Словно разочарованно уточнил он.

– Да…

– Почему сразу не сказала? Я люблю по жестче, некогда мне тут возиться с тобой. Уже бы давно кто-нибудь из моих людей распаковал бы тебя, сейчас не стояла б тут как беспомощный зяблик.

Я подняла на него свои глаза, полных ненависти, презрения. Так просто? Я для него вообще жалкая неодушевленная кукла. Кто-нибудь бы вытряхнул меня из коробки, чтобы мерзавцу было играть  удобнее. Ненавижу!!!

– Мои яйца сейчас лопнут, отсосошь мне и проваливай.

– Пожалуйста, я ведь пришла за помощ…

Его руки впились в мои волосы на затылке, удерживая мою голову, не давая даже возможности отвернуться, а член уже утыкался мне в лицо.

– Возьми его в рот, не зли меня, черт возьми.

Он шлепнул меня по ягодице, заставляя кожу снова воспламениться. Схватив пальцами одной руки за скулы, сжал до боли, разжимая мои челюсти. Его член тут же ворвался внутрь. Двигая тазом, мужчина с силой стал трахал мой рот, не давая мне возможности дышать.

– Соси, соси милая, я хочу кончить.

Мои глаза округлились от такого напора, наполняясь слезами, стекая по раскрасневшимся щекам.

Притягивая меня за затылок, мужчина входил, шипя от удовольствия, ему было хорошо, но я его ненавидела. Член погружался так глубоко, что я ощущала длину в своём горле, до рвотного позыва. Мои руки упирались в стальной живот мужчины в жалкой попытке его оттолкнуть.

– Поработай языком милая, иначе ты задохнешься от моего члена, я не могу остановиться, слишком хорошо. Сделай мне приятно или я без перерыва продолжу долбить твое горло.

Он вынул член, водя по моим губам. В его глазах буйствовало пламя и бешеное возбуждение.

«Чертовый мудак я, подумал он про себя, сжав её челюсть, врываясь в рот. Девственница? Серьёзно? Мне в какой-то момент захотелось её по-другому, но черта с два я буду жалеть эту девочку. Я пропитан ненавистью, я горю в ней, меня никто не пожалел. Я поступаю взаимно.

У неё такая бархатная кожа и эти глаза, голубое озеро, бездонные, а я их оскверняю. Чёртова сучка… она так вкусно пахнет, ей даже стараться не надо, хочу её. Недотрога, вот и привлекает, потом покажет ещё себя шлюшкой, дай только волю». 

Он снова врывается в мой рот, вклиниваясь ещё быстрее с растущей грубостью. У меня нет сил, тело обмякло, сдалось. Я почувствовала резкое помутнение, все закружилось, в голове резко стало пульсировать, затягивающая темнота…

Я очнулась лёжа на кровати, обнажённая, потерянная, что произошло? Оглядываясь, я вдруг неприятно вздрогнула, подскочив с места. Голова все ещё кружилась, шатая тело из стороны в сторону, это был не сон…

Он сидел, раскинувшись в кресле, делая очередной глоток виски, небрежно осматривая меня.

– Я знаю, что мой член большой, есть чем похвастаться, но сознание кто-то потерял впервые. Пошла вон отсюда.

Грозно прорычал он, оставляя холод на моей коже.

Я вскочила с кровати, собирая по комнате свои вещи, желая как можно быстрее сбежать. Мои руки тряслись, стыд пожирал меня. Боль, отчаяние, страх, позор, все скопилось в одном маленьком пространстве, съедая заживо.

Мужчина, вальяжно восседая в кресле, еще брызгал на меня ядовитым взглядом, доставая телефон из кармана пиджака, набрал номер.

– Пришли кого-нибудь, побыстрее. Только не блондинку, – бросил на меня вновь взгляд, – на сегодня я сыт ими по горло.

Я надела платье, схватив туфли и пальто в руки, быстро выбежала из номера, бросив взгляд на оставленную сумочку, лежащую около него. Нащупав телефон в кармане, я облегченно выдохнула, быстрее побежала вниз.

На улице было уже темно. По щекам хлынули слезы, раздирая душу в клочья. Мне так захотелось выорать свою боль, упиться ею, а может даже утопиться, но я лишь всхлипывала, пытаясь удержать все в себе.

Было поздно, я знала, что придя домой, случиться очередная катастрофа. Я всегда в это время дома, потому что послушная дочка своего папочки. Потому что иное поведение не приветствуется в нашей семье, оно наказуемо.

Голова туманно мыслила, в горле болезненно першило, а чужие руки еще брезгливо ощущались на мне.

Я люто ненавидела сейчас всех, я горела, казалось, сама была источником огня, но когда все сгорит, останется пепел, во мне останется лишь пепел. Его глаза, прожжённые злостью, похотью, мерзким желанием, стояли передо мной, они словно все еще наблюдали. Ещё один дьявол моей жизни, ещё одно моё испытание. Вынесу ли я? Спасу ли себя из преследующего ада?

Я одна… я впервые по-настоящему четко осознала, что я одна в этой жизни. Мне больше некуда прибиться, не к кому уткнуться в плечо. Чтобы меня обняли, поняли, поддержали. Ни души, ни надежды. В такие минуты, я всегда вспоминала своего милого друга. Друга, которого я так любила, но потеряла. Он был моей силой, моей надеждой, лишь ему я верила… Но сейчас, я иду по ночной темной улице, пустая, обугленная кукла. В свои двадцать два года я только и знаю о боли, предательстве, грубой силе, о безвольном существовании в кругу самых важных, казалось бы, мне людей.

Рядом, плавно остановилась черная машина, преграждая мне путь.

– Босс сказал отвезти тебя домой.

Раздался голос водителя. Я не успела открыть рта, понять, сообразить, закричать, как двое мужчин запихнули меня в машину. Моё сердце билось в припадке, оно пульсировало точно сумасшедшее, словно отдавало последние силы. Я, боясь, подняла глаза, оглянув здоровых, угрюмых мужчин, быстро отвела взгляд.

Если довезут до дома, меня все равно там прибьют, чего мне страшиться их, если я итак шла на казнь? Прозвучало в моей голове в попытке успокоить саму себя. Но если они тронут меня, я больше не смогу, не переживу.

Все могло, конечно, закончится хуже, в этой гребаной гостинице, но и то, что произошло, изувечило меня – навсегда. Боль, от которой я сгорела внутри, перемешивалась с ненавистью, пустотой, унижением. Я уже ненавидела саму себя. "Я больше не могла молчать… но и говорить, я тоже не хотела".

Меня высадили в нескольких метрах от дома, машина остановилась и я, быстро выбежав, прильнула к холодной металлической калитке, пытаясь почувствовать холод, почувствовать физически хоть что-то, выйти из оцепенения мозга.

В доме было темно, хотелось надеяться остаться не заметной, но разве могло мне так повезти. В кресле гостиной сидел отец. Он курил. Сколько я его помню, когда он в ярости, он курит несколько сигарет подряд, и я знала, что докурив эту, он снова потянется за очередной. В полумраке большой комнаты горела настольная лампа возле отца, освещая его кровью налитые глаза. Он пальцем приказал подойти к нему.

– Папа, я…

– Заткнись, – резко заорал он.

Я его ослушалась, пришла после десяти, да ещё и первая заговорила. Пощёчина, одна, вторая, тишина. Его глубокое разъярённое дыхание с моим громко бьющимся сердцем, до глухоты закладывали мне уши. Взгляд, отрывающий от меня куски мяса, ломающий мои кости заполнил пространство. Его ладонь крепко схватила мое запястье, прикладывая к нему горящий окурок, туша об мою кожу. Я закричала, не сдержалась, не должна была, воспротивилась, не приняла наказание.

Он швырнул меня в сторону, отлетев, я упала на пол. Опустив глаза вниз, как мне положено, замерла.

– Где ты была дрянь?

Я молчала, я готовилась к худшему. Что рассказать тебе папочка? Как я ввязалась в неприятности, как очередной демон, такой же властный, ненавистный тиран привел меня в отель, как отымел мой рот, который до сих пор болит? Как унижал твою дочь, преступник, за связь с которым ты лучше убьёшь меня, чем примешь обратно? Это тебе рассказать? 

– Я просто шла по улице и потеряла счёт времени.

– Это что?

Он швырнул в меня пачку денег, достав её из чёрной маленькой косметички.

– Не знаю.

Тяжело задышав, ответила я. Пол подо мной исчез, пол или ноги, воздух, все закончилось. Я больше не могла…

Это были мои деньги, да. Я копила их, несколько лет, пока училась, собственным трудом, мечтая себя спасти.