***

Шарлотка не понимала, что такое время. Она определяла его по своему человеку. Бабушка проснулась – значит, пора на прогулку и поесть. Хозяйка устроилась в кресле – значит, время отдыхать. Перестала смотреть на шумную коробку с людьми – значит, предстоит еще одна прогулка, перед сном.

А теперь?

Она знала только, что сидит одна уже очень долго, потому что потребность в еде и выгуле достигла критической отметки.

Ей хотелось лаять, звать свою хозяйку, но она помнила, что та учила ее быть тихоней дома. Только как быть спокойной, зная, что с бабушкой что-то случилось? Ведь она ушла совсем другая, Шарлотка чувствовала, что должна помочь ей, успокоить, как делала всегда.

Вся жизнь сузилась до входной двери да окна.

Запрыгнув на спинку дивана, в окне она выискивала уже чуток ослабевшим взглядом своего человека.

Заслышав же шум в подъезде, бросалась к двери и, царапая уже основательно потрепанный дермантин, долго всматривалась в дверную ручку, ожидая, когда та дернется.

На следующее утро она, наконец-то, дернулась.

Шарлотка, всю ночь спавшая тревожным сном, взвилась на подушке, невзирая на боль в лапах.

С возрастом некоторые ее чувства притупились и она не сразу поняла, что это пришел соседский мальчишка, который иногда играл с ней во дворе.

Угостив кусочком пиццы, мальчик взял ее на прогулку, но с поводка не спустил. Шарлотка бежала, вдыхая по-утреннему прохладный и терпкий воздух, и выискивала в нем родной запах бабушки. Не находила и с нетерпением ждала следующую прогулку, чтобы продолжить начатое.

А еще надеясь убежать на поиски. Жаль, мальчик никогда не отпускал ее на волю.

Хотя он был очень добр к ней: разрешал бегать по лужам, гонять кошек, угощал всякими вкусностями, которые она никогда не пробовала, и даже неумело дрессировал.

Шарлотка не могла определить, сколько так продолжалось, пока однажды все не начало сильно меняться.

Сначала она почувствовала нестерпимую боль, будто ее с силой пнули ногой прямо в грудь. А вслед за этим пришло ощущение, что хозяйка зовет ее, тянет за невидимый поводок.

Невозможность утешить своего человека была мучительной, и собачка, забыв все бабушкины запреты, истошно завыла.

Затем бросилась на входную дверь, принявшись кусать и шкрябать ее, раздирая на куски прилегающий линолеум, только бы выбраться из заточения любой ценой и отправиться к своему человеку.

Неожиданно дверь открылась, выбежавшую было Шарлотку поймали руки и занесли обратно в квартиру.

Собачка сразу признала соседку, которая иногда приходила помочь бабушке и всякий раз при этом угощала Шарлотку крекером.

Женщина, сейчас пришедшая на шум, сразу проверила миски и, соскоблив намертво присохший корм, положила новую порцию. Она тщетно пыталась успокоить животное, но Шарлотка знала – случилась беда. И сейчас ей нужно срочно найти свою хозяйку.

Как донести это до двуногого?

Собака снова кинулась к выходу.

– Гулять хочешь? Но ведь Кирилл с тобой уже гулял… Скучаешь, наверное, по Пелагее Ивановне, да?

Пелагея? – услышав имя хозяйки, Шарлотка стрелой вернулась к соседке и, вздернув кривые уши, наклонила голову.

– Все ты понимаешь, лапушка, – женщина погладила собачку по голове. – Пойдем, погуляем, у меня есть немного времени.

Снова поводок, снова не вырваться, хотя Шарлотка старалась изо всех сил! Ошейник так больно впивался в горло, что чуть не довел до удушья.

– Да что ж это такое с тобой, – все удивлялась соседка, с трудом справляясь с небольшой дворняжкой, в которой проснулась недюжинная сила алабая.

Чтобы Шарлотка не убежала, женщина взяла ее на руки и, нашептывая утешения, отнесла домой.

Спустя несколько дней пришел, наконец, ее мальчик. Не тот, который ее выгуливал и пах пиццей и жареной картошкой.

А именно ее.

Который раньше приезжал каждое лето. Которого Шарлотка неизменно встречала с повизгиванием и прыгая на костлявые ноги. Тогда ее переполняли не только собственные чувства, но и радость бабушки, счастливой увидеть любимого внука.

Прогулки с ее мальчиком всегда были самыми интересными, ведь он мог взять ее в лес или на речку, а это на весь день. Там они до изнеможения бегали и купались, а потом лежали под деревом, лениво перетягивая канатик и перекусывая бабушкиными пирожками.

Сейчас мальчик изменился. Стал гораздо больше. Серьезнее. Его ноги были в штанах, а обувь пахла чужой кожей.

И ласки в нем хватило ровно настолько, чтобы крепко обнять собачку и что-то пробормотать в ее мохнатый бок.

Он обнимал не радостно. Это было очевидно для маленького чуткого сердца, в которое буквально вдавливалось мучающее мальчика горе. Извернувшись, она облизала его лицо.

Мокрое. Соленое. Как у бабушки в их последнюю встречу.

***

– То есть как вы не можете взять собаку? Что значит, слишком старая? – сокрушался по телефону «взрослый мальчик» Шарлотки. – Поймите, мне некуда ее девать! Ее хозяйка умерла, я здесь временно. Решу все вопросы и уезжаю. Что мне ее, на улицу что-ли?

Когда бабушку увезли, Шарлотка ждала.

Чувствовала, что есть кого ждать.

А после того «удара в грудь», внезапно поняла, что осталась совсем одна.

Вяло полакав холодную воду, она легла на любимый коврик около кресла, в котором любила сидеть бабушка, когда вязала, и уставилась на своего дорогого мальчика.

В тот день он много кричал. Она видела его боль и всем своим горячим сердцем хотела помочь ему справиться с ней.

Хотя бы ему, раз бабушке не смогла!

Но мальчик ее оттолкнул. Потом еще покричал, навел беспорядок и ушел.

Он приходил часто. Пытался ее воспитывать. Пытался кормить. Пытался даже гладить.

Шарлотка чувствовала, что он будто не здесь, и перестала подходить к нему, чтобы не досаждать.

Даже голод перестал нудно гудеть в животе.

Однажды любимый мальчик отвез ее на речку.

И отстегнул поводок.

С Шарлотки немного сползла пелена обреченности, так рада она была оказаться на свободе, мочить лапы в теплой реке и бегать за мохнатыми шмелями.

А потом услышала рев мотора и увидела, что большая черная машина с ее мальчиком уезжает. Она побежала, да разве ей угнаться?

***

– Ты что, просто взял и отвез несчастное животное в какую-то глушь?! – кричала на мужа Ирина, приехавшая с детьми в квартиру его бабушки.

Ей пришлось закончить некоторые дела, прежде чем ехать. Если бы не они, она бы схватила детей и отправилась с мужем, потому что его бабушка, Пелагея Ивановна, была чудесной женщиной. Она знала ее с детства. Собственно, и своего будущего мужа Ирина встретила, когда тот приезжал к бабушке на все лето из другого города.

– Ну да, а что оставалось делать… – ответил Демид. – В приют ее отказались брать, говорят, и так переполнен, а найти новых хозяев будет трудно, такая старушка никому не нужна.

– Никому не нужна, даже мальчику, который с ней практически вырос, – укорила Ирина, едва сдерживая слезы. – Шарлотка очень много значила для твоей бабушки, разве ты не знаешь? Она столько лет берегла ее от приступов! Чуть ли не второе дыхание ей подарила! Или ты забыл, как бабушка согнулась после смерти мужа и ждала, когда тоже уйдет, а?

– Ириш…

– Никаких «Ириш», Демид! Ты как затеял бизнес, так совсем себя потерял! Ты будто ценность окружающих измеряешь тем, что они могут тебе дать! – не выдержала Ирина. Этот разговор давно зрел в ней, но она старалась не поднимать эту тему, находя оправдания отдалившемуся мужу. Однако такой поступок от человека, в которого она безотчетно влюбилась, в первую очередь, из-за его доброты, сорвал последние преграды. – А с Шарлотки нечего взять, верно?

– Мама, ты будешь готовить шарлотку? В чужом доме? – прервал начавшуюся было ссору голос пятилетней дочери.

– Нет, детка, мы говорим о собачке.

– О какой?

Ирина повернулась к мужу, многозначительно поднимая брови, тем самым предлагая самому все рассказать. Вздохнув, тот отвернулся.