– Хороший человек. Хороший работник. Одинокий. Вдовец. Дочки замужем. Сыновей нет, оттого и дом потерял. Кибитка на участке есть, там будет жить. Кушать с нами. Зовут Зия ака. – Тут она заулыбалась, показав ровные белые зубки, и добавила: – Очень работящий. Хороший человек, добрый. – Лайло показала глазами на собаку, которая жалась к ногам Зии. – Посмотрите, матушка, собака гладкая и не голодная, а ведь её каждый день кормить надо, поэтому я и говорю, что человек он добрый. Собака тоже в хозяйстве пригодится. Будет предупреждать, если чужой человек заберётся в сад. Или если мальчишки захотят отведать наши яблоки и орехи.

Зумрад удивлялась тому, как говорила Лайло – только по делу, ни одного лишнего слова. Фразы рублены словно тесаком, чёткие и короткие. В её окружении все старались говорить цветистым языком, добавляя какие-то красивости, яркие сравнения, от которых на сердце становилось легко и приятно. Хоть и неправда, а всё равно лестно! То соседка сравнит её с райской пери, то кудо скажет, что такой умной женщины свет не видывал. А уж дочки и сыновья просто рассыпались в похвалах. И муж красивых слов не жалел. А вот у Лайло словно заноза в языке застряла. Может, голоса своего стесняется, а может, ещё плохо язык знает. Но это не так. Втихомолку, скрываясь ото всех, Лайло сочиняла стихи, и все они были про её любимиц, про коров. Зумрад случайно подслушала, сначала рассердилась, стихи про коров! А потом поняла: что Лайло любила, про то и сочиняла:

Две коровы, два телёнка, и мычат они так звонко.

Я люблю смотреть на них, когда рядом нет чужих.

У коровы молоко, очень белое оно.

Подою корову утром, чтоб назавтра сделать курта.

Дети любят молоко, очень вкусное оно.

Если сквасить его днём, завтра станет катыком.

Зумрад хотела посмеяться над Лайло, но подумала и решила ни кому ничего не говорить – пусть сочиняет, если это ей помогает в работе. Несмотря на свой юный возраст, Лайло так хорошо справлялась с участком, что в дом стали заглядывать свахи, – такая работница в любом хозяйстве будет желанной. Лайло весь световой день возилась в огороде: полола, прореживала, поливала, ухаживала за плодовыми деревьями, подрезала, окучивала. Зия не отставал. Несмотря на возраст, работал так хорошо, что Зумрад решила платить ему больше на десять медных фельсов. Она безуспешно ломала голову – как удержать драгоценную работницу, чтобы из рук не уплыла? Может, за Саида выдать замуж?

Но совсем недавно Зумрад подметила, что уж совсем не по-отцовски смотрит на Лайло Халил. Вначале это опечалило её, она вспомнила обещание, которое муж дал на свадьбе – не брать второй жены. Но время текучая река, её любимый молод, а Зумрад уже тридцать пять лет. Именно в этом возрасте умерла Муниса, её свекровь. Если она умрёт, то Халил женится, это так же точно, как и то, что по утрам восходит солнце. Придёт в дом неизвестная женщина, всё добро, которое годами наживалось, достанется неведомо кому. Наверняка разлучница родит детей, а остальные побоку… А вот если Лайло?

Зумрад стала думать, мысли перескакивали с одного на другое. Теперь, когда в доме всё благополучно, можно иногда посидеть сложа руки, прохлаждаясь на женской половине. Она почему-то вспомнила историю появления в Афарикенте прадеда Халила, Тахира. Грустная история. Поучительная.

Место для дома, в котором жила теперь Зумрад, Тахир выбрал сам. Тогда Афарикент был значительно меньше. Ближе к мечети, к площади всё было застроено – мышь не протиснется. Прадеду пришлось строить дом на окраине, на берегу реки. Но места себе отхватил столько, что на усадьбу богатого человека хватит. Первое, что Тахир сделал, обнёс участок высоким дувалом. Две луны ломался на этой работе с тремя работниками, но дувал до сих пор нигде не обвалился. За его домом уже целая улица отстроена – что вдоль дороги, что напротив. В то время, когда был жив ещё Шакир, сын Тахира, вокруг города была построена оборонительная стена, так и оказался дом прадеда невдалеке от дворца султана.

В их махалле есть и мечеть, и маленький базар, и чайхана. По всей улице живут в основном ремесленники. Люди не очень богатые, но и не голытьба шалопутная, которая ни себе ничего сделать не может, ни людям пользы от неё никакой. Ремесленники люди работящие, богобоязненные, помогающие во всём друг другу. Прадед попал в Афарикент после того, как по Кермине в очередной раз прокатилась разнузданная волна ханских междоусобиц. Многие тогда потеряли не только кров, но и голову. Прадеду повезло, но из Кермине он убегал, в чём был. Хорошо, семью сохранил. Жену, троих сыновей и кожаный мешочек с двумя десятками таньга.

Денег хватило на купчую танаба земли да на первый, самый трудный год. Именно в тот год умерли его два сына, ещё маленькие, чтобы нагрешить, но достаточно большие, чтобы заболеть и оставить этот мир. Прадед Тахир работал не покладая рук, вставал с курпачи до света, ложился в темноте. Соорудил навес, под которым работал, мастерская появилась позже. Из инструментов на первых порах были пила да топор. Выстроил дом в одну комнату, посадил чинару и виноградник.

Его жена Халида, перенеся все тяготы поспешного бегства, даже в самые трудные случаи жизни могла найти слова утешения, подбадривала, а то и просто понимающе молчала. Как и муж она с утра до ночи работала, возилась с их тогда ещё маленьким огородиком. Низкий поклон соседям, поделились семенами. Лук, морковь, маш, фасоль, огурцы, райхон, редис дружно взошли по весне. Там же прижились три урючины, несколько яблонь, четыре дерева грецкого ореха и куст граната. Урожай с них ждали несколько лет, но плоды были вкусные и сладкие. Уже через год рядом с их домом, справа и напротив, выросли дома других ремесленников. Теперь уже Халида делилась с соседями семенами и советами. Где и что посадить, откуда лучше брать воду для полива огорода, и какой торговец может отпустить товар под честное слово, если денег нет.

Постепенно обрастали хозяйством: завели овец, купили корову, сын подрос и стал помощником отцу, и не просто помощником, а хорошим резчиком по дереву. От заказов на разную утварь, шкатулки, ларчики отбоя не было. В то время к основному дому были сделаны пристройки, а двор перестал выглядел пустым и бедным. Но прадед, помня о набеге, в котором было потеряно всё, свой достаток напоказ не выставлял. Хотя мог сделать и резные ворота, на зависть всем соседям, и узорчатую балхану.

Состарившись и вспоминая пережитое, Тахир часто рассказывал сыну и соседям, как в его дом в Кермине ворвались безбожники в драных халатах. Они набросились на немощного отца, вцепившегося в единственную ценную вещь – чеканный латунный кувшин. Когда Тахир вступился за отца, его самого ударили по голове камчой. Он без памяти свалился и уже не видел остального. А отца убили, убили за дрянной латунный кумган, оказавшийся дороже человеческой жизни. Хорошо, что ещё до разнузданного грабежа Тахир догадался спрятать жену и детей в яме за домом и завалить их хворостом, приказав молчать, что бы ни случилось. Так живы остались и жену не отдал на поругание. Видел он, как рыдали опозоренные женщины, как одна из них бросилась в воду и утонула, не вынеся надругательства. Как стиснув кулаки, плакали мужчины, но сделать ничего не могли. По счастью, закопанные деньги оказались целы. «Нет худа без добра», если бы его камчой не ударили до беспамятства и начали пытать – то неизвестно, смог бы мужчина смолчать и ничего не рассказать про жену, детей и деньги.

После гибели отца, собрав жалкие остатки, на которые не позарились воины доблестного султана из кипчаков, он с женой и малыми детьми пошёл куда глаза глядят. Горько было покидать родные места, но страшно оставаться в столичном городе. Опасно. Дошёл до Афарикента и понял, что нашёл свой дом! В саду, который цвёл и плодоносил вовсю, пока не пришёл Расул, вырыл неподалёку от дувала незаметный схрон, землянку. На тот случай, если придёт беда. Схрон ни разу не понадобился, но Аллах бережёт заботящихся о себе людей.