и крик молодецкий в грудях. Но скверное дело - в парадном строю
идти с "Биркенхедом" на дно, Как шел бедолага Бомбошка Вдовы,
солдат и матрос заодно. Почти салажонок, ну что он успел?
Едва, до набора дорос, А тут - иль расстрел, или драка в воде,
а всяко ершам на обсос, И, стоя в шеренге, он молча тонул
герой, а не солдоматрос.
Полно у нас жуликов, все мы вруны,
похабники, рвань, солдатня, Мы с форсом подохнем у края земли
(все, милые, кроме меня). Но тех, кто "Викторию" шел выручать,
добром не попомнить грешно, Ты честно боролся, Бомбошка Вдовы,
солдат и матрос заодно. Не стану бог знает чего говорить,
другие пускай говорят, Но если Вдова нам работу задаст,
Мы выполним все в аккурат. Вот так-то! А "мы" понимай и "Ее
Величества матросолдат"!
ХОЛЕРНЫЙ ЛАГЕРЬ Перевод А Сендыка
Холера в лагере нашем, всех войн страшнее она, Мы мрем средь пустынь, как евреи в библейские времена. Она впереди, она позади, от нее никому не уйти... Врач полковой доложил, что вчера не стало еще десяти.
Эй, лагерь свернуть - и в путь! Нас трубы торопят, Нас ливни топят... Лишь трупы надежно укрыты, и камни на них, и кусты.. Грохочет оркестр, чтоб унынье в нас побороть, Бормочет священник, чтоб нас пожалел господь, Господь... О боже! За что нам такое, мы пред тобою чисты.
В августе хворь эта к нам пришла и с тех пор висит на хвосте, Мы шагали бессонно, нас грузили в вагоны, но она настигала везде, Ибо умеет в любой эшелон забраться на полпути... И знает полковник, что завтра опять не хватит в строю десяти.
О бабах нам тошно думать, на выпивку нам плевать, И порох подмок, остается только думать и маршировать, А вслед по ночам шакалы завывают: "Вам не дойти, Спешите, ублюдки, не то до утра не станет еще десяти!"
Порядочки, те, что теперь у нас, насмешили б и обезьян: Лейтенант принимает роту, возглавляет полк капитан, Рядовой командует взводом... Да, по службе легко расти, Если служишь там, где вакансий ежедневно до десяти.
Иссох, поседел полковник, он мечется день и ночь Среди госпитальных коек, меж тех, кому не помочь. На свои он берет продукты, не боясь карман растрясти, Только проку пока не видно, что ни день - то нет десяти.
Пастор в черном бренчит на банджо, лезет с мулом прямо в ряды, Слыша песни его и шутки, надрывают все животы, Чтоб развлечь нас, он даже пляшет: "Ти-ра-ри-ра, ра-ри-ра-ти!" Он достойный отец для мрущих ежедневно по десяти.
А католиков ублажает рыжекудрый отец Виктор, Он поет ирландские песни, ржет взахлеб и городит вздор... Эти двое в одной упряжке, им бы только воз довезти... Так и катится колесница - сутки прочь, и нет десяти.
Холера в лагере нашем, горяча она и сладка, Дома лучше кормили, но, сев за стол, нельзя не доесть куска. И сегодня мы все бесстрашны, ибо страху нас не спасти, Маршируем мы и теряем на день в среднем по десяти.
Эй! Лагерь свернуть - и в путь! Нас трубы торопят, Нас ливни топят... Лишь трупы надежно укрыты, и камни на них, и кусты... Те, кто с собою не справятся, могут заткнуться, Те, кому сдохнуть не нравится, могут живыми вернуться. Но раз уж когда-нибудь все равно ляжем и я, и ты, Так почему б не сегодня без споров и суеты.
А ну, номер первый, заваливай стояки, Брезент собери, растяжек не позабудь, Веревки и колья - все вали во вьюки! Пора, о пора уже лагерь свернуть - и в путь...
(Господи, помоги!)
"ПРОВОДИТЕ МЕНЯ ДОМОЙ" Перевод Д. Закса
Я не знал никого, кто б сравнился с ним,
Ни в пехоте, ни в конных полках. И уж раз таким он был, то и, стало быть, погиб,
Ведь иначе лучшим никак.
Что ж, по последней затяжке, и проводите меня!
Ну-ка, хлебните из фляжки и проводите меня!
Слышите, бьет, бьет барабан,
Проводите меня домой!
А кобыла его ржала день и ночь,
Всполошила наш весь бивак, И не стала брать овса, все, живая тварь, ждала,
Ведь иначе твари никак.
А девчонка его сержанта нашла,
Хоть прошло-то всего пустяк, И поймала на крючок, окрутилась в церкви с ним,
Ведь девчонке иначе никак.
Мы недавно поцапались с ним, а он
Не слабак, и я не слабак. Я теперь и сам не рад, только поздно пожалел,
Ведь поправить нельзя никак.
Мне такого друга уже не найти
Ни у нас, ни в других полках, Я нашивки, кошт отдам, лишь бы жив он был, да что ж?
Ведь его не вернешь никак.
Что ж, по последней затяжке, и проводите меня!
Ну-ка, хлебните из фляжки и проводите меня!
Слышите флейты поют, поют,
Проводите меня домой!
Увозите его! Ему не было равных и нету.
Увозите его! Наклоните знамена к лафету.
Увозите его! Он уходит к другим берегам.
Увозите его! Плачут флейты и бьет барабан.
Ну-ка, "тринадцать из строя", и проводите меня!
"По три холостых в честь героя", и проводите меня!
О, превыше женской любви,
Проводите меня домой!
"И ВОСХИЩАТЬСЯ..." Перевод О. Юрьева
В Индийском океане тишь,
Глядит он кротостью самой; Волны нигде не различишь,
Кроме дорожки за кормой.
Корабль несется, дня уж нет,
Пробили склянки - отдыхай... Чернея на закатный свет,
Индус поет: "Хам декхта хай".
И восхищаться, и дышать,
И жить бескрайностъю дорог Без толку! - мог бы я сказать.
Но бросить бы уже не смог!
Слежу ли за игрой старшин,
Ловлю ли женский смех и гам, Гляжу ли, как офицера
На шканцах провожают дам, Я думаю про что ушло,
Взгляд утопивши в синей мгле, И вот я словно бы один
На опустевшем корабле.
Про что ушло, что видел я
В казарме, в лагерях, в бою, Рассказываю сам себе
И правды сам не узнаю; Так странно, слишком странно все...
Что ж, это нынче позади. Да, было всякое со мной,
Но - больше в будущем, поди.
Да, на заметку я попал,
Я нарушал закон полка, И сам себя со стороны
Я видел в роли дурака Познанья цену я платил
И не был ею возмущен, А прохлаждался на "губе",
Мироустройством восхищен.
На траверзе возник дымок,
И встал над морем там, вдали, Горбучий Аден, точно печь,
Которую уж век не жгли. Проплыл я мимо этих скал
Шесть лет назад - теперь домой Плыву, солдат, отбывший срок,
С шестью годами за спиной.
Невеста плакала: "Вернись!"
