— Ты хорошо Криса закрыл? — спросила я.

— На два замка. Его не достанут, не волнуйся. Часа в четыре, когда светать начнёт, откроем его. — Рафаил подошёл к шкафу, у которого стоял столик, где валялись его вещи и Криса. Из сумки он вытащил пару пакетиков и протянул мне. — Приятного аппетита, любовь моя.

— Божечки, еда! — всхлипнула я, кинувшись к позднему ужину. — Спасибо, мой сахарный!

Мы сидели до рассвета, слушая завывания зомби, которые шарахались по моргу и искали Криса. Возможно, останься у них кусочек разума и смелости, они бы кинулись на Рафи, дабы вырвать у него ключи, и задрать насмерть несчастного Темпеста. Но этого не случилось. И вряд ли случится. Дичь не бросается на Охотника. По крайней мере не та, что хищная.

Когда забрезжил рассвет, в нашем царстве мёртвых наступила тишина. Рафи и я за руки спустились на первый этаж и проверили двери. Открываются. Шикарно, Криса можно выпускать. Скорее всего, днём или назавтра он пристанет с вопросами о том, как давно это происходит, и из-за чего. История длинная и довольно безрадостная, и ни мне, ни Рафи не хотелось её вспоминать. То, чем мы стали, случилось по дебильной случайности. Мы просто оказались рядом, когда это произошло. Мы не были виноваты в том, что нам ставят в грех, но кого это теперь волнует? Много лет прошло. Никто уже не помнит.

В морозилке Криса мы застали заснувшим и ледяным. Он дрожал. Рафи потряс его за плечи.

— Крис. Эй, Крис!

— Ммф… пап? — сонно промямлил блондин, еле-еле открывая свои большие карие глаза.

— Да, сынок, это я. — усмехнулся Гранде. — Поднимайся, давай. Пойдём тебя греть.

Крис медленно поднялся и обхватил руками Рафаила за талию… за то, где она должна была бы быть, и прижался к его непомерному животу, что солидно нависал над ремнём.

— Э, ты чё?! Ох ты, да пусти, ты ледяной весь! Ты мне почки и всё остальное отморозишь!

— Какое у тебя горячее пузо. — Темпест потёрся о брюшко щекой. — Как тепло… как зефирка. И такое большое.

Я прыснула. Пока Крис лапал и мял эту представительную зефирку, её хозяин смутился и чутка покраснел.

— Да-да, зефирка, теперь убери руки! Ай, не щипайся! — парень щипнул его складочку на боку. — Да что с тобой?!

— Спать хочу. — он закрыл глаза.

— Так, пошли. — Рафаил взял его под мышки и поволок на выход. — Пошли, сейчас кофе горячий выпьем, отогреемся, и поедем спать домой.

В общем, в чувство Крис пришёл только через час. И после пяти стаканов горячего кофе. Он вспомнил и обработал всё, что был ночью, а потому ещё очень долго отказывался выходить из комнаты, будучи уверенным, что снаружи всё ещё шастают трупы.

— Слушай, мы все устали. — сказал ему Рафи, накидывая куртку. — Мы не спали ночь, поэтому сейчас расходимся по домам. Сегодня не приходи, отлежись и приди в чувство. И да, если… если надумаешь сваливать отсюда — просто скажи. Я поговорю с Джонсоном и всё ему объясню.

— Но я… я только… мф, мне надо домой. — он взялся за лоб.

— Пошли, я докину. Нам с Софит в ту же сторону.

На улице уже пели ранние пташки, солнце поднималось и стремительно согревало город. В машине Крис забился в угол и напряжённо смотрел в окно на проносившиеся мимо здания и деревья. Когда он выходил у общежития, то посмотрел на меня, на Рафаила, и тихо сказал:

— Спасибо. За всё этой ночью.

И быстро ушёл, не дожидаясь ответа и скрываясь в тени подъезда.

— Дурак ты, Темпест. — беззлобно и спокойно вздохнул Рафи, выжимая сцепление и везя нас домой.

— Согласна.

— На этаж залез, трупов разбудил, так ещё и живот мой большим назвал. — бурчал Рафаэлло. — А по чьей милости он такой стал? Я ради его очка трёх мертвяков сожрал, а он ещё и опускает, глянь!

— Ну знаешь, у тебя живот и без мертвяков довольно… представительный. И Крис чуть насмерть не замёрз, а тут к нему вот такая объёмистая грелочка пришла. — я легонько похлопала Рафи по животику.

— Знаешь, мне обидно.

— Боже, извини, я вовсе не хотела! — я полезла ластиться. — Ну пончик, ну плюшечка, ну толстячок, я ведь не от злости. Я очень люблю твоё пузечко, ты ведь знаешь.

— Перестану обижаться, когда дома появятся блинчики.

— На сливочном масле?

— Естественно, пышечка!

— Тогда они определённо появятся. — улыбнулась я, чмокнув парня в щёку и обняв пузцо. — Как только я посплю. И ты тоже поспишь.

— Да. — он зевнул и поцеловал меня в макушку. — Заодно укус обработаю.

— Послушай, я понимаю, что тебе нереально от укуса зомби стать таким же, но он ничего тебе не занёс? А то вдруг у тебя брюшной тиф случится.

— Во-первых, нет. Во-вторых, почему именно брюшной тиф? Почему не цинга какая-нибудь?

— Потому что брюшко — твоя самая уязвимая часть тела, о которой нужно заботиться. — я довольно улыбнулась и поцеловала Рафи в живот. — И судя по всему, самая тяжёлая.

Он повернул голову и бросил скептический взгляд.

— Я в морскую академию попал? Почему меня одни капитаны окружают?

— Очевидность — моё второе имя.

— Боюсь представить первое.

— Эй!

— Я не настроен ругаться, меня всё ещё мутит и подташнивает от плоти падали. Поэтому признаем, что я молодец, а ты не очень, приедем домой, где я завалюсь спать на тринадцать часов и постараюсь забыть то, что сделал.

— Я тоже молодец. — пробубнила я, надув щёки. — Если б не я, Криса бы уже сожрали. Это я попросила тебя ему помочь.

— Я и так собирался.

— Ладно, тогда в следующий раз я тоже съем зомби, чтобы мы сравняли счёт, станет тебе легче?

— Нет. Тебе их есть нельзя, девочка моя, ты лопнешь.

— Мы почти одного роста!

— Да я больше тебя на метр!

— Ты шире!

— Ах ты мелочь!

— Я не мелочь, я тоже Охотник!

— Я больше и сильнее, я тут альфа.

— А я омега что ли?

— Ну нет, ты не омега. Ты бета.

— Чтобы бете стать альфой, он должен его убить. Так что готовься, мой злобный толстый пирожок, я съем тебя! — я эпично рассмеялась и ухватила его за солидное пузо, которое уютно так лежало на бёдрах Рафаила, перекрывая пах.

Всё закончилось тем, что после зверского убийства я стала альфой, мы с моим омегой завалились в нашу квартиру на четвёртом этаже, там притащили в кровать оставшиеся суши, съели их и вырубились, обняв друг дружку.

========== Грустная история ==========

На работу мы вышли на следующий день. Следуя нашему древнему ритуалу, мы направлялись в кабинет Рафи, дабы хлебнуть утреннего чайку и перебить мне аппетит хоть чем-нибудь. Дверь оказалась открыта. И когда мы вошли, то застали там Криса. Парень сиротливо сидел на стульчике в углу и залипал на песочные часы. Рафи пощёлкал пальцами у него над ухом, и Темпест вздрогнул и отлип.

— Доброе утро. — сказали мы хором.

— Ага, привет, доброе утро. — растерянно проговорил блондин, поднимаясь. — Слушайте, я хотел поговорить кое о чём.

Я вздохнула и метнулась делать чай и доставать заначки возлюбленного. Мы трое присели за стол. Крис смотрел на нас и собирался с мыслями.

— То, что было ночью… почему это случилось?

— Я же вроде говорил. — Рафи отпил из кружки. — Потому что ты залез на третий этаж.

— Но почему? Что за проблема с этим этажом? Как вообще возможно, что трупы взяли и ожили?! Это типа магия, проклятье, что это?!

Я проглотила печеньку и под столом погладила Рафи по пышной ляжке. Не надо. Я не думаю, что он поймёт. Рафаил посмотрел на меня. поднял руку, которой я его гладила, поцеловал её, и повернул голову к Крису. Ну нет, ну Раф…

— Ну слушай. Здание не всегда было моргом. Раньше это была хирургическая больница. Тогда я и Софа только устроились тут на работу. И однажды к главному врачу обратился один богач, чтобы его дочери сделали аборт. Её звали Альма. Как я понял, девушку изнасиловали и она забеременела, но ребёнка хотела оставить, а отец был против. Её положили в больницу, Софа и я осматривали её. Мы тогда не знали, зачем тут держат беременную. Через пару дней Альму увезли в операционную. Про аборт нам рассказал один из медбратьев, которого я застал в коридоре с инструментами. Я слышал, как девушка кричала, как звала на помощь, как умоляла не трогать её. По какой-то причине на неё не действовал наркоз. Врачи могли спровоцировать выкидыш, но видимо у них было ограничено время, потому аборт начали проводить, пока она была в сознании. Ни Софы, ни меня на той операции не было, и мы даже не знали о том, что собираются делать, да ещё и насильно, но нас это не спасло. Когда плод оказался сильно повреждён и уже не мог выжить, по больнице разнёсся душераздирающий вопль. Альма в ярости закричала, что проклинает каждого, кто сейчас здесь есть, и обрекает на мучительную смерть. Сама она умерла во время аборта. А через несколько дней стали умирать и врачи. Их находили разорванными на третьем этаже. В палате, где Альму лишили ребёнка. Когда дело дошло до нас, мы были заперты в одной из операционных. Она пришла за нами. Наверное, она догадалась, что ни Софа, ни я ничего не знали. И проявила жалость, если это можно было так назвать.