– У нас восьмой вагон, – громко объявил Ожогин, – поезд стоит десять минут, все успеете сесть. Не ломитесь как голые в баню, но и варежку не разевайте. Быстро и организованно проходим в вагон и занимаем три крайних отсека. Вагон плацкартный места всем хватит не ссыте. Ехать нам всего около семи часов, к утру на месте будем. Всё вперёд, вон восьмой вагон проехал, догоняем.
Поезд тащился медленно и нудно. Пассажиров было мало, поэтому мы только вначале плотно оккупировали крайние купе, а потом расползлись по всему вагону. Естественно, с разрешения капитана и под бдительным оком сержантов. Понятно, что никто из нас сбегать не собирался. Если у кого-то была мысль не идти в армию, он просто не пришёл бы в военкомат, а скрывался в своём городе. На кой чёрт лететь в Приморье, чтобы сдёрнуть и потом добираться до дома за тысячи километров? Явных идиотов, среди нас вроде не было. Ожогин вероятно и не думал, что мы убежим. Просто следил, чтобы кто-нибудь не отстал по дороге, по собственной глупости. В поезде скооперировались и доели все свои домашние запасы. Свою лепту в поздний ужин внесли и сержанты, вытащив из своего вещмешка несколько банок тушёнки и пару булок хлеба. Потом капитан скомандовал отбой, и мы вновь разбрелись по вагону. Кто спал, кто негромко разговаривал. Я залез на свободную верхнюю полку и попытался уснуть, накрыв голову курткой. Под мерный стук колёс мне удалось задремать, потом проснулся, потом снова уснул.
Так в полудрёме прошла ночь, и за окном начало светать. Поезд начал сбавлять скорость, и капитан приказал готовиться к выходу. Друг за другом, мы сошли на пустую платформу, как только пожилая проводница открыла двери вагона. Вместо вокзала маленький деревянный дом, стоящий метрах в десяти от рельсов. Завершали картину поселения несколько разнокалиберных домиков, хаотично разбросанных вокруг покрытой островками зелёной травы вытоптанной площадки. Сразу за домами начинался подъём на небольшую сопку, густо поросший каким-то кустарником. Когда поезд, прогудев на прощание, уехал, мы смогли заглянуть на противоположную сторону железной дороги. Там, вдоль насыпи шла укатанная грунтовка, а прямо на ней стояли две машины. Привычные армейские шестьдесят шестые, с закрытыми брезентом деревянными кузовами.
– Ну, вот и наши такси, – удовлетворённо сказал капитан и первым шагнул через рельсы, – пошли грузиться парни. Надеюсь, в поезде никого не забыли? А, Игнатко?
– Никак нет, тащ капитан, я салаг пересчитал по головам, сошлось со списком, – отозвался сержант, догнав Ожогина.
– Ну, добро, я в первой машине, вы с Рубцовым во второй. Бойцов поровну разделите, по машинам.
Ехали около часа, подпрыгивая на жёстких деревянных лавках и глядя на клубящуюся вслед за машиной пыль. Внезапно пыль закончилась, а машина перестала подпрыгивать, въехав на старенький асфальт. Ещё через пять минут проехали КПП и свернули налево. Дальше мы катили вдоль бетонного забора. Здесь асфальт положить забыли и мы вновь запрыгали уже отбитыми задницами на жёстких лавках. К счастью, ехали всего минут пять, и остановились у одноэтажного каменного здания. Побеленное розоватой извёсткой, приземистое, не широкое, но сильно вытянутое в длину. Рядом небольшая спортивная площадка – турники, брусья, металлическая шведская стенка. Всё покрашено тёмно-синей краской. С другой стороны от входа в здание расположена круглая курилка, напоминающая беседку с покрытой листовым железом крышей. Всё это мы рассмотрели, выпрыгнув из машин и стоя в ожидании дальнейших распоряжений.
– В две шеренги становись, – скомандовал подошедший Ожогин.
– Равняйсь, смирно, вольно. Так бойцы, – продолжил он, когда мы изобразили подобие строя, – вы прибыли в учебную часть Краснознамённого тихоокеанского пограничного округа. Большинство из вас здесь и останутся на ближайшие шесть месяцев. Выучитесь, сдадите экзамены, а потом разъедетесь по заставам. Некоторые, возможно, уедут в другие воинские части округа, если вы заинтересуете «покупателей» из этих частей. Но, всё это будет потом, позже. А сейчас у вас двухнедельный карантин. Всё это время, вы будете постоянно находиться в этом карантинном корпусе, – капитан показал рукой на розовый дом.
– Отлучаться разрешается только по команде, моей, или уже знакомых вам младших сержантов. Это понятно? В столовую будете ходить после того как поест личный состав учебной части. Сейчас располагайтесь, разбирайте себе кровати и тумбочки. На завтрак мы опоздали, а до обеда ещё далеко. Поэтому, сейчас я попробую организовать вам баню и выдачу обмундирования, чтобы в столовую вы пошли уже в приличном виде, а не как шайка оборванцев. Если что-то осталось из мамкиных пирожков советую выбросить, а то потравитесь ещё. Не вздумайте в тумбочках прятать, в армии это запрещено. Ну, сержанты вам объяснят, что по чём. Давай Игнатко, командуй, а я в штаб, – закончил Ожогин и направился к машине.
– Так, духи, – начал сержант, когда капитан сел в кабину и машина быстро запылила по дороге, – слушать меня внимательно. У каждого из вас будет своя кровать и прикроватная тумбочка. Их внешний вид и содержание – ваша головная боль. Поясняю на пальцах, кровать должна быть идеально заправлена, а в тумбочке не должно быть ничего лишнего. Как правильно заправлять кровати мы вам покажем, а вы потом потренируетесь. В тумбочке разрешается хранить шильно-мыльные принадлежности, ну и письма с тетрадями. Объясняю – мыло в мыльнице, зубная паста в тюбике, зубная щётка в футляре, станок с лезвиями или электробритва. Бумага или тетради, конверты, ручки, карандаши. Подшива для воротничков, нитки, иголки, у кого есть ножницы. В самом низу, в целлофановом мешочке можно положить щётку для обуви и крем. Вот в принципе все предметы, которые разрешается по уставу держать в тумбочке. Естественно, всё это должно быть аккуратно сложено. Запомните, порядок в тумбочках у вас будут проверять достаточно часто. Если будет бардак, или найдут там что-то лишнее – залёт. Хлеб, печенье, конфеты, консервы, тушёнку, сгущёнку, фрукты, что ещё? Короче, весь хавчик – в тумбочке хранить нельзя. Это зарубите себе на носу, как отче наш.
– Залёт – это нарушение дисциплины или устава. Он влечёт за собой неминуемое наказание. Не ссыте, никто вас бить не будет, по-крайней мере у нас. Наверное, наслушались ужастиков на гражданке, – усмехнулся Игнатко, – у нас залёт лечится в основном трудотерапией и дополнительными физическими упражнениями. Причём запомните, у «погранцов» очень развита взаимовыручка. Поэтому, чаще всего залёт кого-то одного, будете отрабатывать все вместе. Вспомните это, когда задумаете сделать что-то не то. Вопросы? Вопросов нет. Тогда сейчас выбираете себе кровати, тумбочки и перекладываете в них личные вещи. Только те, о которых я сказал. У кого остались упакованные продукты длительного хранения, например сгущёнка, тушёнка, печенье в пачках, можете сложить их в один вещмешок. Пойдём на обед, отнесём в столовую, зачем добру пропадать. Всё остальное выбрасывайте не жалея. С той стороны корпуса есть мусорные контейнеры, кстати, туалет тоже там. На всё про всё даю вам двадцать минут, потом пойду проверять. Разойдись, время пошло.
Сержанты зашли в карантинный блок уже минут через десять. Мы за это время выбрали себе кровати и пытались их как-то застелить. Понаблюдав с минуту за нашими неуклюжими попытками, они собрали всех и показали, как правильно это делается. Потом сразу показали, как лучше разложить личные вещи в тумбочку. Всё доступно и наглядно, но когда начинаешь застилать и выравнивать сам, получается всё равно коряво.
– Да, духи, кто зарос, лучше побрейтесь, как с кроватями управитесь. А то пойдём в столовую, нарвётесь на кого из старших офицеров, будет жопа, – громко крикнул Игнатко.
Чувствовалось, что из этих младших сержантов, он лидер, любит покомандовать. Рубцов всё больше молчал. Он охотно показывал и сам помогал призывникам справиться с кроватями. Если к нему обращались, советовал, как лучше разложить вещи в тумбочке. Мне он больше нравился, и я попросил его оценить мою заправленную кровать.
