Звонок. Дети встали. Демид вальяжно подошел к Маринке, он что-то говорил ей, а она, кокетничая, прикрывалась косой и убегала. Но нет, я не ощущала особой боли. В душе я была уверена, что такая, как я, не достойна быть с такими мальчиками…

…После уроков я осталась на продленку. Моя мама хоть и не работала, забирать меня со школы не спешила. На заднем дворе школы была площадка и сверху склон, весь усаженный нежно-сиреневыми ромашками. Классная пыталась приучить нас к играм. Шли казаки-разбойники, я за всеми бежала по косогору. В своих уродливых пацанячих тапках с резиновой подошвой поскользнулась на собачьем дерьме и проехалась по нему бедром, запачкав всю форму. Игра остановилась, все повернули головы и захохотали!!! Я замерла в ужасе и отчаянии – это конец. Запах этого говна будет меня преследовать всю жизнь, при каждом напоминании, шуточке, издевке!

– Тише! ДЕТИ! – пыталась успокоить класс учитель. – Кто-нибудь помогите ей отмыться!

Со мной пошла до туалета Таня Власенко, тихая, спокойная девочка, которая так же безумно любила рисовать, как и я. Она стала моей единственной подругой. Мы с ней вместе мечтали стать художницами. Я даже уговорила маму, чтобы она пришла к нам в гости. Мать раздражалась на посторонних в доме и меня не особо любила отпускать к кому-то, тем более с ночевкой. Тот день был так значим для меня! Таня рассказывала, что она любит рисовать рыб, я ей показывала весь свой арсенал красок, мы серьезно рассуждали о выставках. Я была так счастлива от того, что есть человек, который понимает меня, – подруга.

– Твоя Власенко какая-то пришибленная! – мама повернулась ко мне, закрыв дверь за моей гостьей.

– Мам, что значит пришибленная? – насупилась я, стоя в прихожей.

– Тихая, забитая, какая-то явно ненормальная психически. Мне не нравится она, – мать щелкнула светом.

– А может, она просто очень скромная? Это же хорошо!

– ПРИ-ШИБ-ЛЕН-НАЯ, – непререкаемо, издевательски отчеканила мама и прошла мимо меня в свою спальню.

И что сделала я? А что я могла сделать… Я перестала дружить с Таней, чтобы угодить моей маме. «И вправду какая-то пришибленная», – сказала я себе, стараясь смотреть на подругу через мамин шаблон.

В третьем классе у моей мамы случился новый затяжной приступ сделать из меня дочку, такую, как ей нравится.

– Я купила тебе капроновые колготки! – ни с того, ни с сего послышался голос мамы из спальни.

– Да? Ура! – я вприпрыжку вбежала в ее комнату. Я так хотела капроновые колготки, ведь у нас уже со второго класса девчонки носили такие черного или телесного цвета. Это было очень круто, как у взрослых.

– Они красные! Это же как у детей! Я не хочу надевать их – меня засмеют!

– Ты совсем неблагодарная! К чему тебе быть взрослой?! Это у вас в классе девочки вульгарные носят такие! А я купила польские! Дорогие! Надевай!

– Ну, мам, пожалуйста…

– Надевай!

Жестко. Приказ. Не смея спорить, я поплелась в свою комнату. Натянула колготки. Нужно было что-то придумать, но не идти в них. Подошла к кошке и начала ее дразнить, чтоб та прыгнула на меня и зацепилась за эти отвратительные капронки…

– Мама, Нэнси мне порвала колготки…

Мать влетела красная от ярости,

– Это ты ее специально взбесила, ценности ничему нет… Хочется сделать из тебя приличную красивую девочку, а ты вечно откидываешься. Нравится быть чувырлой? Ходи как хочешь…

Я смотрела в мамину спину и улыбалась. На растянутые губы мне катились слезы… Но этого она уже не видела. Дверь за ней с треском захлопнулась.

В те годы ученики перескакивали четвертый класс.

А в пятом мама снова решила сделать из меня нормальную девочку…

– Мам, мне не нравятся эти кудри на мне…

– Нет, ну ты посмотри на нее! Ты – как принцесса!

– Я – как баран!

– Ой, ходила как обсосок со своей еще челочкой прилизанной, все сейчас делают химию.

Я рыдала, стоя у зеркала, топала ногами. Это было полнейшее издевательство – прийти с этим взрывом в школу!

– Я пошла мыть голову!

– Не смей, я заплатила деньги, отвела в приличный салон! Много ли мам водят в таком возрасте детей по дорогим заведениям? Если ты сейчас помоешь голову, можешь ко мне не подходить…

– Ну, мам!!! Так нечестно!!! Меня засмеют!!! Это немодно!!! – я кричала и задыхалась, меня больно колотила дрожь.

А что она? Она дала мне пощечину. Я быстро вывернулась и побежала по длинному коридору к ванной комнате. Быстро включила воду и наклонила голову под струю…

Но маме нужно было беспрекословное подчинение. Иначе ребенок сразу же становился плохим, негодным, неуправляемым.

В тот раз она меня избила. Не руками, не полотенцем каким-нибудь. А молчанием. Долго, очень долго не говорила со мной. А когда я пыталась заговаривать, просто поднимала руку и качала головой. И я замолкала. Еда не лезла в меня, я давилась каждым бутербродом с колбасой под ее взглядом. «Жирная, некрасивая, неправильная!» – говорили ее глаза. И я исчезала в своей комнате… Вот так я и оттарабанила пятый класс.

В шестом классе поводом для насмешек отлично послужили безвкусные вязаные свитера на мне – мама занялась рукоделием. Спорила ли я? Нет, уже и не пыталась.

А в седьмом уже никакого повода не требовалось.

Дурнушка Яна. Этот ярлык никак нельзя было открепить от себя. Я просто стала сама себе таким ярлыком. Я поверила в правдивость всех этих насмешек. Держало на плаву только мое развитое воображение, и я сбегала в свой иллюзорный мир. Где я боец, красавица и популярная девчонка, ловкая, как Зена, королева воинов. Меня все обожают и боятся. Да, боятся и мечтают о моем внимании!

Помню, как, я поднималась по ступенькам школы, а в голове играла эпическая музыка из сериала. А дома представляла, будто мы все в добром сериале, и я в главной роли. Но реальность резким грохотом медного таза накрывала весь мой воображаемый спектакль…

Летом после седьмого класса мама снова отправила меня в пионерский лагерь. Предыдущие смены прошли как в кошмаре. Я все так же дичилась других детей. Веселых, наглых, компанейских… Кто я для них, с чего им мной интересоваться? Я молчала целыми днями и пряталась. Отчаянно хотела домой, в свою комнату, где меня никто не видит и не мешает утопать в мечтах… Я попыталась говорить об этом маме, просить, чтоб увезла меня, но она только настойчиво пыталась от меня избавиться. Но когда ей пришлось забрать меня на пересменку в лагере, я даже захотела обратно. Проводить каникулы в ежедневной нескончаемой уборке квартиры было даже хуже, чем торчать на лагерных «капустниках». Там хотя бы никто не орал и не дергал.... И всегда было куда спрятаться, пролезть в дыру в заборе. Когда я нашла эту дыру, мне открылся целый мир!

– Пошли покурим? – сказала мне девочка с проколотым пупком в первый день новой смены. Я не уловила, как ее зовут, а переспрашивать стеснялась. Молча кивнула, и мы прошли за трансформаторскую будку. Она достала Winston, я вытащила сигарету из пачки и застыла в ожидании, как та девчонка сама закурит, чтоб посмотреть на весь процесс. Настала моя очередь, я подожгла сигарету, набрала дым в рот и сразу выпустила. «Так просто», – подумала я…

– Ты дым выпускай не сразу, а подержи во рту подольше, раз не умеешь затягиваться, пацаны увидят, будут ругаться, что сигареты переводишь…

– А как правильно затягиваться?

«Юлия!» – вдруг вспомнила я имя девочки. Она мне стала настоящим вожаком! С ней рядом было круто и безопасно! Ее все уважали, и на меня вдруг снизошло всеобщее внимание рядом с ней.

На вечернем мероприятии, где все отряды готовили выступления, я увидела на сцене парня, он играл на гитаре. У него были длинные темные волосы, карие глаза и пухлые губы. Постарше нас, из первого отряда. Юля, когда узнала, что он мне нравится, пошла к нему и позвала на пьянку. Родители оставляли мне деньги на лагерный буфет, но мы нашли им применение поинтереснее. После отбоя Юлька сбежала из лагеря до железнодорожной станции, чтобы купить в киоске виноградный марти рей. Вожатые спали в другом корпусе или сами тусовались где-то. Нам по фиг эти их дела, главное – самим не спалиться!