Мысленно желаю ей найти в себе силы чтобы перестать жалеть себя, взять в руки оружие и попытаться убить кого-нибудь из виновных в её нынешнем состоянии. Даже если ничего не получится, сгореть в последней вспышке боя лучше, чем медленно гнить заживо.

«Лёгкой смерти тебе», — мысленно благословляю несчастную.

— А куда деваться?! Что делать?! — Сжав кулак, подхватил набравшийся сил бледный мужик. — Некуда и нечего! По бумагам если — всё хорошо! И раздолье! Не нравится — вали на другую фабрику или вертайся в деревню!

— А вот вам всем! — оратор скрутил фигу, и повёл рукой из стороны в сторону, показав её собравшимся. — Подавитесь! Долгами опутают, что твой паук, не дёрнешься! За койку — плати! Жрать покупай в фабричных лавках — гнильё, с жучком, да втридорога! Свободной деньги, если останется, то пяток медях всего! А-а… — он безнадёжно махнул, — что рассказывать? Сами знаете, и у вас так!

Послышались согласные голоса вперемешку с ругательствами. Эмоциональный фон толпы становился всё более злым и решительным.

— Чушь! — пронёсся над толпой гулкий бас.

Обладатель голоса — высокий и широкоплечий брюнет с заметным пузом — работая локтями и тяжеловесной тростью, начал бесстрашно продираться к центру площади, словно ездовая рыцарская химера западников сквозь ополчение. За ним следовали два помощника: помоложе, не такие представительные, но рослые, плечистые и даже на вид не чурающиеся драки. Чистый, неплохо одетый, с лоснящимся лицом, мужчина не походил на одного из заводчан. А вот на члена администрации одной из фабрик — вполне.

Добравшись до цели и с подозрением посмотрев на ящики, тяжеловесный визитёр не стал рисковать, пытаясь взобраться на ненадёжную конструкцию, а просто встал рядом. Благо рост позволял ему возвышаться над полем голов рабочих, в большинстве недокормленных в детстве, оттого субтильных и невысоких, и без подобных ухищрений. Помощники же споро очистили для своего командира пятачок земли.

— Имейте совесть! К вам со всей душой, а вы?! Работать надо, а не безобразия учинять! Школа — есть! Еще при батюшке нашего Императора построена. Больница — есть! Жильё? Нате вам рабочие казармы — живи, не хочу!

— Ага, ёпта! Не хочу, а живи, блядь! — зло огрызнулись из недовольно загудевшей толпы. — Плату за койку дерёте так, что на пожрать нихера не остаётся!

— Не нравится казарма — иди, снимай хоромы в городе! Мы никого не неволим! О тебе, дураке и матершиннике, заботятся, а ты морду воротишь!

— Снимать? — едко переспросил протолкавшийся вперед пролетарий. — А спать-то когда, бля?! Туды-сюды прошароёбился и снова на работу пиздуй! — разорялся сутулый и чахлый, но полыхающий злобой сквернослов. — Свобода, ёпта! Хош — рот подставляй, а хош — жопу! Сам-то чай, не в конурке с десятком нар спишь, да не с хлеба на водицу перебиваешься! А, господин хер в пальто?!

Пока представитель администрации переругивался с первым мужиком и присоединившимися к нему рабочими, оратор на «трибуне» перевёл дух и его голос снова разнёсся над площадью.

— Верно люди говорят: по бумагам у господ всё хорошо! Библиотека есть, больница, школы для детей, свобода!.. А что на деле нехер есть — не важно уже?! Так, господин начальник?

— Больница, школа… От всех болезней одной вонючей мазью лечат, а то и просто крепким словом! — поддержал его молодой (на вид за двадцать, а по факту скорее лет семнадцати) мужчина из толпы. — А школа? Хера толку с такой школы?! Складами читать да считать до ста выучили, вот и вся учёба! Неча детишкам мастеровщины шибко умными быть! Благодетели, сука!

— А библиотека? — прозвучал голос молодого, интеллигентного вида парнишки, едва вышедшего из подросткового возраста. — Есть комнатка, да толку с неё, если в конце рабочего дня сил совсем не осталось? А зайдёшь в выходной, так там шаром покати! Газеты из одобренных и рассказики смешные только!

— А чего тебе надо, сопляк? Картинки срамные, чтоб ты рукоблудить там начал?! — здоровяк с тростью изобразил праведное негодование.

Тянущийся к знаниям юный оратор от таких подозрений весь залился краской и замолчал, не в силах подобрать слов. Зато слова — и в избытке! — имелись у любителя мата, который вступился за слишком чувствительного молодого товарища. На какое-то время всё опять скатилось к крикам и взаимным оскорблениям. Некоторые из вошедших в раж работяг пытались ухватить представителя господ за грудки, но его защищали помощники; а если кто и пробивался — главный в троице и сам легко стряхивал с себя чужие руки, грозя самым наглым тяжёлым набалдашником трости.

Впрочем, когда заводила коснулся животрепещущей темы штрафов, внимание митингующих мигом приковалось к нему.

Мне, в общем-то, и так известно о том, что имперским пролетариям норовили урезать их и так мизерные зарплаты с помощью финансовых наказаний (да и не только финансовых: сунуть работяге в морду не считалось чем-то предосудительным), но из первых уст информация звучала особенно ярко. Одно дело абстрактное «рукоприкладство», «скотское отношение» или «работа за койку и корку хлеба» и другое — реальные случаи из уст очевидцев.

Например, эпизод, когда одного брата затянуло под не прикрытый кожухом вал станка, а второго заставили выскребать из вставшего механизма переломанное да перемолотое тело. После чего несчастного родственника ещё и оштрафовали за вызванный «криворуким остолопом» простой оборудования. Или случай с фабричным мастером, который слишком рьяно исполнял свои обязанности и увлёкся вбиванием уважения к начальству в очередного несовершеннолетнего работника, а тот от такой «науки» взял да умер. Полиции, разумеется, доложили, что он сам зашибся, а доверчивые стражи порядка поверили.

После взятки, да.

Особенно контрастно сие виделось и слышалось на фоне прилизанного благолепия Императорского Дворца, где даже последний уборщик щеголял благообразной физиономией и чистенькой формой из хорошей ткани.

Толпа негодующе гудела. Сплотившиеся мужики покрепче угрожающей стеной надвинулись на представителя классового врага.

— Закон!!! — громогласно выкрикнул теснимый здоровяк, взмахнув над головой дубинообразной тростью. — Наша Империя родилась и выросла на законе! Происшествия должны расследоваться, а решение выносить суд. Только закон должен решать! Весь порядок стоит на законе! А те, кто его отрицает — бунтовщики!!!

— Зако-он! — издевательски протянул агитатор рабочих. — Закон работает на тех, у кого деньги! На господ! Если нас не хотят слушать, то мы заставим себя услышать!

— ДА!!! — вырвалось из сотен глоток.

— Идиоты, — тихо прошептали губы одинокой наблюдательницы.

Теперь-то, даже если все мирно разойдутся, за отрицание закона и двусмысленный призыв заставить власть что-то там сделать лидеров сборища гарантированно привлекут к ответственности. А так как насчёт избирательности имперского правосудия сказано абсолютно верно, то им легко пришьют статью за подстрекательство и отправят в тюремное заключение. Если же всё окончится хотя бы минимальными погромами и столкновением с полицией, то тут уже результаты начнутся от ссылки на каторгу вплоть до смертной казни.

Конкретно для этих бунтарей два последних исхода равноценны. Да и пару лет тюрьмы они не факт, что переживут. Бледные, худые, страдающие от язв, нарывов и экземы, постоянно кашляющие… поставь рядом самую конченую трущобную накипь — и побитые собутыльниками, алкоголем и дешёвыми наркотиками рожи будут выглядеть здоровее честных тружеников химического и текстильного производства.

Но ругательство адресовалось не столько в сторону митингующих (хотя, по моему мнению, если хочешь сделать — делай молча, а не кричи о своих намерениях), сколько в адрес столичных буржуа, которые их довели до такого. Понятно, что недавно отгремевшая на юге война и неспокойная обстановка в стране заставили «лишний» народ концентрироваться в городах внутреннего пояса, что сильно сбило цены на низкоквалифицированный труд. Но надо же иметь хоть какие-то рамки?