— Извините, гражданин, — сказал он ему. — Если бы я раньше знал, в каком я долгу перед вами! Моя жена, вспоминая об услуге, что вы оказали ей десятого марта, забыла ваше имя. И мы были в полном неведении, кому обязаны. Знай это, поверьте, мы ни на секунду не усомнились бы ни в вашей чести, ни в ваших намерениях. Простите же еще раз!

Морис был ошеломлен. Он чудом держался на ногах, чувствуя, что голова его идет кругом и он вот-вот упадет.

Он прислонился к камину.

— И все-таки, — спросил он, — почему вы хотели убить меня?

— Вот в чем секрет, гражданин, — ответил Диксмер, — и я вверяю его вашей порядочности. Как вы уже знаете, я кожевенник, хозяин этой мастерской. Большинство кислот, которые я применяю для выделки кож, являются запрещенным товаром. Короче, контрабандисты, работающие на меня, подумали, что готовится донос в Генеральный совет. Увидев, что вы собираете какие-то сведения, я испугался. А мои контрабандисты еще более меня испугались вашего красного колпака, а в особенности вашего решительного вида. Не стану от вас скрывать, что ваша смерть была делом решенным.

— Уж это-то я хорошо знаю, черт возьми! — воскликнул Морис. — Вы не сообщили мне на этот раз ничего нового. Я слышал ваш спор и видел ваш карабин.

— Я у вас уже попросил прощения, — продолжал Диксмер с трогательным простодушием. — Поймите же, благодаря теперешним беспорядкам, мы, я и мой компаньон господин Моран, на пути к тому, чтобы сколотить приличное состояние. У нас есть фурнитура для военных ранцев, ежедневно мы изготовляем их от полутора до двух тысяч. В результате счастливого стечения обстоятельств все мы очутились в таком положении, когда у муниципалитета нет времени проверять наши счета. Таким образом, надо признать, мы понемногу ловим рыбу в мутной воде. А кроме того, как я уже вам сказал, материалы мы получаем контрабандой; это позволяет нам выручать двести на сто.

— Черт возьми! — сказал Морис. — Теперь я понимаю ваш страх: один донос — и все это прекратится. Но теперь-то вы знаете, кто я, и должны успокоиться, не так ли?

— Теперь, — ответил Диксмер, — я тоже потребую от вас слова.

Потом, положив руку Мориса на плечо, Диксмер посмотрел на него с улыбкой:

— Ну а сейчас, когда вы в тесном кругу, могу сказать — среди друзей, признайтесь: зачем вы пришли сюда, молодой человек? Разумеется, — добавил хозяин кожевенной мастерской, — если вы захотите промолчать, то вполне вольны сделать это.

— Но, кажется, я вам об этом говорил, — пробормотал Морис.

— Да, о какой-то женщине, — сказал кожевенник, — было что-то связанное с женщиной.

— Боже мой! Простите, гражданин, — сказал Морис. — Я прекрасно понимаю, что должен вам все объяснить. Да, я искал одну женщину, которая накануне вечером — она была в маске — сказала мне, что живет в этом квартале. Я не знаю ни ее имени, ни положения, ни адреса. Знаю только, что безумно влюблен, что она — маленького роста…

(Женевьева была высокой.)

— …что она блондинка и что у нее живое лицо…

(Женевьева была брюнеткой с большими задумчивыми глазами.)

— …одним словом, гризетка, — продолжал Морис. — Чтобы ей понравиться, я и надел этот простонародный костюм.

— Ну вот, все и объяснилось, — сказал Диксмер с выражением ангельского доверия и без малейшего притворства.

Женевьва, чувствуя, что заливается краской, отвернулась.

— Бедный гражданин Ленде, — засмеялся Диксмер, — как ужасно вы провели здесь время, а уж вам-то я бы желал зла в самую последнюю очередь. Такой преданный патриот, брат! А ведь я и в самом деле подумал, что какой-то злоумышленник использует ваше имя.

— Не станем больше говорить об этом, — сказал Морис, поняв, что пора уходить, — укажите мне обратный путь и забудем…

— Указать вам дорогу? — воскликнул Диксмер. — Вы хотите нас покинуть? Ах нет, нет! Сегодня я, вернее, мы, я и мой компаньон, даем ужин, на котором будут и бравые молодцы, только что хотевшие вас зарезать. Я бы очень хотел, чтобы вы поужинали с нами. Вы увидите, что они вовсе не такие дьяволы, как кажутся на первый взгляд.

— Но, — сказал Морис, вне себя от радости, что может еще несколько часов находиться возле Женевьевы, — я, право, не знаю, следует ли мне согласиться.

— Как следует ли согласиться!? — воскликнул Диксмер. — Я думаю, что следует: на ужине будут такие же преданные и искренние патриоты, как и вы. Да и я не поверю, что вы не простили меня, пока мы не преломим хлеб за одним столом.

Женевьева не произнесла ни слова. Морис терзался.

— По правде говоря, — бормотал молодой человек, — боюсь, не буду ли вам мешать, гражданин… Этот костюм… Мой ужасный вид…

Женевьева робко взглянула на него.

— Мы приглашаем от чистого сердца, — сказала Она.

— Согласен, гражданка, — ответил Морис, кланяясь.

— Хорошо, пойду успокою наших приятелей, — сказал кожевенник, — а вы пока согрейтесь, дорогой друг.

Он вышел. Морис и Женевьева остались одни.

— Ах, сударь, — сказала молодая женщина с интонацией, которой напрасно старались выразить упрек, — вы нарушили данное вами слово, вы не сумели сохранить тайну.

— Как! — воскликнул Морис, — сударыня, разве я вас скомпрометировал? В таком случае, простите меня. Я удаляюсь и никогда…

— Боже! — вскрикнула она, вставая. — Вы ранены в грудь! Ваша рубашка вся в крови.

И действительно, на тонкой белой рубашке Мориса, странно контрастирующей с его грубым костюмом, виднелось большое пятно запекшейся крови.

— О, не беспокойтесь, сударыня, — сказал молодой человек. — Один из контрабандистов уколол меня кинжалом.

Женевьва побледнела и взяла его за руку.

— Простите меня, — прошептала она, — за причиненное вам зло. Вы спасли мне жизнь, а я чуть не стала виновницей вашей смерти.

— Разве я не вознагражден за все тем, что нашел вас? Неужели вы хоть на мгновение усомнились, что я искал вас, а не другую женщину?

— Пойдемте со мной, — перебила его Женевьева, — я дам вам белье… Не нужно, чтобы наши гости видели вас в таком виде: это было бы для них страшным упреком.

— Я вам причиняю много хлопот, правда? — спросил Морис, вздыхая.

— Вовсе нет, я исполняю свой долг.

И она добавила:

— И исполняю его даже с большим удовольствием.

Женевьева проводила Мориса в большую туалетную комнату, обставленную с утонченным изяществом, чего Морис никак не ожидал увидеть в доме хозяина кожевенной мастерской. Этот кожевенник действительно казался миллионером.

Потом она открыла все шкафы.

— Берите, — сказала она, — вы здесь у себя дома.

И Женевьева удалилась.

Когда Морис вышел, он увидел вернувшегося Диксмера.

— Пойдемте, пойдемте, к столу! — сказал он, — ждут только вас.

IX

УЖИН

Когда вместе с Диксмером и Женевьевой Морис оказался в столовой, расположенной в той части здания, куда его привели вначале, стол был уже накрыт к ужину, но зал был еще пуст.

Друг за другом явились все шестеро приглашенных.

Это были приятные внешне и в большинстве своем молодые мужчины, одетые по последней моде. На двоих или троих были даже карманьолы и красные колпаки.

Диксмер представил им Мориса, перечислив при этом все его звания и достоинства.

Затем, повернувшись к Морису, он сказал:

— Вы, гражданин Ленде, видите всех, кто помогает мне в деле. В силу особенностей нашего времени, благодаря революционным принципам, стершим все границы, мы живем по законам самого святого равенства. Каждый день мы дважды собираемся за этим столом, и я счастлив, что вы соблаговолили разделить нашу семейную трапезу. Итак, к столу, граждане, к столу!

— А господин Моран? — робко спросила Женевьева. — Разве мы не будем его ждать?

— И то правда, — ответил Диксмер. — Гражданин Моран, о котором я уже вам говорил, гражданин Ленде, это мой компаньон. Если можно так выразиться, он является мозговым центром нашего дела: управляет письмоводством, заведует кассой, оформляет счета, выдает и получает деньги, то есть занят больше нас всех. И из-за этого иногда опаздывает. Сейчас я велю сходить за ним.