Её голос, да и она сама, казалось, напоминали тёмный зимний бесконечный вечер, вой ветра, стужу, которая, кажется, заползает в самую душу, и бескрайние поля, занесённые снегом, а на мили вокруг – ни души. Рядом с ней сердце само собой сжималось, и его сковывал страх навсегда остаться среди льда и мрака.

Принцесса много говорила, а фрейлина много молчала, но всё это время внимательно слушала и была настороже, как натянутая тетива, и даже её движения были резкими, и ничего не могло укрыться от неё или остаться незамеченным. А ещё по вечерам она рассказывала сказки, страшные и мрачные, жестокие и суровые, как и та страна, из которой она приехала. В них были тоска и непроглядная тьма зимней ночи, голодный вой волков в ледяном лесу, плач метели и холод. И принцесса боялась вечеров и её сказок.

А ещё фрейлина увещевала и напутствовала: не забредать далеко в лес, потому что в чаще, под его тёмным пологом, живут василиски, их взгляд смертелен, а кто пойдёт туда, обратно уже не вернётся; что высоко на скальных выступах и в горных пещерах гнездятся драконы, дыхание которых обращает человека в пепел в одно мгновение; что тролли ждут путников под мостом; что если в лунную ночь коснёшься сон-травы, то уже не проснёшься; что старуха в плаще может оказаться ведьмой, и если встретишься с ней взглядом или примешь что-то из её рук, то на тринадцатую ночь ноги сами принесут тебя к её дому и она заберёт твою жизнь. И ещё много, много всякого.

А ещё, когда принцесса не могла выучить урок или слишком много шалила, фрейлина говорила, что королевой ей никогда не стать, что королевство ей не доверят, что это будет великий позор всего рода, что её отправят в монастырь, а королевой станет её старшая сводная сестра, бастардка по рождению. Маленькая принцесса горько плакала от таких обидных и несправедливых слов, и ей уже вовсе не хотелось становиться королевой.

Зачем и кому вообще это нужно? Столько скучных правил и невыносимых запретов, неинтересных, бесконечных занятий и дел. А когда же просто жить? Ведь так славно лазить по деревьям в саду и бегать наперегонки с мальчишками, а после заглядывать в кузню и смотреть, как из-под молота рассыпаются красные и золотые искры, а раскалённый добела металл превращается в завитушки и лепестки, забегать на псарню и чувствовать, как в твои ладони тычутся десятки мокрых носов, и видеть множество доверчивых карих глаз. Одним словом, делать всё то, что есть жизнь.

«А королевы так не делают», – с досадой думала принцесса.

Уж лучше бы ей родится мальчишкой, тогда она, пожалуй, когда-нибудь стала бы рыцарем и, наверно, отправилась бы на какую-нибудь войну. А так с тоски же можно умереть: издавать указы да сидеть на официальных приёмах, ещё слушать послов разных королевств. Ну разве это жизнь? Да так от скуки скоро облысеешь!

Правда, в монастырь тоже не хотелось, к злобным монашкам и не менее злым детям: подкидышам и найдёнышам. А ещё было страшно, что от неё отвернутся или отрекутся родные – ведь позор – и она останется одна.

Сколько было правды в словах фрейлины, а сколько – лжи, сказать не взялась бы, пожалуй, и она сама, но, кажется, наставница искренне верила в то, что говорила. А вера и уверенность – начало всех начал, и умножают любое усилие вдесятеро, хотя и не идут ни в какое сравнение с доверием.

Однажды маленькая принцесса спросила:

– Фрейлина, фрейлина, ты знаешь так много сказок, но откуда появились все сказки? Кто их придумал? И почему они так не похожи одна на другую? Вот твои сказки страшные, а в библиотеке у нас много сказок добрых, со счастливым концом. – И девочка замерла в ожидании её слов.

Уж очень ей хотелось узнать эту тайну, а фрейлина отчего-то знала много всякого и на всё находила ответ.

Наставница задумалась, посмотрела на принцессу своими совиными глазами и сказала так:

– Сказки сочиняют сказочники, есть у них такой особый дар, может, даже волшебный, – она неопределённо пожала плечами. – Они знают и видят больше, чем обычные люди, а сердца их чувствуют всё намного острее. Оттого живут они вдали ото всех и, написав свои сказки, отправляют их в мир с перелётными птицами и вольным ветром.

– И что же, всё, что они пишут, чистая правда? – удивлённо ахнула принцесса.

– Всё, да не всё, – уклончиво отвечала фрейлина.

Но видя, что любопытную малышку ответ не устроил и дальше вопросов будет только больше, наставница добавила:

– Давай-ка я лучше расскажу тебе старую легенду о самом первом сказочнике.

Рассказчицей она была хорошей, и голос её звучал тихо, но завораживающе:

– Всё это случилось очень и очень давно. Так давно, что люди тогда были всё равно что дети и знали очень мало о мире, а мир был велик. И уж не знаю, кем был тот сказочник, может, и впрямь волшебником; и откуда пришёл, тоже никто не ведал. Но поселился он в лесу, где шумели вековые дубы, в высокой башне.

Дубы, большие и сильные, не достигали верхушками её окон, и сказочник мог видеть под собой целое море листьев, зелёных весной и летом, золотых осенью, а зимой – сплетённые кружевами заиндевевшие ветки.

А вот его самого никто никогда не видел, лишь в тёмно-синих сумерках ярко горел огонёк, в самом верхнем окошке башенки, словно маяк. Говорят, что по ночам сказки слетались ночевать под её острую крышу. Так это или нет, никто не знал, но оттуда они разлетались по свету.

Сказочник писал, сочинял и сплетал свои истории, и каждая из них была честной и правдивой, и были в них все ответы на любые вопросы и разгадки любой загадки, а ещё тайны и мудрые наставления. Но не для всех, а только для тех, кто умеет видеть не только то, что написано. Каждую сказку он записывал на специальной золотой бумаге и свиток этот отправлял с большим чёрным вороном. Ворон летел в самый большой город, в главную библиотеку, где мудрецы и книгочеи переписывали сей труд в книги, а глашатаи зачитывали да пересказывали его сказки на городских площадях. Так мудрость людей росла.

Но был и ещё один дар у нашего сказочника: слова его волшебным образом исполнялись, что бы он ни написал и ни придумал. Долгие годы писал он свои сказки, принося их из-за грани снов. Всё-всё, что увидел за ночь, он записывал верно и точно, все секреты, что открывала ему судьба. Но время шло, и захотелось сказочнику взглянуть на мир и на людей в нём. Тогда он переоделся в простой наряд бродяги и отправился в путь.

Много где он побывал, и много что повидал, но сказки его были правдивыми, а вовсе не добрыми, потому как быть добрым и быть честным – разные вещи. Он так долго жил вдали от людей, созерцая небо, и лес, и волшебные сны, что совсем не знал, как же живётся людям на свете и как им непросто приходится.

Сердце у него, как у всех сказочников, было добрым и мягким, и захотелось ему сделать этот мир хоть немного добрее.

Сказочник вернулся в свою башню, и сказки его изменились. Что бы он ни увидел во сне, как бы ни сложилась история, но только он брал перо и записывал так, как велело ему его чуткое сердце. Изменяя задуманный вселенной сюжет, придумывая счастливое завершение, чтоб не плакали ночью дети, чтобы на свете стало чуточку светлее.

Его чудеса и впрямь изменяли мир и дарили надежду людям, но боги судьбы знали, как всё должно было быть на самом деле, и лишили его слова магической силы. Говорят, что старый сказочник не умер, потому как был он не простой человек, а до сих пор ходит по свету и делится мудростью с теми, кто просит и кому нужней.

Фрейлина закончила говорить и, наконец, взглянула на юную принцессу. Личико той светилось воодушевлением, а это всегда сулило беспокойство.

– А как его можно узнать? – не унималось любознательное дитя.

Воображение её так разыгралось, что встреча с необычным бродягой казалась вполне возможной, нужно было только внимательно смотреть во все глаза.

– Узнать? – фрейлина задумчиво поглядела в окно. – Говорят, что узнать его невозможно, облик его изменчив и непостоянен: то явится стариком-бродягой, а то юношей перекати-поле.