— Перестань, — говорит Роб, — тебе не нужно уходить ты должна быть здесь, твоё место здесь.

Звук его голоса меня не успокаивает, а лишь будоражит и нервируют до предела.

— Зачем, — шепчу я. — Зачем ты читал мою переписку? Ты думал, я тебе изменяю?

— Я должен был тебе помочь.

— С чем?

— Я видел, что тебе трудно.

Перед глазами вдруг встаёт избитый директор и покалеченный директор.

— Это ты его? Кузьмищева ты избил?

— Я рад, что он заплатил за свои грязные делишки. Но это только начало. Ему ещё многое придётся преодолеть, прежде, чем он очистится.

— Что? Так значит это ты!

Меня обжигает новая догадка:

— А Зина?

— Зину я не знаю. В твоём телефоне её нет.

— А хозяин квартиры? Ты его тоже избил?

— Нет, этого не потребовалось. Мы просто поговорили.

Представляю, что это был за разговор.

— Не думай, никакого насилия.

Я закрываю рот ладошкой. Он действительно читает мысли.

— И, если хочешь знать, — продолжает Роб, — твой Яр заплатил ему, чтобы он на тебя как следует надавил. Хотел, чтобы тебя выгнали из квартиры и ты бы вернулась к нему.

Что Яр мог это сделать, я верю…

— А что стало с теми подонками из бара? — шепчу я.

— Ты сама видела, ты там была.

— Нет, потом когда я уехала, что с ними стало потом?

— Они оказались в полиции, и я их не убивал, если ты это имеешь в виду.

— Но нападение невозможно было доказать.

— У них других прегрешений хватало, как выяснилось.

Он прижимает меня к себе и целует, а чувствую, что проваливаюсь в бездну. Я лечу с высокой вершины, которую сама построила и называла счастьем. А теперь с ужасающей скоростью я несусь вниз, и уже ничто не может меня остановить.

От его поцелуя мои губы набухают и превращаются в спелые вишни. Я чувствую животный ужас, но похотливый и неуёмный зверь, поселившийся внутри меня после первой встречи с Робом, требует страстной жатвы.

Роб распахивает на мне халат, и я оказываюсь перед ним совершенно незащищённой. Я пытаюсь понять, что творится с его глазами, но не могу пробиться через ледяную корку, покрывающую расплавленный янтарь и кипящую карамель.

Он обхватывает руками мою шею, и я отчётливо понимаю, что это конец, что сейчас он начнёт меня душить, но он лишь проводит руками по плечам, наклоняется и целует ключицу. Его пальцы касаются груди и кожа вокруг сосков мгновенно стягивается, превращая их в каменные шарики.

Я принадлежу ему, я его вещь, и он владеет мной как хозяин, который может сделать что ему захочется. Я пытаюсь противиться этому, но чувствую желание и голод моего зверя, голод, который невозможно утолить, и сдаюсь.

Халат падает к ногам, Роб поднимает меня на руки и переносит на обеденный стол. Я лежу на тёплой деревянной поверхности и думаю, что сегодня главный деликатес — это я. Я главное блюдо и жертва на этом пиршестве.

Роб садится на стул передо мной и раздвигает мои согнутые в коленях ноги. Он не притрагивается ко мне, а только смотрит, и от этого моё желание, разливающееся по телу, плещет через край.

Я полностью открыта, я перед ним, как на ладони, и он рассматривает меня. Он настолько близко, что видит абсолютно всё. Жажда моего зверя растёт, но Роб не прикасается ко мне. Я наполняюсь сладостью и мне очень хочется, чтобы он скорее начал меня ласкать.

Теряя терпение, я извиваюсь, выпрашивая поцелуй, или хотя бы прикосновение. Наконец, он легко касается внутренней стороны бедра. От этого мимолётного касания я дёргаюсь и резко выдыхаю.

Роб проводит по бедру ногтями, слегка царапая. Всё тело вмиг покрывается гусиной кожей, а он придвигает меня ближе и проводит пальцами по влажным волоскам.

Меня начинает колотить, и он впивается в меня губами и его язык раздвигая складки моей плоти, проникает внутрь. Тело взрывается и я не могу разобрать чувств, что обрушиваются на меня.

Мой зверь требует немедленного насыщения, но Роб никуда не торопится и рисует языком ленивые круги вокруг заветной точки. Он двигается медленно как гурман, смакуя каждую нотку вкуса и каждый оттенок аромата.

Но я понимаю, что и он не может бесконечно сохранять хладнокровие. Я чувствую его растущее нетерпение и жду, когда он набросится на угощение. Я не ошибаюсь. Он не может больше ждать и я тоже. Роб притягивает меня на самый край стола, быстрым движением расстёгивает брюки и сразу врывается в меня. _К_н_и_г_о_е_д_._н_е_т_

Ох! Каждый раз мне заново приходится привыкать к тому, какой он огромный!

Я кричу и сжимаюсь, как пружина, а Роб кладёт мои ноги себе на плечи и трахает меня так, будто мы делаем это в последний раз.

Ну и пусть, думаю я, даже если это моя казнь, она будет прекрасной. Я чувствую себя совершенно особенно, и не важно, страх ли тому виной или то, что мы настолько идеально подходим друг другу.

Роб тянет меня за руки, поднимает и усаживает на краю стола. Его лицо оказывается прямо перед моим.

Он целует меня и я впиваюсь в его губу зубами и не отпускаю, даже когда чувствую вкус его крови. Я готова, я готова ко всему. Он чуть сжимает мою шею, но у меня больше нет страха. Я чувствую лишь животный огонь и желание кончить. Я как самка богомола, сама готова сожрать Роба, но в этом только его вина. Это он разбудил во мне первобытную страсть.

Я прижимаю его ногами так сильно, что мышцы от напряжения становятся каменными. Роб чувствует моё состояние и это его ещё больше возбуждает. Он двигается всё быстрее, а я сильнее вжимаю его в себя.

Мы несёмся на запредельной космической скорости, преодолевая миллиарды световых лет, ко вспышке, от которой, возможно, родится новая вселенная или погибнет старая.

Я кончаю так мощно и дико, что теряю разум. Мои ногти впиваются в спину Роба и оставляют на ней длинные кровавые борозды. Я бьюсь в конвульсиях, как безумная, удивляясь, что до сих пор ещё жива.

Я долго лежу на столе, чувствуя тяжесть и бессилие. Когда же силы начинают возвращаться, я быстро и по-деловому одеваюсь и вызываю такси.

— Что ты делаешь? — голос Роба не предвещает ничего хорошего.

36. Такое чувство, что нас больше нет

Я уже одета, но перед тем как выйти, перед тем как оставить этот ставший зловещим дом, я захожу в ванную, нахожу чуть сдвинутую плитку и открываю тайник. Я беру свой старый телефон и бросаю в сумку. Роб за мной не идёт, он знает что я делаю, не может не знать.

Всё. Вот теперь я готова. Не знаю к чему это приведёт, но ясно и определённо я понимаю, что прямо сейчас в эту минуту я должна выйти за порог этого дома.

— Алиса, тебе незачем уходить. Твой дом здесь, — раздаётся за моей спиной, когда я подхожу к двери.

Я сжимаюсь в комок, представляя, что Роб попытается меня задержать, но он даже не подходит ко мне. Я открываю дверь и выхожу на лестницу. Я не использую лифт, а иду пешком. Быстро сбегаю по лестнице, здороваюсь с портье и выпархиваю из здания. На улице меня уже ждёт такси.

Пока я еду, мне кажется будто я обрела свободу, но когда я вхожу в свою квартиру, у меня возникает чувство, что я попала в замшелый тёмный склеп, а жизнь полная красок и любви, которая была здесь совсем недавно, исчезла.

Я не понимаю, почему так тяжело на сердце, и я не знаю что мне делать, не знаю что со мной, куда мне себя пристроить и чем занять. Вырвавшись из дома Роба я не чувствую облегчение, а только ноющую, тянущую боль в груди, в самом сердце.

И чего я так испугалась? Я не могу ответить. В этом страхе нет ничего рационального. Если попытаться объяснить его словами, то окажется, что бояться нечего и страх этот совершенно беспочвенен, но как от него избавиться, я не знаю.

Мне кажется, останься я с Робом, и уже никогда моя жизнь не будет принадлежать мне. Так ли это плохо я не знаю, но это меня пугает, так же как и то, что сделал с Кузьмищевым. Меня пугает то, что он сделал со всеми кто находится вокруг меня.

Но сейчас, когда я совершенно одна стою в этой пустой и, по сути, чужой мне квартире, в которой все лучшие воспоминания связаны именно с Робом и даже ещё ощущается его запах, мне становится одиноко и тоскливо.