-- Ганга, я видел, как берег твой у Праяга был черен от паломников, -сказала обезьяна, наклоняясь вперед, -- а не будь огненных повозок, они приходили бы медленно и их было бы меньше. Запомни это.

-- Ко мне они приходят всегда, -- заплетающимся языком продолжал Бхайрон. -- Ночью и днем все простые люди молятся мне на полях и дорогах. Кто в наши дни подобен Бхайрону? К чему говорить о том, что веры меняются7 Разве мой жезл -- котвал Каши -- бездействует? Он ведет счет и говорит, что никогда не было столько жертвенников, сколько их воздвигнуто теперь, и огненная повозка хорошо им служит. Я Бхайрон, Бхайрон простого народа и ныне -- главнейший из всех небожителей. И еще мой жезл говорит...

-- Молчи, ты! -- прервал его бык -- Мне поклоняются в школах, где люди беседуют весьма мудро, обсуждая вопрос, един ли я или множествен, как нравится верить моему народу, -- но вы-то знаете, каков я Кали, супруга моя, ты тоже знаешь.

-- Да, я знаю, -- отозвалась тигрица, опустив голову.

-- И я более велик, чем Ганга. Ибо вы знаете, кто побудил людские умы считать из всех рек одну лишь Гангу священной. Вы знаете, что говорят люди: кто умирает в ее воде, тот приходит к нам, богам, не понеся кары, и Ганга знает, что огненная повозка привозит к ней множество жаждущих этого, и Кали знает, что самые пышные свои пиры она справляет среди паломников, которых везет огненная повозка. Кто поразил недугом тысячи людей за один день и одну ночь в Пури, у ног тамошнего идола, и привязал болезнь к колесам огненных повозок, так что она разнеслась по всей стране из конца в конец? Кто, как не Кали? Раньше, до того как появилась огненная повозка, это было трудно сделать. Огненные повозки хорошо тебе послужили, Матерь Смерти. Но я говорю о своих собственных жертвенниках, а я не Бхайрон простого народа, но Шива Люди приходят и уходят, болтая и разнося молву о чужих богах, а я слушаю. В школах мои поклонники сменяют веру за верой, но я не гневаюсь, ибо когда все слова сказаны и новые речи кончены, люди в конце концов возвращаются к Шиве.

-- Верно Это верно, -- пробормотал Хануман.-- К Шиве и к прочим возвращаются они, Мать. Из храма в храм перехожу я на север, где они поклоняются единому богу и его пророку, и теперь лишь мое изображение осталось в их храмах.

-- Ну и что же? -- произнес самец антилопы, медленно поворачивая голову -- Ведь этот единый -- я, и я же -- его пророк.

-- Именно так, отец,-- молвил Хануман -- И на юг я иду, я, старейший из богов, по мнению людей, и я касаюсь жертвенников новой веры и той женщины, которую, как мы знаем, изображают двенадцатирукой и все же зовут Марией.

-- Ну и что же? -- сказала тигрица -- Ведь эта женщина -- я.

-- Именно так, сестра, и я иду на запад вместе с огненными повозками и во многих видах являюсь строителям мостов, и благодаря мне они меняют свои веры и становятся весьма мудрыми. Хо! Хо! Я сам строитель мостов -- мостов между тем и этим, и каждый мост в конце концов обязательно ведет к нам. Будь довольна, Ганга. Ни эти люди, ни те, что следуют за ними, вовсе над тобой не смеются.

-- Так, значит, я одинока, небожители? Или мне надо сдержать мой паводок, чтобы как-нибудь по несчастной случайности не подрыть их стен? Или Индра высушит мои источники в горах и заставит меня смиренно ползти между их пристанями? Или мне зарыться в песок, чтобы не оскорбить их?

-- И все эти треволнения из-за какого-то железного бруска с огненной повозкой наверху? Поистине, Матерь Ганга вечно юна! -- заметил слон Ганеша. -- Ребенок -- и тот не стал бы говорить столь безрассудно. Пусть прах роется в прахе, прежде чем вновь обратиться в прах. Я знаю только то, что мои поклонники богатеют и прославляют меня. Шива сказал, что в школах люди не забывают его; Бхайрон доволен своими толпами простых людей, а Хануман смеется.

-- Конечно, смеюсь, -- сказала обезьяна. -- У меня меньше жертвенников, чем у Ганеши или Бхайрона, но огненные повозки везут мне из-за Черной Воды новых поклонников -- людей, которые верят, что бог их -- труд. Я бегу перед ними и маню их, и они следуют за Хануманом.

-- Так дай им труд, которого они жаждут,-- сказала река.-- Воздвигни преграду поперек моего потока и отбрось воду назад, на мост. Некогда на Ланке ты был силен, Хануман. Так нагнись и подними мое дно.

-- Кто дает жизнь, вправе отнимать жизнь. -- Обезьяна заскребла по грязи длинным указательным пальцем. -- И все же, кому пойдут на пользу убийства? Очень многие люди умрут.

С реки долетел обрывок любовной песни, подобной тем, которые поют юноши, стерегущие скот в полуденный зной поздней весны. Попугай радостно крикнул и, опустив голову, боком стал спускаться по ветке, а песня зазвучала громче, и вот в полосе яркого лунного света встал юный пастух, которого любят гопи, кумир мечтающих девушек и матерей, еще не родивших ребенка,-Кришна Многолюбимый. Он нагнулся, чтобы завязать узлом свои длинные мокрые волосы, и попугай спорхнул на его плечо.

-- Все шляешься да песни поешь, поешь и шляешься, -- икнул Бхайрон. -Из-за этого ты, брат, и опаздываешь на совет.

-- Так что ж? -- со смехом сказал Кришна, откинув голову назад:- Вы здесь немногое можете сделать без меня или Кармы. -- Он погладил перья попугая и снова засмеялся.-- Зачем вы тут сидите и беседуете? Я услышал, как Матерь Ганга ревела во тьме, и потому быстро пришел сюда из хижины, где лежал в тепле. А что вы сделали с Кармой? Почему он такой мокрый и безмолвный? И что делает здесь Матерь Ганга? Разве в небесах так тесно, что вам пришлось спуститься сюда и барахтаться в грязи по-звериному? Карма, чем они тут занимаются?

-- Ганга просила отомстить строителям моста, а Кали заодно с нею. Теперь она умоляет Ханумана поглотить мост, чтобы слава ее возросла! -закричал попугай. -- Я ждал здесь твоего прихода, о господин мой!

-- А небожители на это ничего не сказали? Неужто Ганга или Матерь Скорбей не дали им говорить? Разве никто не замолвил слова за мой народ?

-- Нет, -- произнес Ганеша, в смущении переступая с ноги на ногу, -- я сказал, что люди -- всего лишь прах, так стоит ли нам топтать их?

-- С меня довольно позволять им трудиться, вполне довольно, -- сказал Хануман.

-- Что мне гнев Ганги? -- промолвил бык.

-- Я Бхайрон простого народа, и этот мой жезл -- котвал всего Каши. Я говорил за простых людей.