Юлий дернулся и весь сжался. Вот оно – теперь уже точно нельзя было отрицать характер Диминого интереса. Юлий подумал было разобраться в своих собственных эмоциях по этому поводу, но времени на это не было.

– Ты не заставишь меня, – выдал он срывающимся голосом, – я не стану ничего делать!

Было неважно, что он сам пришел к Диме, терзаемый неясными чувствами, и что он сам только и делал, что пытался вывести его на более откровенные действия и эмоции. Было важно, что Дима обозначил себя – без шуток и угроз, по-настоящему, из преследующей Юлия мифической тени становясь угрозой реальной.

– Так ты пошутил, что хочешь, чтобы я тебе отсосал? – вдруг прямо спросил Дима.

Вопрос прогремел как разорвавшаяся бомба. Юлий вытаращил глаза, съехал к краю кровати и подтянул колени к груди. Со стороны это наверняка выглядело совсем глупо, но он уже не мог думать о том, как бы еще покрасоваться. В голове тут же предстала картинка того, что предлагал Дима, и от этого стало так жарко и волнительно, что Юлий чуть не задохнулся, просто забыв вовремя вдохнуть.

– Я… Ты серьезно?! – он наконец задышал. – Ты этого хочешь?! И сделаешь?!

– Муркель, – Дима вздохнул, – я похож на человека, который шутит?

Он снова протянул руку и поймал Юлия за лодыжку, дернул на себя, так что тот упал на спину, теряя координацию. И тут же снова задохнулся, придавленный весом тяжелого тела, что навалилось на него. Щеку обожгло прикосновение щетины, в губы горячо толкнулся чужой язык.

Юлий не хотел отвечать. Ничего крутого не было в том, что небритый мужик, не считаясь с твоим мнением, целует тебя. Да и поцелуем это назвать было трудно. Юлий тут же оказался весь в слюне, поту и с неожиданно стоящим членом. Димино желание было настолько очевидным, животным и конкретным, что Юлий даже растерялся. Он не мог представить, что его могут хотеть вот так. И это возбуждало еще больше. Отвечать толком не удавалось – Дима полностью завладел ситуацией, и все, что мог Юлий, надеяться, что его стояк останется незамеченным.

Наверное, это было какое-то психическое отклонение, из тех, что называют «девиациями», дабы смягчить диагноз. Определенно точно он не должен был так реагировать, как и приходить сюда, но, видимо, чувство самосохранения отправилось следом за здравым рассудком – Юлий буквально горел изнутри от этих жадных, нетерпеливых прикосновений, от грубых ласк, от собственного жалкого «не надо», на которое Дима не реагировал.

Он стянул джинсы Юлия до колен, облобызал бедра, накрыл член ртом сквозь трусы и так сильно сжал ягодицы, что не оставалось сомнений, какие красноречивые синяки должны будут остаться завтра на тех местах, где хозяйничали его пальцы.

Хотелось заорать, но кричать, что тебя насилуют, когда чужой рот насаживается на твой член, казалось несколько странным. Однако Юлий чувствовал себя именно так – с его телом сейчас делали лишь то, что хотели, а он сам оказался полностью подчинен чужому яростному желанию.

На задворках сознания мелькнула мысль, что все это совершенно неправильно, но тут же пропала, снесенная напрочь внезапной волной оргазма. Юлий не продержался и минуты, кончив в рот Димы, не предупредив его и не отстранившись.

Эффект был таким мощным, что его даже слегка подкинуло на кровати. Тело из напряженного сделалось мягким и будто совершенно лишенным мышц. И только сердце стучало отчаянно-бешено, словно он только что сдал экзамен. А скорее – провалил.

Какое-то время он лежал, оглушенный своими чувствами, когда наконец понял, что Дима не планирует на этом останавливаться. Он почти содрал с Юлия рубашку и теперь мокро целовал грудь и ключицы, притираясь пахом к бедру. Его руки казались очень горячими, а движения – чуть сердитыми, будто Дима был недоволен чем-то.

И это тут же отрезвило. Юлий вдруг сообразил, что Дима наверняка все это затеял не из соображений благотворительности, и за минет придется чем-то платить.

«Натурой!» – подсказал он сам себе и тут же начал уворачиваться.

– Хватит! – пришлось заорать, чтобы хоть как-то привлечь внимание Димы.

От его возгласа тот вздрогнул и поднял голову. Чужие брови недоуменно сошлись на переносице, но вопреки грозному виду, он поинтересовался спокойно и даже мягко:

– Что случилось, муркель?

– Это! – Юлий вытаращил глаза. – Ты что думаешь, я буду делать это с тобой?!

Разумеется, Дима именно это и думал, но вот так просто сдавать оборону Юлию казалось неправильным. Он понимал, что теряет контроль над ситуацией (строго говоря, этого контроля у него никогда и не было), и это пугало.

– Нет, – твердо заявил он, отползая от Димы и пытаясь разобраться в расстегнутой рубашке.

Дима выглядел несколько дезориентированным: огляделся, потер ладонями лицо, стащил с себя толстовку.

– Жарко, – нехотя пояснил он, потому что Юлий в ответ на этот жест еще больше напрягся. – Мокрый весь.

После этого Дима поднялся и облачился в привычную взгляду рабочую куртку. Порыскав по карманам, он выудил пачку сигарет.

– Чтобы, когда я вернусь, тебя тут и след простыл, – предупредил он, прежде чем скрыться в коридоре.

– Какого вообще… – начал было Юлий, но его никто не услышал.

Он застыл на кровати со спущенными штанами, весь мокрый, будто оттраханный, и злой. Злило его одновременно собственное дурацкое поведение и реакция Димы. От чего-то стало обидно, что тот вот так ушел и даже не попытался… уговорить Юлия, что ли. Будто тем самым разрушилось какое-то очарование момента, хотя вообще-то никакого очарования в том, что тебя лапает малознакомый мужик, быть не могло.

Юлий сердито оделся, хмурым взглядом оглядел комнату, особенно – кровать. Ты смотрелась кошмарной уликой и выглядела настолько развратно-вызывающей, что у Юлия тут же снова потяжелело в паху.

– Нет уж, – сердито сказал он сам себе и быстро вышел, стараясь не думать о том, что это снова больше всего похоже на бегство.

После этого случая жизнь Юлия превратилась в ад. Если раньше Дима в его жизни ограничивался идеей слежки, то теперь его образ оброс вкусом, запахом и, что самое существенное, тактильным ощущением. Стоило Юлию отвлечься от насущных дел, как в голову потоком рвались воспоминания, и приходилось прилагать все усилия, чтобы это не отражалось немедленным каменным стояком.

Хуже всего бывало по ночам, когда отвлекающих факторов в виде занятий или друзей не было. По ночам Дима делал с ним все то же самое, что в тот вечер. И еще больше – в голове Юлия. Это было невыносимо. Первые дни Юлий пытался бороться с этим, презирая себя за извращенные, грязные фантазии, но каждый раз сдавался. Ожесточенная дрочка тем не менее не приносила желаемого облегчения. Каждый раз, сжимая член, он понимал, что почвы для полноценной фантазии слишком мало – он хотел знать, как именно Дима бы делал с ним то и это. Потому что Дима был совершенно непредсказуемым.

К концу первой недели Юлий измучил себя до предела. К середине второй – сдался. Он придумал себе обманный маневр – надо извиниться. В тот раз он повел себя глупо и по-детски. Необходимо обсудить сложившуюся ситуацию, расставить все точки над «i» и тогда уже уйти – с гордо поднятой головой, а не сбежать в мокрых трусах, как в тот раз.

На самом деле, он понимал, что это лишь предлог, чтобы увидеться, но к тому моменту ему было уже не до вопросов морали. За неполные две недели он успел накрутить себя до предела.

Он пошел к Диме привычным путем – со стороны улицы. В этот раз стук вышел какой-то совсем жалкий, и, разозлившись на себя и свои нервы, Юлий принялся тарабанить по двери со всей дури, будто вымещая на ней и злость, и нервное напряжение, и все свои желания.

Однако сколько он не ломился, ему никто не открывал. Выдохшись, Юлий устало прислонился лбом к холодной поверхности. В возникшей тишине, что после устроенного им шума, казалась просто гробовой, он пытался услышать, что происходит внутри, но никаких звуков с той стороны не доносилось.