– Быстро по своим кроватям. Рано еще вам спать вместе, – пояснила я, видя, как Паша подтягивает колготки.
– А мама с дядей Валелой спят! – спорила Маша, пока я укладывала ее на подушку, накрывая одеялом. Мне хватило, что они на полднике все дружно компотом чокались и кричали «Жа твое ждоровье! Наливай!». Нет, я прекрасно понимаю, что у папы Костика был юбилей, но это не повод учить детей чокаться компотом! Иначе воспитатели "чокаться" начнут.
– А когда фасик плайдет? – жалобно спросила меня белокурая Авелина, натягивая одеяло на нос. – А то мы хотели поиглать в гомика! Гомик, гомик убигай! Луки, гомик, отлывай!
Если вы думаете, что это игра про садиста нетрадиционной ориентации, то вы ошибаетесь. Это игра про гномика, который любит ловить всех и открывать руки для обнимашек.
Логопедической группе «Деремовочка» детского сада «Фелкунфик» требуется воспитатель без чувства юмора, потому как играть с детками в «зайшишек» и разучивать стихи про «кошку Мудку» можно только обладая выдержкой похлеще аукционного коньяка.
– Малина Вячесраловна! А Фафа мою кисю фефет! – настучала Анечка, привставая на кровати. – Она тепель моклая!
– Сашенька, отдай кошку Анечке и ложись спать! Всем спать! Гоша! Спать ложись! – укладывала я малышню, понимая, что терпение и еще раз терпение – залог успешной карьеры воспитателя.
Можно сколько угодно разучивать с ними слова: «речка, ручей, рука, радость», но каверзная буква «р» так и не давалась никому. Зато есть одно-единственное короткое слово на букву «Х» с буквой «Р» на конце, которое они выговаривали сразу и без запинок. Это слово бережно нес в группу Игорек. В один прекрасный день, когда беды ничто не предвещало, Игорек подтянул колготки и выдал его так радостно и громко, что я еще полчаса не могла угомонить визжащих от восторга малышей, бегающих и изображающих дядю электрика, который приходил к Игорюшке на выходных чинить проводку и случайно уронившего молоток себе на ногу. Это было единственное слово, которое правильно выговаривали все без исключения любители «лыбки» и «ладуги».
Я вернулась в комнату воспитателей, глядя на свой чай на столе и усмешку нянечки Гадины Хермановны, которую назвали Мадиной в честь какой-то прабабки.
– Шлушай, – Дина запила чаем конфетку, шурша любовным романом «Беременна от неистовых демонов-олигархов». – Макс взял ее силой, бросил на кровать, потрясая своей демонической сущностью! Рита лежала на полу и тихо стонала от экстаза, закатывая глаза.
– Недолетела, – сокрушалась я, стараясь не думать о том, что меня ждет дома. А дома меня ждал предновогодний бардак. – Промахнулся мужик, что тут такого! Представляешь, где-то есть чемпионат мира по метанию баб. Так вот, он там показал не самый лучший результат.
– Да брось ты! Нет в тебе романтики! Слушай, – Дина перевернула страничку, закусив губу и томно вздохнув. – Ее губы колыхались, ее тело топорщилось от наслаждения, а он входил в нее без стука, как неистовый дятел, пытаясь достучаться до ее сердца…
– Этот неистовый дятел был пойман и окольцован, – начала я, с усмешкой глядя на человеческую многоручку и многоножку, сплетающуюся в страстном порыве на жиденькой и потрепанной обложке книженции.
– Погодь! До этого еще дойдем! Рита орала во все горло, слуги бегали по роскошному особняку, а демон – олигарх содрал с нее трусы и разбросал их по комнате, – прочитала вслух Дина, прижимая книгу к груди и глядя на детские рисунки, которые способны напугать любого взрослого.
– Что ты хочешь? Может, он специально заводил бабу, чтобы по комнате разбрасывать ее трусы. Бросил в одну сторону, посмотрел, не понравилось. Не поленился, встал, бросил в другую! Или на бабе было пять трусов! А что? Зимы холодные. Стринги на рейтузы – вполне себе нормальный вариант, – пожала плечами я, уставившись на картину «Я и моя семья». На альбомном листе был нарисован таракан в кепочке, контуженный треугольник – позор геометрии и трехногий огурец.
Где-то пахло кашей и борщом. На кухне готовят ужин.
Я смиренно вздыхала, надкусывая печеньку и прислушиваясь к тихому часу. На батарее сушились детские варежки, носки, штаны и одинокие трусы. Сегодня на прогулке мы дружно лепили снеговика. Не все дети были морально готовы к суровой тающей правде жизни. я с грустью посмотрела на трусы, радуясь, что в шкафчике были запасные.
– Как там Андрюша? – неожиданно спросила Дина, откладывая роман и делая закладочку на понравившейся страничке.
– Что Андрюша? – вздохнула я, глядя на свои руки. – Попросил купить телефон. Заняла денег, купили мы ему телефон… Нет, ну телефон дешевле, чем гироскутер! Походил три дня, а потом возвращается без телефона. Спрашиваю, где? А он глаза прячет: «Только не ругай! Я тут с друзьями гулял, потерял!». На день рождения я ему конструктор купила. Такой, какой просил. Ныл мне две недели. Купили ему конструктор! Потом мама приехала. И началось. «У Андрюшеньки трусы порвались! Андрюша петушка с яичками в гнездышке плохо мыл! Что ж ты за Андрюшей не следишь! У него штаны протерлись! Андрюша твой суп не ест! Андрюша пирожки просил, с мозгами. Я ему с почками сделала! Уплетал за обе щеки! Над Андрюшенькой все смеются, потому что у него носки пахнут! Зачем ты наорала на Андрюшеньку, он мне все рассказал! Как тебе не стыдно! Андрюша мне не первый раз на тебя жалуется!».
– Да-а-а, – мрачно вздохнула Дина, подпирая щеку кулаком. – И сколько Андрюшеньке исполнилось?
– Сорок один, – мрачно ответила я, глядя на часы. – Короче, выперла я их вместе с мамой из своей квартиры. Новый год буду встречать одна!
– Елку купила? – зевая, спросила Дина, а я покачала головой, вспоминая елки-палки на елочном базаре по цене канадской секвои. Создавалось ощущение, что исходя из уровня цен, к каждой елке в комплекте должен идти могучий канадский дровосек в клетчатой рубахе с бородой-лопатой и огромным топором.
Последнее время праздничное настроение состояло из нехватки денег, «надо, чтобы как у людей» и банального желания выспаться. Но для себя я уже решила, что пусть это и будет одинокий Новый Год, но он будет! Нельзя расслабляться!
На окне старыми салфетками подслеповатой, но деятельной бабушки были прилеплены уродливые блины несуразных снежинок, а вдоль батарейного стояка висел игривый дождик, создающий праздничное настроение изо всех шуршащих сил.
– Сегодня пойду за елкой, – улыбнулась я, пытаясь не растерять ту упрямую решимость, которая заставила вчера достать с антресоли коробку со старыми елочными игрушками и сдуть с нее многовековую пыль.
В голове еще шепелявил вчерашний утренник. Вокруг елочки по часовой стрелке мы дружно водили хороводы. На щеках расцвел румянец, когда я в очередной раз понимала, что стишки про Новый Год с нашими «фефектами фечи» произведут фурор в интернете.
Вот уже под елкой стоит робкий зайчик в колготках и шортиках, переминаясь с ноги на ногу. Он доверчиво смотрит на умиляющихся взрослых, вспоминая стишок, который мы репетировали месяц. Зайчику никто не помогает, поэтому зайка волнуется, перебирая в руках отпавший с шортиков хвостик. И тут этот зайчик выдает нараспев:
– А на елке, а на елке… Мы повешили гадину!
Зайчик замирает, пока взрослые тихо отходят в мир иной. Дрожащие в руках телефоны начинают трястись, а с задних рядов доносится: «Юра! Не ржи!».
Для тех, кто не понял, стишок назывался: «А на елке, а на елке», и начинался словами: «Мы повесили гардину, стол поставили в гостиной, елку дружно нарядили, старый год мы проводили…». Родители настояли, чтобы Артемчик читал именно этот стишок. Он безумно нравится бабушке. И Артем уже дебютировал с ним с табуретки, развлекая взрослых гостей.
День подходил к концу. Сдача с рук на руки малышей, высохших трусов, принесенных из дома игрушек и конечно же вежливое: «До свидания! С наступающими праздниками!». В раздевалке пахло морозом, свежестью, шарики, облепленные блестками, сыпались на пол.
– Да как вы можете! – орет мать Гоши, забирая маленького стукача. – Гоша сказал, что вы его сегодня били! Я прямо сейчас иду к заведующей!
