Бледная как лист бумаги, Амалия покорно кивнула и приняла руку офицера Нойманна. Вскоре они покинули столовую и фройляйн Шульц с громким вздохом сожаления обессиленно уселась на стул.
– Не думала, что так скоро буду выдавать дочь замуж, – сдавленно произнесла она. – Алекс, я очень надеюсь, что он достойная партия для нашей Амалии.
– Не сомневайтесь, фрау Шульц, – одобрительно кивнул Мюллер. – Кристоф он… один из самых влиятельных людей Баварии. К тому же, имеет хорошую репутацию в партии. С ним Амалия не пропадет.
– Маменька, ты обещала мне сегодня прогулку по Мюнхену! – вдруг спохватился Артур, который все это время не проронил ни слова.
– Ох, я и совсем забыла, – Генриетта обессиленно опустила голову на руки. – Алекс, дорогой, не мог бы ты сопроводить Артура и Китти в Мюнхен?
По спине пробежали неприятные мурашки, и я замерла в томительном ожидании.
– У меня сегодня внеочередной выходной, так что вполне могу отвезти их в город и привезти обратно, – произнес офицер так, словно отдал очередной приказ.
– Ура! Ура! Ура! – торжественно воскликнул Артур, подпрыгнув на месте. – Китти-Митти, мы едем в Мюнхен!
Я слегка потрепала мальчика по пшеничным волосам и выдавила слабую улыбку.
– Благодарю тебя, – выдохнула фрау, по-матерински погладив мужчину по спине. – Не знаю, что бы я делала, не будь тебя рядом.
– Вам нельзя думать о плохом, – отозвался Мюллер со слабой улыбкой на устах. — И чтобы хоть как-то приподнять вам настроение, хочу оповестить, что со дня на день ожидается корреспонденция с фронта.
– Бог мой, какая радость! Я буду с нетерпением ждать писем от Фридриха и Áльберта с хорошими вестями! – женщина одарила офицера сдержанной улыбкой, а затем приобняла меня и сына. – Пойдемте я провожу вас до машины.
Я едва успела поправить миниатюрную шляпку и надеть длинное серое пальто, как Артур тут же потянул меня за руку к выходу из дома. Мюллер помог залезть мальчику в закрытый автомобиль на заднее сиденье, и тут же протянул мне руку с раскрытой ладонью. Я гордо вздернула подбородок, схватилась за дверцу машины, и без чьей-либо помощи села рядом с Артуром.
– Китти, впредь не будь так безрассудна, особенно в городе! – упрекнула фрау. – У нас не принято отказывать в помощи, особенно в мужской! И надень перчатки, на дворе декабрь, женщины ходят в них еще с октября… И пальто не вздумай снимать, а то тело больно худощавое у тебя, много лишних глаз привлечешь!
Я послушно кивнула, достав из сумочки черные кожаные перчатки и, надев их, уловила короткую усмешку со стороны Алекса Мюллера. Нахмурившись, я отвела взгляд в сторону, и офицер сел за руль машины, на этот раз разъезжая без личного шофера.
– Будьте осторожны! – обеспокоенно крикнула фрау Шульц, когда в воздухе загремел рев мотора. – Мюнхен довольно большой город, не привлекайте к себе внимание! И Артур, не смей отходить от Китти и Алекса ни на шаг!
– Не беспокойтесь, фрау Шульц, я за всем прослежу, – убедительно изрек офицер.
Дорога до города заняла не больше получаса. Все это время я была как на иголках, а Артур не сводил восхищенного взгляда с местных окрестностей. Он продолжал удерживать мою руку, время от времени сжимая ее своей влажной ладонью. Мальчик то и дело восторженно тыкал пальцем в сторону красивых домов, конюшен, резвящихся в поле детей или мычащих коров. Я же натянуто улыбалась и дежурно кивала, с ужасом ожидая совместной прогулки с офицером полиции. Неизвестность поглощала с каждой секундой, проведенной в машине, и не оставляла никаких шансов на непоколебимое спокойствие.
Мюллер остановился на специальном участке, где стояли множество автомобилей, зачастую принадлежащих старшим офицерам. Артур выскочил из машины, как только мужчина едва затормозил, и офицер открыл дверь, протянув мне раскрытую ладонь с язвительной усмешкой на устах. В его глазах глубокого синего оттенка стоял некий вызов, ведь он прекрасно осознавал, что у меня не было иного выбора, и я буду вынуждена принять его помощь. Поэтому не упускал возможности подколоть моей бесправностью. Одной рукой я захватила длинное пальто, чтобы оно не мельтешило под ногами, а вторую, скрипя зубами, вложила в протянутую теплую ладонь Мюллера. Все то время, пока я спускалась, он не сводил с меня любопытных глаз с небольшой долей злорадства. Поэтому, едва ощутив землю под ногами, я показательно вырвала ладонь и поправила воротник пальто, чем только позабавила немца.
– Артур, возьми платок, у тебя текут слезы, – сказала я и заботливо вытащила из сумочки привычный хлопковый белоснежный платок с красной окантовкой.
– Китти, Китти, Китти! – воскликнул Артур. Он принял платок из моих рук, наспех вытер слезы и восхищенно оглянулся по сторонам. – Куда мы пойдем?
– На Одеонсплац, – тут же ответил Мюллер, поправив головной убор. – Заодно прогуляемся по историческим улицам.
В течение всего времени я наблюдала удивительные различия от привычных прогулок по небольшому и уютному Эрдингу. И тут же принималась скучать по нашим с Артуром беззаботным гуляниям.
Для меня тогда это была не увлекательная прогулка по красивому городу со старинными постройками, а самая настоящая пытка. Унизительной пыткой было идти рука об руку с офицером, который мог наказать меня за любую провинность. Я боялась его, ведь никогда не знаешь, чего ожидать от человека, в руках которого находились оружие, власть и судьбы сотни остарбайтеров.
Но похоже, опасалась его лишь я одна. Полицейские, патрулирующие улицы, мгновенно отдавали ему честь, некоторые подходили и о чем-то докладывали, простые граждане вежливо приветствовали, интересовались здравием его матушки и обстановкой на фронте, а некоторые дамы и вовсе позволяли себе загадочно улыбаться и строить глазки офицеру. Все то время, пока мы шли до Одеонсплац, я отчаянно желала раствориться в воздухе, слиться со зданиями или превратиться в незаметного и никому не нужного жучка, который ползал под ногами. Сделать все, чтобы не замечать тех любопытных, а зачастую оценивающих взглядов в мою сторону. И не будь по правую руку офицера Мюллера, я практически наверняка не стала бы объектом всеобщего внимания, в особенности женского. Зажиточные немки разглядывали мое одеяние с головы до ног, кто-то от праздного любопытства, а кто-то же с целью оценить мое положение в обществе или же попытаться узнать в моем лице кото-то из числа знакомых.
Я старалась держаться, ни коим образом не показывая, что меня вообще волнуют чужие взгляды. По наставлениям фрау Шульц, удерживала осанку с гордо вздернутым подбородком, и смотрела прямо перед собой, стараясь не замечать любопытных взглядов. Как выяснилось позже, очень даже зря я не позволяла себе разглядывать старинные улочки, где каждое здание несло в себе удивительную историю.
На дворе стояла середина декабря, и вся Германия потихоньку готовилась к празднованию католического Рождества. Его дух был в длинных гирляндах с разноцветными лампочками, в снежинках, вырезанных из различных бумаг, в красных носочках с белой каймой на дверях жилых домов. Повсюду красовался еловый венок, украшенный шишками и хвоей – его вывешивали на двери домов, магазинчиков и булочных. А на главной площади города, куда мы пришли, на наших глазах немцы старательно украшали ель – высокую красавицу и главный признак приближавшегося праздника. На той же площади чуть поодаль расположилась внушительная рождественская ярмарка с украшенными яркими палатками, продавцами, переодетыми в персонажей, чем-то схожими с нашим Дедом Морозом и настоящий парк развлечений для детей. Артур с восторгом смотрел на вертящиеся и крутящиеся карусели, а я, благодаря царящему духу Рождества, и вовсе позабыла, что находилась рядом с немецким офицером.
Палатки изобиловали аппетитными рождественскими блюдами, множеством сувениров и поделок на праздничную тематику. У меня разбегались глаза от ярких завлекающих вывесок, изобилия всего красного и зеленого, необычных каруселей, от которых захватывало дух, и от аппетитного аромата близлежащих крендельков и булочек. Народу было много, но не да такой степени, что нам было некуда вступить. В основном, это были резвящиеся дети и их матери, не спеша прогуливающиеся по площади.
