Софа закивала и тихо прошептала ему что-то на ушко. Я ничего не разобрал, и мне послышался бред. Будто она сказала: «приятного аппетита, милый».

— Что с тобой будет? — спросил я тревожно.

— Рядом есть помещение с препаратами, пересижу в нём. А ты лежи и не подавай признаки жизни. Попробуй заснуть.

— Ага, в холоде. И не проснуться.

— Просто не шуми. — шум начал нарастать, а дверцы ячеек дёргаться. — Так, пора.

— Рафаил, я… спасибо. Большое, огромное спасибо, ты мне жизнь спас!

— Пока не спас. Тсс. — он задвинул меня в ячейку и закрыл дверь.

Затем я услышал, как то же самое произошло с Софой. Мы лежали в соседних ячейках. Послышался затихающий топот. Я свернулся калачиком, стараясь согреться, и молился, чтобы Рафаил остался жив. Если он умрёт из-за того, что я такой дурак, я себя в жизни не прощу. Если его живьём съедят ожившие тела, что станет с Софой?

От лица Софии

Лежать в ячейке было очень холодно и тесно. Казалось бы, похудела на три килограмма, и где оно? Не повернуться вообще. Но лучше так, чем оказаться сейчас снаружи и попасть под горячую руку Рафи. С момента, как он нас закрыл, прошло наверное где-то с полчаса. Семь минут назад мертвые ворвались сюда, а какие-то вылезли из ячеек. Я лежала и мысленно обращалась к Рафаэллочке, чтобы он был цел. И сыт. Раздалось рычание, грохот и тошнотворный хруст. Летели в стороны дверцы, полки, столы и кости. В какой-то момент дверцу моей обители сильно дёрнули, и вместе с ней я выехала наружу. Надо мной склонялось зелёное гнилое лицо утопленника. Кожа на нём болталась, один глаз тоже болтался, держась на тонком сосуде, волосы спутанными прядями падали на лоб и полусгнившие плечи. От неожиданности я пискнула и не успела испугаться, как труп взяли за голову и разбили её о стену огромной когтистой лапой. В полуметре от меня стояло существо ростом с три метра. С длинными железными когтями, густым коротким чёрным мехом, кожистыми крыльями, как у летучей мыши или горгульи, длинным львиным хвостом, плоской мордой, как у персидского кота, огромными глазами и очень мощными челюстями. Оно рычало на толпу оживших мёртвых и выгоняло из морозильной камеры, проглатывая тех, которые не слушались. На моих глазах существо схватило за шею тело привезённой сегодня девушки, которая с визгом бросилась ко мне, и, раскрыв пасть, проглотило целиком. Я моргнула. Похоже, утром ему будет очень плохо. Он должен есть ещё живых, а не становиться падальщиком. Бедняжка, завтра отмажу его перед Джонсоном, вкусненького наготовлю, чтобы в чувство пришёл после этой ночи. Несмотря на большое и массивное тело, у него был заметный и представительный круглый животик. И мне стало не по себе, когда я заметила, как пузо увеличилось с проглоченной девушкой, и как внутри оно двигалось.

Существо яростно зарычало, шарахнув по четверым разом когтями и снеся им головы. Часть трупов вышла, часть поплелась к ячейкам и стала залезать обратно. Мёртвый довольно крупный мужчина не сдержался и бросился на меня. Чудовище сжало его за обе руки и тоже проглотило. До меня дошло, почему оно глотает целиком, а не разрывает на части. Хочет побыстрее покончить с этим. Когда все трупы вернулись на места, я подошла к существу и посмотрела на его живот. Было слышно урчание, тихое скуление существа, а животик немного двигался и даже качался из-за тяжести. Чудовище прижало лапу ко рту и откинуло назад голову. Я взяла его за пузечко и принялась его аккуратно гладить, чувствуя, как под ладонями что-то сильно пинается. Бедный.

— Дыши глубже. — прошептала я, чтобы в своей ячейке не услышал Крис. — Мой герой.

Существо мотнуло головой в сторону коридора. Мы вышли, закрыли дверь холодильника, и там оно стало уменьшаться и меняться. Через десять секунд передо мной стоял бледный Рафаил, который держался за живот и страдальчески на меня смотрел.

— Я это сделал… твою мать, меня сейчас вырвет…

— Мой кругленький, мой сладенький, дышим, милый. Ты сильный, ты справился, ты у меня герой, моя булочка. — я гладила его животик и чувствовала движение. — Ох, там…

— Двигаются. — брезгливо пискнул Рафи и схватился обеими руками за солидное пузо. — Я съел троих, господи, они такие мерзкие! Ещё и обожрался, стоять тяжело.

— Давай тогда сядем, мой толстенький котик? Посидим и отдохнём, а я тебе массаж животика сделаю.

Он страдальчески заскулил и сполз по стене на пол, придерживая брюшко и запрокинув голову.

— Я трупоед…

— Неправда, кругленький. — я описала ладонью круг по тугому животу. Движения понемногу прекращались. — Тяжело?

— Терпимо. — он надавил себе на раздувшееся брюхо и прижал вторую руку ко рту, подавляя отрыжку и рвотный рефлекс.

Я прильнула к парню, лаская растолстевший в последнее время животик, немножко разминая бока и целуя в горячие щёчки. Я шептала ему приятности, надеясь отвлечь от мыслей о том, что он только что проглотил три трупа. Я уже не стала говорить, что несмотря на качество пищи, он всё-таки поел, и голод утолён ещё месяца на два.

— Я же живой. — хныкал Рафи обиженно, лёжа головой у меня на плече. — Я вообще не должен с трупами дел иметь. Только с живыми. Боже, там в животе такой противный холод, мне так плохо!

— Мой ты маленький толстенький мальчик, больше этого не будет, обещаю. Чшш, расслабь животик, всё хорошо.

Он вздохнул.

— За что мне это всё?

— Мы просто оказались не в то время не в том месте.

— Я помню. Это сложно забыть. Моя пышечка, ты испугалась?

— Я в порядке. — я нежно ему улыбнулась и поцеловала. — Ты же рядом, чего мне бояться?

Рафи улыбнулся в ответ и обнял меня, прижав к двигавшемуся животу. Я поёрзала, стараясь пристроиться так, чтобы меня под рёбра не лупили бесновавшиеся в кислоте желудочного сока трупы.

— Ребёночек толкается.

— У меня? — он глянул вниз. — Ох… я как-то внимания не обращаю уже. Ну, стараюсь. Тебя пнули?

— Не сильнее, чем тебя.

Он вздохнул и тяжело сглотнул.

— Когда в моём животе не останется и следа от трупов, я клянусь, я приду к Крису, побью его, а потом проглочу.

— Но ведь он не знал. Я тоже злюсь, но не убивать же его.

— Но право у нас есть.

— Мой ты толстячок впечатлительный, иди ко мне. — я уложила его так, чтобы он лежал головой у меня на бёдрах, и стала гладить горячий живот. Поцеловала в лоб. — Моё солнышко, мой пирожок самый красивый.

— Умоляю, не говори мне о еде сейчас, пышечка!

— Хорошо-хорошо, сладенький.

— Тебе не противно меня целовать после этого?

— Нет. Рафаил, я ем, когда копаюсь в чужих кишках. Ты правда думаешь, что я брезгливая?

— Чёрт, у меня из головы вылетело, ты же голодная! Днём, когда мы с Ротти ходили за кофе, я набрал пончиков и буррито, пойдём. Тебе надо поесть.

— Ты вроде говорил, чтобы мы не заводили речи о еде.

— Я передумал. Твой желудок волнует меня больше, чем мой, в котором трупы.

— Знаешь, мне порой кажется, что меня не прокормить.

— Ты просто болеешь, ты в этом не виновата. Идём.

Рафи медленно поднялся, поддерживая огромный круглый животик обеими руками. Так как чрево смещало центр тяжести, парень немного опирался плечом на стену. На лестнице слышалась беготня и визги.

— Цыц!!! — рявкнул Рафи. Шум стал тише.

Мы дошли до комнаты, в которой работали они с Крисом. Рафи открыл ключом двери, и входя я споткнулась о безголовое тело какого-то парня, но меня поймал возлюбленный. Из темноты ко мне бросилась девка, влачащая по полу свои органы. Я обнажила зубы и зашипела на неё. Рядом раздалось утробное рычание Рафаила. Мертвячка обогнула меня и выбежала в коридор к собратьям.