— То есть Роб собрал доказательства вины Кузьмищева?

— Да, Алиса, именно об этом я тебе и говорю.

Дальше можно уже не слушать. Больше меня ничего не волнует. Одним махом вся моя тяжесть улетучивается и я боюсь взлететь от чувства бесконечной лёгкости. Я ощущаю такое облегчение, такую радость, что на глазах появляются слёзы.

— Во-первых, — продолжает Реутов, — Роб записал на камеру признания Кузьмищева о том, что он напал на тебя и пытался склонить к противоестественному половому акту.

— Что? — я вскакиваю и щёки мои начинают гореть.

— Я понимаю, насколько это было ужасно, тем не менее, это не самое страшное преступление которое он совершил. После того как Кузьмищев сознался, Роб поговорил с вашим завучем и некоторыми другими учителями, нанял детектива и тот разыскал всех, кто мог сталкиваться с подобными ситуациями. Он даже нашёл некоторых учеников, пострадавших от деяний Кузьмичёва, и уговорил их подать заявления. В общем, все эти материалы легли в основу уголовного дела и теперь вашему козлищу светит лет 15, а то и пожизненное.

— Но я не понимаю, почему Роб занялся этим, только из-за меня? Я ему даже ничего не рассказывала.

— Ты может быть знаешь, у него было неблагополучное детство, и в юности у него был друг, которого он ценил и уважал. И этот парень тогда ещё, в детстве покончил с собой. Это была ужасная история. Он покончил с собой из-за того что в спортивной секции, куда он ходил, против него совершались преступления со стороны тренера. Защитить парня никто не смог, и единственным выходом для него стало самоубийство. Эта история ужасно потрясла Роба и когда он узнал, что здесь рядом находится человек который долгие годы творит подобные деяния, он не смог бездействовать.

Я едва перевожу дух от всего этого.

— Вот такая история. Роб твой настоящий герой, а я здесь потому, что нам очень нужны твои показания. Я понимаю насколько это неприятно, насколько это может быть болезненно для чувства собственного достоинства, но пойми что это важно для следствия, и если ты не дашь если ты не напишешь заявление то обвинение против Кузьмищева может забуксовать.

Я то краснею, то бледнею. Как я могла! Как я могла так усомниться в нём и почему я допустила, что он чудовище в то время как он охотился на чудовищ и пытался сделать этот мир чище и лучше! Какая же я дрянь! Ну что со мной не так и почему я сама всё порчу!

— А негативный момент? — вспоминаю я.

— Какой негативный момент? — не понимает Саша.

— Ну ты сказал, что есть какой-то нюанс, что есть какие-то обвинения против Роба или что-то

в этом роде.

— А, это… Есть встречное заявление от Кузьмищев, в котором он обвиняет Роба в нападении и нанесение тяжких телесных повреждений. Но это заявление он написал уже после того как был извещён, что является фигурантом уголовного дела и после того как написал заявление в котором указал что на него напали неизвестные наркоманы когда он гулял с собакой. Поэтому, ну и по разным другим причинам шансов у Кузьмищева ноль. Волноваться нечего, со всей ответственностью заявляю.

— А сильно ему досталось? — спрашиваю я в лёгком замешательстве.

— Кому, Кузьмищеву? Да мало ему сволочи. Ты не представляешь, сколько он судеб переломал. Согласись, очень мало приятного, когда сталкиваешься вот с такими мразями в пору пожалеть об отсутствии смертной казни. Ну так что, Алиса, будешь показания давать против Кузьмищева?

— Да, Саша, да. Я дам показания, напишу заявление, всё что нужно. Можешь на меня

Рассчитывать.

Когда я закрываю дверь за Сашей, у меня трясутся руки и стучит сердце, от того что я не могу дождаться, когда снова услышу голос Роба. Трясущимися руками я набираю его номер и знаю что скажу ему я скажу ему то что чувствую сейчас. Я скажу, что не могу без него прожить и одного дня, одного часа и одной минуты. И мне совсем не важно, совершил ли он что-то ужасное или просто читает мои сообщения и мои мысли, потому что я люблю его и не хочу больше оставаться одна.

Я подношу телефон к уху и слушаю долгие гудки. Они кажутся мне бесконечными, как будто время растянулось, и теперь мне никогда не дождаться ответа. Я выслушиваю гудок за гудком и с каждым новым сигналом, мне кажется что я отдаляюсь от Роба всё дальше и дальше.

Лишь когда я набираю номер Роба в десятый или в двадцатый раз я понимаю что он не отвечает… не ответит…

38. Вы спрашиваете случилось ли у нас что-то?

Я звоню ему целую ночь, каждую минуту. Едва прекращаются гудки в трубке, как я набираю его снова. Я чувствую ужасное разочарование, от того что едва обретя Роба, я тут же его потеряла и теперь не представляю как снова его обрести.

Я забываюсь на пару часов, а потом снова и снова набираю этот номер. Я посылаю сообщения, пишу ему SMS, но единственное что слышу в ответ — это длинные, безразличные гудки. Я их ненавижу. Они попадают мне в мозг и разрушают его, отзываются холодом в сердце и превращаются в сигналы отчаяния, сигналы SOS, которые никто и никогда не услышит.

На работе я чувствую себя как в бреду лица учеников и коллег проходят мимо беспилотными тенями, и я их не различаю. Я способна различить только долгие гудки, но вскоре и они покидают меня, и мне остаётся лишь участливые сообщения оператора: «абонент временно недоступен».

После уроков я вызываю такси и мчусь на Якиманку. Я почти уверена что никого там не найду, но что мне ещё остаётся. Единственная ниточка, связывающая меня с Робом, это набор цифр его телефонного номера, и эта ниточка, которую я дёргаю со вчерашнего вечера уже оборвана.

Я забегаю в подъезд его дома и бросаюсь к портье. Он уверяет, что Роба нет, но я умоляю его сделать звонок и он звонит по интеркому, но на затейливые трели внутреннего телефона также не приходит ответ.

Я выхожу из дверей и бреду не разбирая дороги, не замечая начавшегося весеннего дождя и озноба, сотрясающего мои плечи и не замечая горячих слёз, текущих по щекам.

Я иду долго и добредаю до ресторана «Ароми». Я прижимаюсь лбом к холодной витрине и всматриваюсь вглубь. Там темно, никакого движения. За этим стеклом больше нет жизни. Я отступаю на несколько шагов назад и вижу табличку «извините, мы закрыты».

Я не знаю такого человека которому могла бы позвонить и узнать где сейчас Роб и как можно с ним связаться. Разве что позвонить президенту Италии, горько усмехаюсь я. При этой мысли у меня рождается идея, новая вспышка надежды, я тороплюсь домой, к своему ноутбуку.

Я захожу в интернет и начинаю разыскивать рестораны принадлежащие Робу. Я думаю, что он мог уехать, чтобы оказаться подальше от той, кто разбил ему сердце. Поэтому планомерно начинаю обзванивать все рестораны его империи. Италия, Испания, Франция…

Один за другим я набираю все эти номера, я звоню и звоню, и снова слышу длинные гудки или сообщения на автоответчике произнесённые на неизвестных мне языках. Иногда ответом мне служит просто шуршащая тишина.

Мне начинает казаться что всё в моей жизни было лишь сном, просто привиделась, а сейчас я проснулась и обнаружила, что никаких ресторанов не существует и никакого Роба тоже нет. Когда весь список оказывается пройден, я пытаюсь разыскать в интернете хотя бы какую-то информацию о Робе.

Через некоторое время я случайно нахожу координаты швейцарской компании которая, управляет всеми ресторанами и является их владельцем. Там несколько телефонных номеров и первым указан телефон президента компании, то есть Роба.

Я набираю его номер и с замирающим сердцем прислушиваюсь к холодным насмешкам длинных гудков. Я понимаю что это было бы слишком просто и мне придётся пройти весь этот путь. Поэтому я без ропота двигаюсь по списку номеров, но когда он оказывается пройденным, я чувствую настоящую тоску в сердце. Потому что это финальная точка, и дальше двигаться уже некуда.

Скорее машинально, чем ожидая услышать ответ, я снова набираю первый номер в списке, номер Роба. И когда гудок прерывается, моё сердце обрывается и летит в бездонную пропасть.