– Ага, конечно. Ты даже над Центральным парком пролететь не можешь.

Что-то резко переменилось, стоило ей это сказать, и Саймону хватило мгновения, чтобы предугадать реакцию Нолана. Взревев, его брат подскочил и бросился на Уинтер, в прыжке превращаясь в волка, облик которого он принимал в яме.

– Нолан, стой! – крикнул Малкольм, тоже меняя облик, но слишком поздно – ни он, ни застывшая от ужаса мама Саймона не успели бы его перехватить.

Но Саймон, сидевший рядом с Уинтер, уже принял любимый облик брата, инстинктивно угадав, кем он станет. Он врезался в её стул, и она упала на пол, а Нолан напрыгнул на Саймона и вцепился в него зубами и когтями.

Его не волновало, что попался ему Саймон, а не Уинтер. Он драл его когтями, кусал за шею, а Саймон отбивался изо всех сил, пользуясь всем, чему его учили на тренировках. В этот раз всё было всерьёз. Если бы Нолан добрался до Уинтер, он бы поранил её, и Саймон не мог ему этого простить.

Он перекатился, силой разжимая Нолану зубы и проходясь лапой ему по морде. Брат взвизгнул от боли, но бросился на Саймона снова, и в этот раз тот легко увернулся.

– Мальчики, хватит! – крикнула мама, но Нолан толкнул Саймона, и вместе они перевернули стол. Кто-то закричал – кажется, Уинтер, – и Саймон ощутил, как Нолан впивается зубами ему в плечо.

– Вам же сказали: хватит!

Громадный волк – куда больше Саймона с Ноланом – напрыгнул на них, прижимая к полу. Нолан яростно взвыл, выворачиваясь, а Саймон остался лежать, тяжело дыша и пытаясь не думать о лапе дяди, давящей ему на почку.

– Он напал на Уинтер, – зло выдавил он. – Не надо было к ней лезть!

– Я бы и сама справилась, спасибо, – послышался голос Уинтер, в котором Саймон различил заметные шипящие нотки. И не просто так – повернув голову, он увидел змею-щитомордника, демонстрирующую острые клыки.

Нолан всё ещё пытался выбраться из-под Малкольма, но дядя держал его крепко и наклонился так низко, что почти упирался носом ему в морду.

– Никогда, ни при каких обстоятельствах не смей нападать на родных, ты меня понял? – прорычал он. – Особенно когда они в человеческом обличье. Ты мог убить свою сестру!

– Уинтер. Мне. Не сестра! – крикнул Нолан. – А ты. Мне. Не отец!

– Да, не отец, – рявкнул Малкольм, хотя было видно, насколько задели его эти слова. – Твой отец умер из-за способностей, благодаря которым ты считаешь себя лучше других. Он подарил тебе жизнь и брата, и так ты себя ведёшь? Нападаешь на собственную семью за обеденным столом? Чем же ты лучше Ориона, а?

Вот теперь Нолан перестал вырываться, хотя дышал так тяжело, что практически задыхался.

– По-твоему, я на него похож? – спросил он надломившимся голосом и всё же обернулся человеком. Малкольм поднялся, тоже возвращая себе человеческий облик.

– Я этого не… – начал он, но Нолан уже подскочил и бросился в сторону лестницы. Малкольм шагнул за ним, но путь ему преградил Лео.

– Не надо, – тихо сказал он. – Пусть остынет, тогда и поговорите. Сейчас он не станет слушать.

Малкольм выругался себе под нос, и Саймон, тоже обернувшись человеком, встал и поморщился. Рёбра ныли – без синяков тут явно не обошлось, – а ещё Нолан, видимо, прокусил ему плечо, но в целом он был в порядке.

– Он не хотел тебя обидеть, – сказал он Уинтер, которая тоже приняла человеческий облик, и протянул ей руку. Она, не обратив на это внимания, встала сама.

– Ещё как хотел, – проворчала она, отряхивая юбку. – Он не любит меня, я не люблю его. Все это знают. И он, кстати, прав. Я вам не сестра.

Строго говоря, так оно и было. Уинтер удочерил Орион, их дедушка, – значит, она приходилось Саймону с Ноланом тётей. Но сейчас у неё не осталось живых родственников, поэтому семья Саймона взяла её на воспитание – а значит, она стала их сестрой, пусть и не официально. И мнения Нолана никто не спрашивал.

– Ну и что? – тихо сказал Саймон, чтобы никто больше его не услышал. – Иногда у меня такое ощущение, что это ты мне родная, а не Нолан.

В ответ она слабо улыбнулась – и заключила удивлённого Саймона в объятия. Правда, всего на несколько секунд, потому что потом она отстранилась и поспешно вытерла слёзы. Саймон сделал вид, что ничего не заметил.

– У тебя соус в волосах, – сказала она, успокоившись. – Иди смой, что ли.

Саймон помог поставить на место стол, подождал, пока мама закончит хлопотать над его прокушенным плечом, и пошёл к себе. Вечер был ещё ранний, но после такого насыщенного дня хотелось принять душ и свернуться в кровати с книжкой, которую не надо было зубрить наизусть.

Но когда он распахнул дверь их с общей с Ноланом ванной, то резко остановился, запоздало осознавая, что она уже была занята. Его брат сидел на краю ванны, закатав рукав, и вытирал кровившую ссадину на локте. Глаза у него покраснели от слёз.

– Прости, – сказал Саймон, поспешно отворачиваясь, но было поздно.

– За что? – горько выплюнул Нолан. – За то, что не постучал? За то, что опозорил перед друзьями? Или за то, что ты никогда, никогда меня не поддерживаешь, даже если я прав?

– Я… – начал Саймон, но Нолан уже подскочил. Саймон даже не успел ничего сказать, как он вылетел из ванной – и с грохотом захлопнул за собой дверь.

За ночь Саймон так и не сомкнул глаз, раз за разом прокручивая в голове вчерашнюю ссору.

Нолан был прав. Зря они не выслушали Шарлотту и По, – но чем Нолан с Саймоном могли им помочь, даже если бы согласились? Мама правильно сказала: заниматься похищениями должно было их правительство, а не пара подростков из другой страны. Саймон понимал, почему Нолан злился, – но никакая злость не оправдывала его нападения на Уинтер.

Когда уснуть всё же получилось, пришли до боли знакомые кошмары. Башня на острове Звериного Короля. Падение. Одноглазый орёл, раскрывший клюв в отчаянном крике. Неподвижно застывшее тело дедушки, лежащее на камнях среди бушующих волн.

Но, очнувшись в серых рассветных сумерках, Саймон осознал, что ему снилось что-то ещё, что-то новое: захлёбывающийся в рыданиях Нолан, который бросился обнимать его, как только узнал, что он выжил.

Почему-то это воспоминание стёрлось из памяти Саймона, но сейчас, лёжа в постели и глядя в потолок, он был рад, что не забыл его полностью. Иногда Нолан вёл себя отвратительно, и всё же они были братьями. Одной семьёй. Нолан поддерживал его, когда было нужно. Пришло время Саймона поддержать его самого.

Вот только Нолан явно не хотел с ним связываться. За завтраком Саймон предложил ему погонять друг друга по истории, но он не отреагировал – и продолжил молчать, даже когда Саймон вопреки недовольству Уинтер предложил ему последний оладушек. Он ни с кем не разговаривал, даже с Зией, которая радостно пожелала ему доброго утра. А когда пришёл Малкольм, невыспавшийся и небритый, Нолан резко поднялся и бросился к лестнице, едва не столкнувшись с мамой, несущей тарелку свежеиспечённых оладий.

– И долго это будет продолжаться? – проворчал Малкольм, тяжело опускаясь на своё обычное место.

– Пока вы нормально не поговорите, видимо, – едко сказала Зия. – Да, он поступил плохо, но он просто ребёнок. С последствиями должны разбираться вы, а не он.

– Мы с ним поговорим, – заверила мама. – Но пока присмотри за ним, ладно, Саймон? Чтобы он не натворил никаких глупостей.

– Он не станет меня слушать, – заметил Саймон, но она уже отвернулась к плите. Вздохнув, он потыкал вилкой в оладушки и пожалел, что не может заползти обратно под одеяло и провести там весь день.

Вернулся Нолан двадцать минут спустя, когда Саймон мыл посуду.

– Я в школу, – резко сообщил он – и без лишних слов выскочил из пентхауса, захлопнув за собой дверь.

– Саймон, – напомнила мама. Он хотел возразить, но она посмотрела так, что всё желание спорить пропало.