— Теперь-то уж точно!
Снейп довольно усмехнулся. Ему всё это казалось смешным?
— Так или иначе, я говорил не об этом. Вероятно, я неверно выразил свою мысль и сбил вас с толку. Вы были не виноватой. Вы были первообразующей.
После этих слов до Гермионы наконец-то дошло, как она оказалась на скамье подсудимых. Снейп имел в виду не их разрыв, а их связь. Импульс, породивший следом за собой целую серию разнообразных волн, был запущен именно ею. Если бы её эго не было задето на третьем курсе, всё могло бы быть совершенно иначе.
— Знаете, я ненавижу любовные треугольники, — продолжал Снейп. — Все эти гнусные истории о неразрешимости конфликта чувств и долга, а также прочая романтическая вата для изнеженных школьниц, чьи умственные способности ограничиваются рецептами простейших любовных зелий. Когда столько лет работаешь среди подростков, ты знаешь уже сотни подобных сценариев и удивить тебя крайне сложно. Слушать об этом на педсобраниях просто невыносимо. Но ещё больше я ненавижу быть частью подобного. И вы, мисс Грейнджер, создали эту фигуру, став её центром.
На короткое мгновение Гермионе удалось поймать то же прекрасное ощущение, которое она испытывала во время их редких откровенных разговоров после занятий. Резкие, но вполне справедливые суждения Снейпа о школе и студентах вызывали у неё живой интерес. Именно так зельевар раскрывался перед ней, в этом и заключалась его откровенность. Он не источал яд, как обычно на уроках, а скорее предавался своей собственной философии, очень осторожно уступая Гермионе место в своём тесном мире. Некогда она могла рассчитывать на роль желанной гостьи, но теперь… Теперь же всё это осталось в прошлом.
— Честно говоря, меня не очень интересует геометрия, — пожала плечами Гермиона. — Я была бы вам благодарна, если бы вы всё-таки объяснили мне, к чему вы ведёте?
Отчасти она уже знала, к чему ведёт Снейп. С неё всё началось, на ней и должно закончиться. Зельевар никогда не отличался терпением, если что-то ему было нужно. Очевидно, само пребывание в неопределённости доставляло ему массу дискомфорта, потому он, как и любой нормальный человек, хотел бы поскорее распрощаться с этим положением. Всё это было понятно и логично, но Гермионе жутко хотелось услышать всё это из его уст.
— Кто бы мог подумать, что вас не интересует геометрия — должно быть, вы просто уже перечитали все учебники, — отметил Снейп скорее с иронией, чем с сарказмом. — Ладно, опустим банальную образность. Пока я лежал в Мунго, у меня было слишком много свободного времени. Как ни странно, у меня бывали даже посетители — в основном из аврората, и так как у меня не было голоса, я не мог сразу послать их к чёрту. Мне услужливо сообщали о том, что происходит в мире, и о вас. Особенно меня впечатлило чудесное спасение Люпина. У него ведь был тот медальон, что отдал вам я? Очаровательно.
Щёки Гермионы вспыхнули в тон её платью. Так же быстро и профессионально, как врач вкалывает больному вакцину, Снейп уколол ей несколько кубиков стыда. Что она могла ему возразить? Будь медальон её, никто бы никогда не посмел выдвинуть ей никаких обвинений. Но защита была наложена Снейпом, а значит, Люпин был обязан своей жизнью ему. Фигура их отношений, как выразился зельевар, становилась ещё более неочевидной.
— Не буду лукавить, сначала меня это привело в бешенство, — Снейп резко выбросил руку в сторону, как того требовал танец, и также быстро, притянул партнёршу обратно к себе. — Вы пожертвовали своей безопасностью, практически жизнью, ради Люпина — это многое значит. Сделали бы вы то же самое ради меня? Я не знал. Проверять это мне бы не хотелось. Тогда мне пришло в голову провести эксперимент значительно интереснее. Я лежал и думал: а что если дать вам шанс? Исчезнуть, оставить вас вдвоём плодить оборотней полукровок да вздыхать по магловским книжкам.
Если бы этот монолог услышал кто-то из рядом танцующих, Гермиона предпочла бы сразу провалиться сквозь землю и провести там остаток своей жизни. Снейп озвучил то, что очень редко мелькало у неё в голове: а если у неё не будет больше выбора, сможет ли она с этим смириться? Если Снейп вдруг решил бы разорвать с ней отношения (что он практически и сделал), смирилась бы она с этим? А если это сделал бы Ремус? Результат эксперимента, который провёл Снейп без её согласия, говорил об обратном.
— Я всегда знал, что вы любите нас обоих: и Люпина, и меня, — зельевар заметил изменения на её лице, но не остановился. — Спросите, почему я уступил вас ему? Почему позволил заботиться о вас, пока не был рядом?
Гермиона слышала его вопросы как в тумане. Всё вокруг них слилось в один большой калейдоскоп без чётких контуров. Ей было тошно от этого.
— Вы совершенно не ревнуете? — еле шевеля губами, спросила она.
— Напротив, каждый раз я еле сдерживаюсь, чтобы не подсыпать яд в его зелье.
С небольшой задержкой Гермиона поняла, что это была шутка. Ей казалось, она говорит не со Снейпом, а с собственным подсознанием, в котором наконец наружу вылезло то, что так долго скрывалось в тени. Самые неприглядные мысли, самые жуткие предположения оказались настоящими. Гермиона поняла, что погналась не за тем белым кроликом и теперь летит в такую нору, где точно не будет мягкой посадки.
— И к чему он привёл, ваш эксперимент? — она вполне реально ощутила горечь от заданного вопроса на кончике языка.
— Что ж, мне удалось убедиться, что вы всё-таки не предпочитаете мне Люпина, — Снейп чуть заметно пожал плечами. — Сначала я полагал, что вы просто не хотите выбирать кого-то одного: амбициозность, жадность до внимания, особенно мужского — вам это вполне свойственно. Вам бы маховик времени: день с одним, затем день с другим. Так бы намотали лет десять и разницу в возрасте наверстали. Жаль, что все маховики уничтожили.
— Тогда мне пришлось бы вести двойную жизнь, — невесело хмыкнула Гермиона. — Кому как не вам знать, что это непросто.
— Согласен, — кивнул Снейп. — Да и мир бы не выдержал двух Гермион Грейнджер.
Напряжение нарастало как в музыке, так и между ними. Танец близился к своему кульминационному моменту. Через два такта им предстояла смена партнёров. Но Снейп, казалось, решил пренебречь этим правилом.
— Вы просто не можете сделать выбор, — его голос прозвучал прямо над её ухом, когда в порыве точёных движений её партнёр позволил себе нарушить между ними дистанцию. — Вы будете выбирать до скончания веков, Гермиона. Такова ваша натура. Но кого бы вы в итоге не выбрали, все равно будете жалеть о втором варианте.
Последние ноты вальса эхом разлетелись по Большому залу. Снейп воспользовался моментом общего ликования и ловко поднёс руку девушки к своим губам и поцеловал костяшки её пальцев.
— Это не может продолжаться бесконечно, — полушёпотом сказал он, не прерывая зрительного контакта. — Люпин — человек более строгих моральных принципов, но даже я не смогу прожить всю жизнь с мыслью, что в моих отношениях с любимой женщиной есть кто-то третий. Если вы оставите его, он вас простит.
В зале сделалось тихо. Студенты благодарили преподавателей за вальс и торжественно пожимали друг другу руки. Танец был завершён, но для Гермионы он только начинался.
========== Глава 41 ==========
Нью-Йорк, 5 лет спустя
Свежий запах дождя наполнил комнату вместе с приходом Гермионы. Она торопливо сняла с себя большой вязаный шарф и бросила его на вешалку.
— У тебя так душно! — прошелестел её бодрый голос в прихожей.
Северус Снейп нехотя оторвался от утренней корреспонденции. Писем в понедельник, как обычно, было больше ожидаемого, и каждое требовало внимания. Сняв очки, зельевар устало потёр переносицу. Меж тем до обеда было ещё больше часа.
— Что нового? — с порога его кабинета спросила Гермиона. — Есть новости от Шарпа?
— Нет, от него ничего, — Снейп устало повёл плечами и откинулся на спинку кресла. — У него в новом номере и так будут две мои статьи о вредных свойствах концентрата асфоделя.
