и там, насколько Стив смог понять, через несколько минут она перестала дышать. В тот день, в первый день настоящих боевых действий, Стивен увидел настоящую войну, весь ее шокирующий ужас. Он стал свидетелем кровопролитной расправы такого масштаба, что в последующие годы все слова, способные описать тот солнечный день в Кабуле, ту картину, которую Стив увидел своими глазами, будут казаться недостаточно емкими, бессильными и бесцветными перед ужасной и трагической правдой.
– Страшно? – спросил рядовой Риверс, когда Стив нашел себя крепко сжимающим винтовку. Майкл Риверс был таким же, как и сам Стив, юнцом. Скорее всего, даже моложе, потому что Хэммонд к две тысячи второму успел закончить три курса колледжа, а Майк только школу. Стив не ответил, потому что лейтенант Махоун смирил их обоих строгим взглядом и велел осмотреть помещение.
Если бы можно было вернуться назад, никогда не переступать порог той комнаты, единственной с уцелевшей дверью, если бы Стивен вовремя смог очнуться от оцепенения и не записываться в армию, то он обязательно закончил колледж, а позже устроился бы в стоматологическую клинику отчима. И жизнь текла бы своим чередом, и он бы купил дом в престижном районе Чикаго, и дорогую машину, на которой бы никогда не ездил. У него было бы будущее, которое оборвалось в тот момент, когда он из всех возможных вариантов выбрал тот, в котором не было счастливого конца, когда слепо, как нитка за иголкой, пошел на войну вслед за братом, когда открыл дверь.
За дверью была небольшая комната, скорее всего – детская, потому что среди человеческих тел, разбросанных по полу от стены к стене, Стивен увидел потрепанные мягкие игрушки. Комната использовалась талибами, как сборный пункт для убитых и раненых. Живой мужчина с длинной бородой и раскуроченным животом изо всех сил тянулся к оружию. Сначала Стив хотел проверить, нет ли внутри кого-нибудь еще выжившего, но сообразил, что сделай он это, тут же окажется в слепой зоне, а ничего не подозревающие ребята за его спиной станут легкой добычей, мишенями в тире. Комната была завалена трупами и огромным количеством оружия и боеприпасов: АК-47, магазинами, пулеметными лентами, гранатами. Стив попросил мужчину остановиться, но тот просто не мог этого сделать, вера в то, что он поступает правильно, затмила его разум, искоренила страх смерти, а раз уж он отсюда не выберется, то заберет с собой как можно больше американцев. На мгновение он все же остановился, а затем посмотрел на Стива так, словно уже был мертв, и схватил свой АК-47. И прежде, чем он успел навести автомат (в руках у него уже не было силы от обширного кровотечения) Стивен прицелился из М162 и выстрелил ему в голову. Это был первый человек, которого Стив убил. Он надтреснуто и хрипло выдохнул, и замертво повалился навзничь.
– Быстро ты его, – усмехнулся Риверс и одобрительно кивнул. – Даже не сомневался.
Махоун не был столь же весел, а то, что Стива вывернуло на его ботинки, понравилось ему еще меньше. Правда, высказываться по этому поводу он не стал, только похлопал по плечу и шепнул что-то неразборчивое. Он в полной мере осознавал свою оплошность и то, что едва не лишился целого взвода, потому что не осмотрел опорный пункт.
Парни в тот день были взбудоражены, взвинчены и эмоционально заряжены тем ужасом, который им довелось увидеть. И, чтобы не довести их до нервного срыва, лейтенанту пришлось свернуть операцию и вернуться в лагерь. После завершения боя они обнаружили в соседней комнате еще больше оружия, боеприпасов, а к тому же продовольствия. Среди всего было несколько минометов и ПЗРК3.
Оружия оказалось так много, что им забили несколько «Страйкеров»4 и «Хамви»5, некоторым пришлось возвращаться пешком. По дороге еще нескольких ребят стошнило то ли от обезвоживания, то от всего увиденного. А уже в лагере Стив, пока шел к душевой, чтобы отстоять очередь и помыться, краем уха услышал из пропыленной зеленой палатки голоса Махоуна и полковника Миллигана. Махоун жаловался неизвестно кому на то, что его взвод, состоящий из скулящих щенков, от которых еще пахнет материнским молоком, отправили в эпицентр бессмысленной бойни. На что полковник сказал, что они перешли от защищенного лагеря, тренировочных вылазок и обороны к стремительным атакам и к полноценным миссиям. И к тому же, бойня не была бессмысленной, раз бронетранспортеры и боевые машины ломятся от количества вражеского оружия.
Стив много думал о месте боевых действий перед тем, как ступил на борт военного вертолета, неуклюжего грузового уродца, с парой рабочих винтов, но на деле все оказалось в несколько раз хуже, чем он представлял, даже в самых нелепых предположениях. Обстановка буквально была взрывоопасной, нестабильной, непредсказуемой. Им говорили, что они борцы за свободу, они должны свергнуть режим талибов, должны показать, кто тут главный. «Убей их» – фраза, которую он слышал много раз в тренировочном лагере. Фраза, которая стала неофициальным девизом морской пехоты, которую морские пехотинцы выкрикивали вместо приветствия, которую кричали остальные, пока один морпех пытался побить на плаце свой же рекорд. Никто не говорил им, что под раздачу попадут гражданские, жертвы среди мирного населения скрывались за гуманитарными миссиями или вовсе были не учтены. Стив был зол всю обратную дорогу и уже в лагере, стоя под слабой струйкой едва теплой воды, он чувствовал себя обманутым. Но злился он не на правительство, не на лейтенанта Махоуна и даже не на полковника Миллигана, Стивен злился на брата и почти ненавидел его, за то, что тот не предупредил Стива, с каким ужасом ему предстоит столкнуться.
