– А ну разойдись! – послышался издалека громкий раскатистый голос бабушки Марины. – Это что за саранча на мою девочку напала?

Соседские мальчишки тут же разбежались, двоюродные братья ушли по своим делам, а младшие остались со мной.

Самый вкусный хлеб в своей жизни я ела только там. Деревянную кадку никогда не мыли, чтобы сохранить закваску. Бабушка вынимала тесто и начинала его месить, часто бросая на стол. В последний раз она лепила шарик и уже его с силой кидала опять. Шар приобретал форму объёмной капли, и хлеб отправлялся в печь, а в кадку снова замешивали тесто, чтобы оно сутки постояло.

– Ада, вытащи из печки хлеб, – наказывала мне бабушка, когда уходила работать в поле.

– Ада, и мой тоже вытащи, – просила соседка.

И я вытаскивала и наш, и соседский. В хлебе самая вкусная часть – это горбушка. Их всего две, поэтому за право обладать этой душистой ароматной корочкой наши мальчики всегда спорили и даже дрались. Я не участвовала в этих разборках, так как горбушку мне и так всегда давали. Как девочке. И за стол я садилась наравне с взрослыми, а мальчики трапезничали на полу.

Мы часто жарили коноплю и ели, словно семечки, но наркоманов при этом у нас не было. Бывало, наберёшь её полные карманы и выходишь гулять на улицу. У каждого жителя был огород, а за ним, ближе к воде, участок 5–6 соток, на котором выращивали коноплю. Потом её били и пропускали через деревянные устройства, получая грубые светлые нити для мешков.

В деревне у всех были коровы, бабушка тщательно ухаживала за нашей Зорькой. Молоко не только нам доставалось – каждая хозяйка собирала молоко, потом приезжала машина. Собранное молоко сливали в бидоны, закрывали крышками, и вскоре машина доезжала до молокозавода уже с полными бидонами.

У нас была замечательная речка, но я три раза тонула в ней. Купалась с четырнадцатилетними мальчишками, они переплывали реку, а там было сильное течение – парни переплывут, только вернутся, а меня течение сносит. Они меня вытащат, сами уйдут, а я опять в речку иду.

– Где Ада? – интересуются ребята, когда возвращаются.

А Ада опять в воде барахтается. Меня опять вытаскивают. Когда третий раз меня таким образом вытащили из воды, то сказали:

– Сиди на берегу, а то убьём!

И мне пришлось сидеть, а купались мы до моего дня рождения. Я родилась в день пророка Ильи, и этот праздник был одним из главных в нашем селе. А после Ильина дня уже не купались – считалось, что вода холодная и лето закончилось.

В конце лета приезжала мама, она не очень ладила с бабушкой Мариной, поэтому мы жили у тёти Гарпеши (тёти нашей мамы), у которой на тот момент было шесть детей. Погодки Ваня, Маруся и Толик были старшие.

У тёти Гарпеши был слишком мягкий характер, она никого не могла обидеть, но, когда дети выводили её из себя, она звала Марусю, а та отвешивала всем тумаки. После этого на какое-то время наступала тишина.

Тётя была беременна; нужно было убирать сено, а во время уборки у неё начались схватки.

– Приспичило тебе рожать во время уборки! – ворчал муж.

Я со всеми детьми спала на сеновале, а тётя позвала Марусю, и девушка спустилась. Её долго не было, и я спустилась вниз.

Тётя рожала, а Маруся ей помогала.

– Уберите Аду! – закричала тётя, и я вернулась на сеновал.

Так в их семье появился седьмой ребёнок, но жили бедно, вещей не хватало. Младших детей было много, а ботинки только одни. Вот дети и выстраивались в очередь на крыльце: один впрыгнет в ботинки, сделает круг по двору, а следующий жмётся и переминается от нетерпения на крыльце. Так по очереди и носили их, а мы в конце лета возвращались домой.

Теперь мы жили в Житомире, мама должна была родить, а моя задача состояла в том, чтобы как можно тише вернуться в свою комнату. Она была расположена в самом конце коридора, и, пока я шла мимо соседских комнат, почти каждый старался взять меня к себе и накормить. В итоге к себе я попадала с сильно округлённым животом и старалась выходить из комнаты только по мере необходимости. Когда мама ложилась в роддом, меня отдали другу семьи Наде Ищук. Я и жила у неё конец лета и свои первые месяцы в школе. В ближайшую от дома школу меня оформляла Надежда. Школа оказалась украинской, поэтому через какое-то время я бойко заговорила на смеси русского и украинского языков. У Нади своих детей не было, поэтому она меня очень любила и вкладывала в моё воспитание всю душу. Мы с ней вместе делали уроки, учили стихи на украинском и русском языках. Я залезала на стул и с выражением читала стихи. Один из моих любимых поэтов был Тарас Шевченко:

Пока мы разучивали стихи, в марте 1938 года мама благополучно родила двойняшек – Витю и Валю. Дети родились слабыми, их нужно было выхаживать, поэтому папа поехал за бабушкой Мариной и попросил её пожить, пока дети маленькие. Бабушка согласилась, но очень боялась поезда и даже плакала, перед тем как в него садиться; папе пришлось долго её уговаривать, что этот железный гудящий и дымящий поезд совсем не опасен.

В первый день её приезда родители захотели пойти в кино и попросили бабушку уложить детей спать. Она уложила, дети уснули, а как выключать свет, бабушка не знала – в их деревне электричества не было. Поэтому, когда вернулись родители, они увидели странное махание в окне: это бабушка пыталась погасить лампу тряпкой. Родители извинились за то, что не показали бабушке выключатель. Она пожила какое-то время с нами, а потом папа отвёз её обратно в деревню.

Манежа у нас не было, поэтому, когда дети чуть подросли, Джульбарс часто выступал в роли няньки – дети ползали по напольному ковру, а когда кто-либо из детей подползал к краю, пёс ложился с этой стороны. Ребёнок натыкался на собаку и поворачивал назад. Получается, что и дети, и собаки у нас были дрессированные.

В нашем гарнизоне было много ребят, с которыми мы играли, развлекались на спортивных снарядах. Для обучения солдат была создана полоса препятствий, включающая замечательный канат с жирным узлом на конце. Мы же его использовали по-своему: залезали на снаряд с разных сторон, и один ребёнок притягивал к себе канат и с силой отталкивал, направляя к своему товарищу. Вот этим товарищем частенько оказывалась я. Теперь нужно было прыгнуть навстречу канату, оседлать узел и качаться, качаться, пока не остановишься. Главная проблема состояла в том, чтобы найти кого-нибудь, готового кинуть тебе канат. Но ребята находились, и я (между прочим, одна из девчонок) с другими мальчишками по очереди часто раскачивалась в своё удовольствие. Когда мы окончательно проголодаемся, шли в столовую.

– Пришли? – интересовались повара и накладывали нам огромную миску винегрета.

Мы забивались в уголок и, заедая хлебом, быстро опустошали миску. Если в тот вечер было кино, наша ватага, состоящая из детей офицеров, направлялась в кинозал, занимая свои законные, самые лучшие места в партере, т. е. на полу перед первым рядом.

Как-то папа вернулся из командировки с Западной Украины и привёз целый чемодан конфет в красивых разноцветных фантиках. Меня же от школы отправили навестить ребят в детском доме. Узнав об этом, мама велела взять с собой конфет. Я набила ими все карманы и каждому малышу, который встречался мне на пути, давала по конфете. Потом я решила с ними заняться, но дети меня не слушали. Они жевали конфеты, а обёртки тут же ловко складывали и играли в фантики, совершенно не обращая на меня внимания. Поняв, что им не до меня, пришлось отправляться домой.