"Он весь сжался, так он сдерживает себя, -- подумал Спэрстоу. -- Зачем это притворство? И что же, в конце концов, с ним такое?"

-- Хэммил!

-- Да?

-- Не заснуть?

-- Никак.

-- Голова горит? Распухло в горле? Какие еще ощущения?

-- Никаких, спасибо. Мне вообще, знаете, не спится.

-- Скверное самочувствие?

-- Довольно скверное, спасибо. Это что там -- барабан? Я сначала подумал, что это у меня в голове бухает. Спэрстоу, Спэрстоу, ради всего святого, дайте чего-нибудь, чтобы я заснул, хотя бы на шесть часов.--Он вскочил. -- Я уже несколько дней не сплю нормально, я больше не могу -- не могу!

-- Бедняга!

-- Это не помощь. Дайте мне чего-нибудь усыпляющего. Говорю вам, я с ума схожу. Я уже почти не соображаю, что говорю. Три недели как я продумываю и произношу про себя каждое слово, прежде чем сказать его вслух. Я должен сложить каждую фразу в уме до единого слова, чтобы не нагородить чепухи. Разве этого не довольно, чтобы сойти с ума? Мне уже все вокруг представляется в искаженном виде, я потерял чувство осязания. Помогите мне заснуть. Ради господа бога, Спэрстоу, помогите мне заснуть по-настоящему. Недостаточно дать мне просто задремать. Усыпите меня накрепко.

-- Хорошо, дружище, хорошо. Спокойнее. Не так уж ваши дела плохи.

Теперь, когда лед сдержанности был сломан, Хэммил самым буквальным образом цеплялся за доктора, как испуганный ребенок.

-- Вы исщипали мне всю руку.

-- Я вам шею сверну, если вы мне не поможете. Нет, я не то хотел сказать. Не сердитесь, старина. -- Хэммил стер пот с лица, стараясь совладать с собой.-- Правду говоря, мне немного не по себе, аппетит пропал; может быть, вы мне дадите какого-нибудь снотворного -- бромистого калия, скажем.

-- Бромистого вздора! Почему вы мне раньше не сказали? Отпустите мою руку, я поищу у себя в портсигаре чего-нибудь подходящего.

Он порылся в одежде, выкрутил подлиннее фитиль, раскрыл небольшой серебряный портсигар и подступил к ожидавшему Хэммилу с изящнейшим миниатюрным шприцем.

-- Последнее прибежище цивилизации, -- сказал он, -- но я терпеть не могу им пользоваться. Протяните руку. Что ж, мускулы ваши от бессонницы не пострадали. Крепкая шкура, точно буйвола колешь. Ну вот, через несколько минут морфий подействует. Ложитесь и ждите.

По лицу Хэммила расползлась идиотическая улыбка неподдельного блаженства.

-- Мне кажется,-- прошептал он,-- мне кажется, я засыпаю. Черт возьми, какое божественное ощущение! Спэрстоу, вы должны отдать мне портсшар насовсем, вам... -- голос замер, голова упала на подушку.

-- Как бы не так, -- Спэрстоу поглядел на неподвижное тело. -- А теперь, мой друг, поскольку бессонница такого рода вполне способна ослабить нравственный момент в пустячном вопросе жизни и смерти, я позволю себе расстроить ваши замыслы.

Он босиком прошлепал в седельную, расчехлил двенадцатизарядку, "экспресс" и револьвер. С первой он отвинтил курки и спрятал их на дно седельной сумки, со второго снял замок и засунул его в большой платяной шкаф. У револьвера он откинул рукоять и вышиб каблуком высокого сапога шпильку.

-- Готово, -- проговорил он, стряхивая с пальцев пот, -- эти небольшие меры предосторожности по крайней мере дадут тебе время одуматься. Что-то уж слишком тебя привлекают несчастные случаи в оружейной.

Но когда он поднимался с колен, раздался хриплый глухой голос Хэммила:

-- Болван несчастный!

Спэрстоу не раз приходилось слышать такой голос -- голос человека, очнувшегося от бреда, которому недолго осталось жить на этом свете.

Он самым настоящим образом вздрогнул от испуга. Хэммил стоял в дверях, раскачиваясь от обессиливающего смеха.

-- Честное слово, вы прямо невероятно гуманны, -- с трудом выговорил он, медленно подыскивая слова. -- Но пока я не собираюсь накладывать на себя руки. Слушайте, Спэрстоу, ваше снадобье не действует. Что же делать? Что мне делать?

Глаза его были полны панического ужаса.

-- Надо лечь и дать ему время и возможность подействовать. Ложитесь сейчас же.

-- Боюсь. Оно опять подействует только наполовину, и на этот раз мне уже будет не удрать. Знаете, чего мне сейчас стоило спастись? Обычно я быстр на ноги, а тут вы мне их точно спутали.

-- Да, да, понимаю. Идите лягте.

-- Нет, я вовсе не брежу. Вы со мной, однако, сыграли жестокую шутку. Я ведь, знаете, мог и умереть.

Как губка стирает написанное с грифельной доски, так некая неведомая Спэрстоу сила стерла с лица Хэммила все, что отличает лицо взрослого мужчины, и он стоял в дверях с выражением давно утраченной ребяческой наивности. Сон вернул Хэммила в полное страхов детство.

"А что, если он сейчас умрет?" -- подумал Спэрстоу. А вслух сказал:

-- Хватит, сын мой, давайте-ка назад в постель и рассказывайте все по порядку. Вам, стало быть, не удалось заснуть, а остальная чепуха что значит?

-- Место... там внизу есть такое место,-- проговорил Хэммил искренне и просто. Лекарство действовало волнами, и в зависимости от того, обострялись его чувства или притуплялись, его бросало от осознанного страха взрослого сильного мужчины к безотчетному ужасу ребенка. -- Господи помилуй, Спэрстоу, все последние месяцы я этого боялся. Каждая ночь превращалась для меня в ад. Но я твердо знаю: я ничего не сделал плохого.

-- Не шевелитесь, я сделаю вам еще один укол. Мы прекратим ваши кошмары, идиот вы безмозглый!

-- Да, но дайте дозу побольше, чтобы я заснул и не мог выйти из сна. Вы должны меня усыпить накрепко, а не просто дать мне задремать. Иначе трудно бежать.

-- Знаю, знаю, сам такое испытал. Точно такие симптомы, как вы описываете.

-- Да не смейтесь же надо мной, будьте вы прокляты! Еще до того, как меня одолела эта ужасная бессонница, я старался лежать, опираясь на локоть, -- я положил себе в постель шпору, чтобы она вонзилась в меня, если я засну и упаду. Смотрите!

-- Черт побери! Да он пришпорен, как лошадь! Как будто его терзает кошмар настигающей мести! А мы-то считали его таким здравомыслящим. Пошли нам господь разумения! Вы ведь любите поговорить, дружище?

-- Да, иногда. Но когда мне страшно, я хочу только бежать. А вы?

-- А как же. Прежде чем я уколю вас второй раз, попробуйте рассказать поточнее, что вас тревожит.