Прокручивая в голове подобные мысли, я дошел по пустынным улицам до интересующей меня цели.
Немного не дойдя до знакомого дома, я остановился, решив для начала понаблюдать со стороны. Дом выглядел недостаточно ухоженным: краска на фасаде местами облупилась, старые доски ступеней, ведущих на крыльцо, начинали гнить, я даже услышал скрежетание каких-то существ в стенах дома. Я закрыл глаза, пытаясь отрешиться от всего.
«Нет, в таком состоянии идти в дом нельзя, могу не совладать с собой», — эта мысль сформировалась быстро, но времени на поиски тратить не хотелось и словно откликаясь на нее, в траве зашуршал какой-то зверек.
Когда все было кончено, я стал здравомыслящим человеком. На улице никого не было, чуть заметный свет за зашторенными окнами мерцал в двух комнатах. Так как я наизусть помнил расположение комнат, не скрываясь, направился к левому окну.
Я знал, что в внутри, в кресле-качалке сидит человек и читает книгу, я отчетливо услышал шелест перелистываемых страниц, горение свечи, с которой расплавленными капельками течет воск, и покачивающееся туда и обратно кресло. Одного слуха мне показалось недостаточно и, сконцентрировавшись, я внушил, чтобы в комнате раздвинули шторы. После подобных манипуляций у меня ухудшалось самочувствие, так бывает всегда, не одно усилие не может пройти бесследно.
Пока я приходил в себя, внушенные мной мысли молча исполнила одна из прислуги. Сидевший в кресле белокурый юноша даже не поднял головы от бегущих перед глазами строк, упавшую с подлокотника руку лизнул шершавый язык лежащей возле хозяина черной собаки.
— Черныш, нельзя, — он махнул рукой, отгоняя назойливую псину. Черныш дернул головой, недовольно заворчав.
Подкравшись к окну, я заглянул внутрь. Собака, учуяв меня, вскочила на ноги и залаяла.
— Пошел вон, — резко прикрикнул на него хозяин, указав рукой в направлении двери. Черныш пристыжено поджал хвост и уши, поскуливая, выбежал за дверь.
Мой белокурый брат даже со спины выглядел божественно, каким-то образом он словно почувствовал мое присутствие и оглянулся, заметив лишь мелькнувшую возле окна тень. Я недоумевал, как такое возможно. Я знал, что почти сразу он подошел к окну, вглядываясь в черную стену ночи, но не увидел никого. Быстро удалившись, я направился к черному ходу, достав из кармана отмычку. После нескольких ловких движений, замок щелкнул, я проник внутрь дома.
— Ты, Николас, словно видел будущее наперед, всегда обучая меня тому, что пригодиться в дальнейшем.
Комнату отца я нашел быстро, зная его пристрастие к уединению. Узкие коридоры создавали неприятное ощущение. Из одной комнаты в другую проследовала прислуга, я даже не стал предпринимать усилий, чтобы спрятаться, люди оказались слишком глубоко погружены в свои мысли.
Я остановился у самой дальней комнаты, расположенной в левом крыле, столько раз представляя тот момент, как я с ледяным хладнокровием открываю дверь, вижу удивленное и искривленное ужасом лицо отца, чувствуя свое превосходство, и когда этот миг настал, все-таки колебался.
Открыв дверь, не сразу нашел его взглядом, лежащего на кровати, укрытого несколькими одеялами. Он спал. Я прошелся по комнате, размышляя, стоит ли его будить или подождать, когда проснется сам и увидит меня сидящим напротив.
Куча одеял зашевелилась, послышался приглушенный кашель, сопровождаемый слабым свистом.
— Энджил, это ты? — еле выговорил старик. — Подай мне воды, будь добр.
Налив из графина воды, отдал стакан в трясущиеся руки Дениэла.
Я был раздосадован, передо мной находился не властный, жесткий и себялюбивый отец, а больной и слепой старик. То удовлетворение, которое я хотел получить, мысли, вынашиваемые мной годами, рухнули в одно мгновение.
Я пошел к выходу, не желая больше смотреть на это жалкое подобие человека, в конце жизни принявшее свой истинный облик. Взялся за ручку. Голос старика остановил меня:
— Энджил, мальчик мой, — голос затих, Дениэл тяжело вздохнул. — Сядь рядом, я хочу кое-что тебе рассказать.
Задерживаться комнате с человеком, которого я винил в смерти моей матери, которым сначала восхищался, потом боялся и ненавидел, не было никакого желания.
— Прошу тебя, уважь старика, находящегося одной ногой в могиле.
Я усмехнулся. Он, даже пребывая в таком положении, не гнушался использовать свои уловки, чтобы все произошло так как он хочет. Я сел, поставив стул так, что свет от свечи на тумбочке не освещал меня, падающая тень полностью скрывала мое лицо.
— Сын мой я так плохо стал видеть. Дай мне твою руку. Ты собираешься куда-то идти? — Он сжал мою руку в бархатной перчатке. — Можешь не отвечать. Помню, в твои годы меня ничто не могло удержать дома, но уверяю, мой мальчик, что со временем красивые девушки перестают приносить счастье.
Дениэл вновь тяжело задышал, с трудом вытащив вторую руку из-под одеяла. Произнесенные им после молчания слова я точно не ожидал услышать.
— До твоей матери у меня была другая супруга Луиза, в эту потрясающую девушку я, как и в твою мать, влюбился с первого взгляда. Я оказался настойчивее других претендентов и, полностью удовлетворив интересы родителей, получил согласие на ее руку и сердце. Вот только ее сердце давно принадлежало другому. Замечать же подобную мелочь, как не взаимные чувства, я не мог, ослепленный своей безумной страстью. Прошло много лет, прежде чем у нас родился сын. Да, да! Ты не ослышался, у тебя есть родной брат, о котором ты ничего не знал. А получилось так потому, что я сделал все, чтобы оттолкнуть моего сына.
Я не понимал, к чему он клонит.
— Ты молчишь, эта новость настолько удивила тебя? Или ты обижаешься на устроенный мной вчера скандал?
Я покачал головой, не располагая сведениями, что вчера произошел за инцидент.
— Я никогда не относился хорошо к твоему брату и скажу тебе причину, дай слово, даже если вы встретитесь, не говорить ему. — Мне ничего не оставалось, как кивнуть в ответ. — А причина этого крайне печальна. Однажды я, длительный срок отсутствуя в доме, вернувшись, застал свою супругу с ее возлюбленным. Я был уничтожен этим событием, выкинул любовника через окно, Луизу запер в комнате, и она просидела там несколько дней. Моя любовь в одно мгновение преобразилась в злость и закрепилась, когда узнал, что супруга беременна. Не в себе я находился до самых родов, которые прошли тяжело. Увидев в первый раз новорожденного ребенка, мысли, съедающие меня изнутри, ушли. Алекс настолько оказался похож на меня, сомнений не оставалось, я — стал отцом. Однако мне не удалось простить ее, любовь, греющая мою душу все безответные годы, постепенно сошла на нет. И все, что я чувствовал тогда к Луизе, вымещал на сыне. В дальнейшем у меня было много девушек, даже и не вспомню, скольких я обнимал и целовал. И всего одна вновь смогла проникнуть в мое сердце.
Я смотрел в пустоту. Вера в доброту, кротость, честность Луизы рушилась с каждым словом. Получается, всю жизнь я заблуждался, родители обманывали меня, оба скрывали правду. После слов Дениэла я не знал что думать.
— Твоя мать стала вторым смыслом моей жизни. Тогда я решил проучил мою дорогую Луизу и поступил с ней так же, как и она со мной. Ты станешь презирать меня после моих слов, и я сожалею, что случилось именно так, но меня увидела не Луиза, а мой сын. Алекс поднял шум, Луиза, разумеется, вступилась за него, набросившись на меня с криками, и по чистой случайности упала с лестницы.
У меня дрожали руки, мой приход сюда таким, как я его представлял, был развернут на сто восемьдесят градусов.
«Зачем я сижу и слушаю? Эти слова выворачивают наизнанку мою память о детстве. Выходит, я никогда не был нужен Дениэлу? А Луизе служил тенью из прошлого? Для чего я пришел сюда?» — Сбитый с толку я уже ничего не понимал.
— Сын меня ненавидит, ты то меня простишь?
Я молчал, не в силах сказать «да».
Не совладав с собой, я придвинулся ближе, на мое лицо, широкую улыбку с чуть удлиненными зубами и волосы попал свет. Отец прищурился, пытаясь увидеть, и в ужасе воскликнул:
