Изараэль, Мать-королева рода Дарующих наслаждение была в большой тревоге. Она размышляла и не замечая, нервно мяла изящными, бледными пальцами шелковый платок. Ее род внезапно оказался вне закона. Род, который насчитывал несколько веков и был верной опорой престола клана Сеющих боль. Междоусобная война сыновей безвременно почившего князя Шизвадала закончилась неожиданным поражением основного претендента на престол, старшего сына Уршала, которого поддерживала Изараэль. Победив в кровопролитной борьбе среднего сына, своего брата Шикзарала, Уршал пал жертвой предательства младшего, самого недостойного из наследников, трусливого Маразмирала.

Трусливый выскочка, о ком никто и подумать не мог, что он сможет захватить власть. Младший из отпрысков, неожиданно для всех стал князем, И прислал приглашение на пир. Издевательское, но прикрытое вежливой формой общения принятое у высоких. Изараэль понимала, что это ловушка. На пиру ее обвинят в предательстве и схватят. Затем жестоко казнят. Этот жалкий гаденыш не простил ей отказа, стать его женой.

Скорее всего, это цепной пес Маразмирала колдун Шузмарал, надоумил своего господина, как выманить из замков своих врагов. Он пообещал амнистию всем соперникам.

«Ага! – злобно усмехнулась мать рода, – Так я и поверила. Нужно уходить и уходить немедленно. Прорыв в новый мир подготовлен давно, но только нужно оставить засаду. Все равно сюда придут воины нового главы клана.

Изараэль решительно поднялась с своего кресла.

– Лир, Маргон, – обратилась она к почтительно стоящим рядом и ждущих ее решения мужьям, – собирайте семью и берите с собой трэла Барса. Мы уходим. Но только сделаем это с началом пира. Два молодых красавца с аристократическими бледными лицами, склонились в почтительном поклоне.

Изараэль тщательно готовилась к отступлению. Забирали только все самое ценное. Амулеты, золотые украшения. Много не брали.

За хлопотами пролетела ночь. Изараэль выглянула в окно башни замка. Ночь сменялась ранней зарей. Пир у князя был в самом разгаре.

На дороге ведущей к замку показалась внушительная кавалькада всадников.

– Не успеваем! – в отчаянии вскрикнула она. – Уходим сразу. Всем стражникам оборонять замок!

Уход в другой мир требовал времени, а меж тем всадники приблизились к замку и их предводитель потребовал встречи с матерью-королевой. Старый трэл, капитан стражи вежливо ответил, что он сообщит госпоже о прибывших и им нужно подождать. Затем степенно удалился.

– Они уходят! – раздался злой голос предводителя. Высокого, худощавого виконта Ризеля.

– На штурм! – Скомандовал он и применил заклинание разрушения твердынь. Он и отряд ринулись к воротам замка. Их встретил град заклинаний, но магические щиты отражали все атаки. Нападавшие хорошо подготовились. Надвратная башня покосилась. Ворота лишились заклинаний усиления и вскоре были выбиты ударами воздушных кулаков. Напавшие вломились во внутренний двор.

Все это Изараэль видела из окна своей комнаты. Она с тревогой смотрела на бой во дворе. Ее воины гибли один за другим, но продолжали сдерживать натиск бойцов Шузмарала. Те тоже несли потери, но к отчаянию Изараэль, ничтожно мало. Среди врагов было три сильных колдуна.

– Скорее! – негромко, но с волнением проговорила она, поторапливая своего колдуна. – Открывайте портал…

– Уже скоро, госпожа… Вот… можно совершать переход, – старик поклонился.

Изараэль глянула на дочь и та поняв ее взгляд длинными когтями располосовала шею старику. Затем схватив того за голову, оторвала ее.

– Уходим! крикнула Мать-королева и первой шагнула в воронку портала…

Мягкая, теплая осень опустилась на вершины и предгорья Алуринских гор. Через хребет стали несмело проникать тяжелые кучевые облака. Первыми покрылись багрянцем деревья на взгорьях. И только это говорило о приближении будущих холодов. Да еще подул холодный, северный, ночной ветер, принося с собой ощущение сырости. Но с рассветом лучи ласкового светила высушивали росу на траве и прогоняли робкие попытки осени, захватить природу в свои промозглые объятия. Днем оно так же жарко палило как и летом, и виланы на полях фелиссы загорели до черноты.

Урожай масленичного растения выдался отменным. Днем и ночью работала давильня, наполняя бесчисленные глиняные сосуды маслом.

Жизнь в домене Антона налаживалась.

Пришло время отправиться с плотами к морю

Управляемые сплавщиками в клетчатых юбках, по реке плыли три больших плота. Два из них были нагружены напиленными досками. На каждом плоту дымили костерки и с них раздавалась громкая ритмическая песня, задававшая ритм горцам-сплавщикам.

Странная компания расположившаяся на плотах, вызывала неподдельный интерес у селян, мимо которых плоты проплывали вниз по течению реки. У шалашей расположились несколько десятков воинов в отличной броне, среди которых мелькал низкорослый и широкоплечий шер. Рядом с высоким воином сидела в такой же броне рыжеволосая девушка и все они отчего-то громко смеялись. Лишь рыжеволосая шипела, как разъяренная кошка. Река в этом месте сужалась и крестьянам хорошо была видна эта невиданная доселе компания.

Вираг, девушка-вой, которую Антон принял в дружину после разгрома отряда наемников и которую он звал просто – Рыжая, была непосредственна, как сама природа и часто попадала со своими вопросами в ситуацию, от которых у мужиков надрывались животы от смеха.

Сам Антон в этом мире стал владетелем замка «Грозовые ворота» и обширных земель на границе с племенами воинственных горцев. Замок, лишь отчасти, можно было назвать замком. Невысокая стена из частокола окружала каменную башню, за которой находился хоз. двор со свиньями утками и курами. Скорее, это было укрепленное небольшое поместье сквайра, кем и был сэр Антей, прозванный подданными Молотом. Вернее, у него было два прозвища. Молот Заката – из-за его связей с культом Заката и наличием огромного молота, с которым он никогда не расставался. Второе прозвище – Антей Милостивый и даже Дар богов, за его новую экономическую политику.

Антон отдал землю в аренду крестьянам и разрешил сеять масляничное растение – фелиссу. Еще он ссужал крестьян деньгами без процентов. Правда, не сам он, а делал это шер Торвал, живущий в его замке. И даже не он раздавал в долг свои сбережения, а управляющая Франси, жена старого болтуна Флапия.

Слухи о добром лорде быстро разошлись по окрестностям и количество его подданных неуклонно росло.

Сам же, сэр Антей, даром богов себя не считал, а предполагал, что его наказал боженька за грехи если не свои (пожил он его мнению мало и напортачить сильно не мог), то родителей или даже дедов и бабок. А вот расплачиваться за их дела должен был почему-то он.

«А как все хорошо начиналось» – иногда думал Антон, бывший студент юридического института и проходивший практику в районном отделении полиции небольшого сибирского городка. Если бы не этот сумасшедший, но надо признать гениальный, ученый, он бы и сейчас продолжал учебу, вернувшись с практики. Но Антон остался в этом мире и что странно, его здесь ждал человек, тоже из другого мира и назвался его отцом. Даже грамоту наследственную дал, но при этом сам погиб от рук дикарей-горцев.

Чьи это были причуды – выдергивать иномирцев в этот странный мир, Антон не понимал и если бы встретил его, постарался набить такому чудотворцу его наглую морду. Но сии кудесники никак себя не проявляли, зато проявились оккультисты. Одни звались Рассветные, другие Закатные, а третьи вообще Темные. Были еще последователи единого бога, но они были под запретом у всех.

Антон не был прогрессистом, он хотел выжить, а для этого нужен был мир со всеми значимыми силами в этом мире. Но его надел привлекал эти могущественные силы и от него хотели избавиться, как рассветные так и темные, а закатные, или серые, как их называл Антон, отстранились от него, считая, что он подвергает культ большим опасностям. Оставшись один на один с многочисленными врагами, Антон обнаружил внутри себя, как бы, второе дыхание. Его ум заработал гораздо проворнее, чем на земле. Он быстро спланировал стратегию на десять лет вперед и неуклонно стал ей следовать. Хотя в душе и был уверен, что десяти лет спокойной жизни у него не будет. Мрачные мысли все чаще посещали его голову и он впадал в меланхолию. Вот и сейчас, глядя на проплывающий пейзаж, Антон, его не замечал. Он размышлял.