– Что ж, я пойду тогда, – Ваня отложил телефон, – удачи со списком!

– Подожди! – Слава схватил его за руку, пытаясь удержать.

– Мы, кажется, поняли друг друга, – Ваня недоуменно уставился на него, – не будем задерживаться.

– Я не хочу так прощаться! – Слава отчаянно сжал его запястье. – Да, всё началось кошмарно, но ведь можно исправить!

– Я не собираюсь становиться галочкой в чужом тупом списке, – отчеканил Ваня уверенно. – Мне это не интересно.

– А если не для галочки? – попытался спасти ситуацию Слава. – Настоящее свидание?

– Тебе этого не хочется, – хмыкнул Ваня, – ты просто не любишь получать отказы. Или не привык. Или я не вписался в график с галочками и планами. Всё это не имеет ничего общего с настоящим свиданием, так что пока!

– Я пересплю с кем-нибудь другим для галочки, а с тобой – по-настоящему! – выпалил Слава, надеясь как-то удержать его. – Это будет по-честному!

– Интересно, – уже было поднявшийся Ваня сел обратно. – И зачем тебе это нужно?

– Я хочу, – Слава пожал плечами.

Ваня смерил его внимательным взглядом, закусил губу. В этом было что-то от соблазнения, определенно, потому что Слава почувствовал, как ему неожиданно стало жарко и неуютно под этим вниманием.

– Вот как? – Ваня выгнул бровь. – И почему же?

– Ты… симпатичный, интересный, – проговорил Слава, понимая, что краснеет, чего с ним не случалось уже много лет.

– Секс не для галочки, а потому что хочется, – задумчиво кивнул Ваня. – Хорошо. Я не против, но это точно не случится сегодня и сейчас.

– А когда?

– Когда я захочу этого, – Ваня растянул губы в сладкой улыбке. – Пока что можешь ставить свои галочки.

– Но я…

– Ты захотел переспать со мной – так? – Ваня кивнул ему. – Так постарайся, чтобы я тоже захотел этого, в таком случае всё случится. И тогда я позволю абсолютно всё, обещаю.

Его слова прозвучали так неожиданно соблазнительно и жарко, что Слава лишился дара речи. Он только смотрел, вытаращив глаза на то, как Ваня стаскивает с плеч свой свитер, надевает его поверх футболки, встаёт и, мимоходом коснувшись его руки, уходит из кафе.

***

Уже дома, стоя у плиты в ожидании, пока сварятся пельмени, Слава прокручивал в своей голове сегодняшнюю встречу и поражался тому, какой неожиданный поворот она приобрела. Ванины улыбки и многозначительное «позволю абсолютно всё» рождали в груди какой-то незнакомый ранее жар, от которого хотелось одновременно зажмуриться и сбежать и наоборот – разжечь его до настоящего пожара. Слава глянул на висящий на стене календарь. Каждая дата на месяц вперед была в большей или меньшей степени заполнена. В этом Ваня оказался не прав: у Славы имелся не только список с галочками, но и (и это было особенно важно) расписание. На секс с мужчиной, включая всю подготовительную часть в виде знакомства и назначения встречи была отведена предыдущая неделя. Сегодня завершался этот этап, завтрашний день должен был стать осмыслением полученного опыта, а с понедельника начиналась не менее сложная операция – попасть в полицию за хулиганство. На неё тоже отводилась неделя, как и на ближайшие три – тоже по заданию. Последний квадратик в этом месяце был обозначен одним словом – «смерть».

Слава планировал уйти из мира, выполнив всё задуманное, согласно своему графику. Сегодняшняя встреча этот график нарушила полностью.

«Постарайся, чтобы я тоже захотел», – сколько времени это может занять, Слава не имел ни малейшего понятия. Это было слишком непредсказуемо и ненадежно. Никаких гарантий, что успеет, что вообще получится. И тем страннее, что, так и не найдя подходящего места в графике для «соблазнить Ваню» и приступая к ужину, он улыбался.

Слава Лазарев прожил достойную жизнь. Он неплохо учился в школе: олимпиадником не был, но и не скатывался до серьёзных проблем. Чаще всего в его аттестате мелькали тройки и четверки. Крепкие «отлично» стояли только по тем предметам, где они стояли у каждого выпускника – ИЗО, труд, музыка. Пятёрки были ещё и по алгебре с геометрией – не то чтобы он стремился к ним, так получилось. Счёт давался Славе легко. Не гениально, но без трудностей. Как-то раз даже заходила речь об олимпиаде, но Слава как раз накануне заболел.

Армия и институт после их окончания дали схожие результаты – средние. Без выдающихся достижений, но зато и без провалов. После чего Слава многие годы трудился в финансовых отделах государственных учреждений – библиотеках и школах. Это была достойная стабильная работа, более-менее сносно оплачиваемая, с туманными перспективами карьерного роста. Впрочем, ещё в самом начале своего трудового пути Слава услышал поговорку о том, что с «таких мест только вперед ногами и выносят». Спустя почти десять лет это казалось правдой.

Как и многих мальчиков, Славу вырастила мама. Насколько он знал из рассказов, его отец то ли пил, то ли гулял, то ли всё вместе. В любом случае, все похождения Славиного отца не имели особенного значения, поскольку он «ушёл» до того, как его сын появился на свет. Слава подозревал, что отца в принципе не существовало, а он сам – плод случайной связи. В детстве он даже искал какие-то подтверждения своей теории и находил их – никто не мог ему толком сказать ничего внятного про «кем был мой папа», а фамилию Слава носил мамину. Случайная связь и случайный ребёнок как результат этой связи. Славе очень подходила такая биография. С годами он верил в неё всё больше.

В отличие от Славы, мама, вынужденная растить ребёнка без чьей-либо поддержки, была женщиной бойкой, смелой и, как сам про себя называл её Слава, спонтанной. Она легко меняла работу, если её что-то не устраивало, ухажёров, которые ей надоедали и даже город. Таким образом, за год до окончания школы Слава оказался в Петербурге, переехав вместе с мамой из родного Пскова. Почему она тогда решила так резко сорваться с насиженных мест, Слава не понимал. Мама объяснила это своим коронным «подышать новым воздухом, Славочка, здесь уже надышалась до духоты»! Славе неплохо дышалось и во Пскове, где у него были и приятели, и привычная обстановка и даже смутные планы на поступление в местные учебные заведения. Но маме надо было «продышаться», так что они уехали. Позже Славе пришла в голову мысль, что мама, вероятно, хотела дать ему лучший шанс с хорошей Питерской школой и университетами. Может так оно и было, Слава не знал. А ещё через пять лет маме стало душно уже в стране, и она внезапно улетела в Израиль: «подышать, Славочка, в Питере уже невозможно»! Такая спонтанность Славу восхищала и пугала одновременно.

Слава не был спонтанным. Это он замечал за собой ещё в детстве. Не то чтобы он был забитым или малообщительным, просто не рисковым. Будто бы этот тумблер был в нём намертво выключен. Слава не чувствовал в себе порывов для особенных свершений и жил по принципу «нормально». Он нормально учился, нормально взрослел и позже так же нормально работал и жил. После спонтанной иммиграции мамы у него осталась двушка в нормальном районе города, где он как-то раз даже сделал небольшой косметический ремонт. Нормальный.

Слава не женился. На него с этим не давили, чему он был рад. Свадьба и дети были для него сложным решением, требующим спонтанности, которой Слава был лишен. У него случались романы, которые всегда заканчивались одинаково: девушка мямлила что-то про то, что дело не в нём. Слава подспудно понимал, что дело было как раз в нём, ведь он не был влюблён.

При всей своей практичности и неспонтанности Слава был достаточно романтичной натурой. Он задумывался о счастье, о той самой любви, чей образ так часто тиражировали в книгах, фильмах и песнях. Слава был готов признать, что такая любовь, пожалуй, объясняла жизнь и давала ей смысл. С ним такой не случилось.

Собственно, поэтому он и оказался там, где был теперь. На своей кухне с календарём. Идея уйти из жизни не пришла к нему в особенно чёрный день – вовсе нет. Всё по-прежнему шло своим чередом: работа, отдых, закономерные последствия принятых решений. Слава просто-напросто т уже давно не понимал, зачем.