Но я была и активным, компанейским ребёнком, и меня на каникулах отдали в Каменец-Подольский лагерь, расположенный в непосредственной близости от границы. Как-то раз к нам приехала врач, чтобы сделать прививки, нас тут же построили в шеренги, а вожатая была молоденькой, но шустрой и умной.
– Вы документы у этого врача проверяли? – поинтересовалась она у заведующей детским лагерем. – Может быть, это самозванка.
Посовещавшись, решили послать вожатую на пост, а тем временем прибывшего врача отправили в столовую и напоили чаем. Пограничники появились быстро, мы не слышали, что происходило внутри, но врачом оказался переодетый мужчина. Вот его-то и скрутили, увезя в неизвестном направлении.
Мы были счастливы, что отпала необходимость в прививке, а родители, приехав к нам в гости, были благодарны вожатой, сумевшей распознать готовящуюся диверсию.
Конечно, это я
Так как отец был военным, нам приходилось часто менять города, и в пятилетнем возрасте я оказалась на Донбассе в городе Краматорске. Нас и ещё одну семью поселили в маленьком домике с небольшой терраской с цементным полом, где раньше жил помещик.
Летом мы с мамой ходили на рынок, покупали вишню, потом я помогала вынимать косточки, и бордовые очищенные ягоды мы помещали в стеклянные ёмкости, засыпая сахаром. И молодая наливка бодро бродила на подоконнике, закрытая марлей, привлекая внимание мух и мошек. Нашу кухню, помимо летающей живности, украшали косички репчатого лука и гирлянды красного перца. Отец каждый день выбирал по штучке перца и съедал за ужином. А чай он любил пить с конфетой, понемногу откусывая от неё и запивая чаем, но съедал только половину. В следующий раз папа её находил и доедал.
Как-то папа купил лук, велел мне заплести его в косичку. Я деловито села на крыльцо и принялась плести. Ко мне подошёл соседский украинский мальчик и спросил, что я делаю.
– Лук в косичку плету.
– Це не лук, – серьёзно возразил он мне.
– Лук.
Он взял луковицу, откусил её, словно яблоко, и выплюнул.
– Це не лук, це – цибуля, – важно сделал он вывод («цибуля» – по-украински лук).
Так мы и общались. Я – на русском языке, он – на украинском, но всё равно как-то понимали друг друга.
Однажды мы с друзьями обнаружили беременную крольчиху. Позже оказалось, что она принадлежала сторожу парка, и её пришлось вернуть, но за неё был обещан крольчонок, а папа сказал, что нам нужно трёх малышей, поскольку несколько детей её нашли. И родившихся крольчат оставили нам. Мы помогали родителям выкармливать малышей из пипетки, так как хозяин забрал мать, не дав выкормить потомство. Все маленькие были беленькими, но с красными глазками.
Крольчата подросли и жили на земле под террасой, примыкающей к дому. Я только просыпалась, а под окном меня уже ждала компания из соседских ребят.
– Ну что, идём?
– Идём, – соглашалась я, и мы отправлялись в соседний парк за листьями и травой для наших подопечных.
Размножились кроли моментально, а через год пришлось переезжать в Житомир. Перед отъездом всех кроликов выловили и раздали желающим, а мы переехали в казарму, где нам выделили небольшую комнату в конце коридора.
Я была папина радость и гордость. Он научил меня крутиться солнышком и делать другие упражнения. Когда у солдат не получалось что-то сделать, отец звал меня, и, пока ребята отдыхали, я выпендривалась как могла. У нас часто были вечера самодеятельности, и я там тоже играла далеко не последнюю роль. Иногда по вечерам было кино. Тогда не было телевизоров, и все шли смотреть фильм, причём, как правило, каждый день смотрели один и тот же фильм. В столовой пекли выпечку, каждый брал по пирожку и изредка комментировал наизусть выученный фильм.
Я была всеобщей любимицей, и порой солдаты меня баловали, даря гостинцы, которые им присылали родные. Один солдат был из Сибири, а у них было принято делать повозки для собак. Стоит ли говорить, что вскоре такая повозка появилась и у меня? Папа брал на обучение щенков, в основном это были щенки породы немецкой овчарки, и начинал готовить их к службе на границе. Как правило, щенка называли Джульбарсом, и начиналась его подготовка.
– Лежать! – ровным спокойным голосом приказывал отец и аккуратно нажимал на спину щенка. Щенок рано или поздно понимал, что от него требуют, и начинал выполнять команды. Потом обученных собак отправляли служить на границу, и, если собака ловила нарушителя, папе присылали грамоту.
Так вот, самый умный Джульбарс и был запряжён в мои сани. Снег с ужасом скрипел, когда мы мчались, догоняя ветер. Однажды ветер чересчур разыгрался и опрокинул трамвай. Все люди обступили его, с интересом разглядывая лежащую на боку груду помятого прямоугольного железа. Мы с Джульбарсом тоже подъехали, я посмотрела на трамвай, потом он стал мне неинтересен, и я уехала домой, а окружающие люди с изумлением смотрели уже не на трамвай, а мне вслед.
К сожалению, наши поездки вскоре оказались под запретом – сразу после того, как Джульбарс выехал на лёд, а тот не выдержал такой нагрузки. В итоге я заболела. Всё равно Джульбарс оставался самой умной собакой, которую я когда-либо знала. Однажды к маме зашёл знакомый (дверь у нас не запиралась на ключ), а выйти не так и не смог. Джульбарс спокойно впустил человека в дом, а вот выйти уже не дал, издавая грозное рычание. Так и ждали они вдвоём возвращения мамы на кухне.
Когда наступили голодные годы для деревни, бабушка Марина попросила родителей взять кого-нибудь к себе на пропитание. Выбрали Симу, и очень скоро все офицеры начали на неё заглядываться, их жёны пошли жаловаться начальству, вскоре папу вызвали на партсобрание, а Серафиме пришлось вернуться в деревню, вместо неё взяли Трошу.
Летом мы ездили к бабушке Марине в село Триречное. Неофициально наше село называли деревней хохлов, нас – хохлами, а жителей соседней деревни – москалями. Две деревни постоянно спорили между собой, и если встречались две машины с помидорами из двух деревень, то водители чуть притормаживали и начиналась битва помидоров.
Несмотря на постоянные помидорные бои, невест было принято брать у москалей – считалось, что они красивее и богаче. А мой дядя Алёша полюбил девушку из нашей деревни, но бабушка Марина настояла, чтобы он женился на Устинье из деревни москалей. Дядя долго не соглашался, но бабушка выгнала его из дома, и ему приходилось ночевать на улице. В конце концов сыграли свадьбу, невеста была некрасивой, но с хорошим приданым. Основное – это сундук, наполненный вышитыми скатертями, наволочками и белёными кружевами. Я часто рассматривала эти уникальные вещи. Со временем у них появилось три сына.
Дядя Трофим женился на Наталье. Она была тоже из москалей – красавица, тихая и скромная.
Бабушка Марина строила всех, у мамы с ней были непростые отношения, но меня она очень любила. Причина была понятна: из девяти внуков я была единственной девочкой.
– Пей молоко, пей, – часто угощала меня она.
– Бабушка, а это коровье молоко?
– Да, коровье, парное.
– А у тебя козьего, случайно, нет? Я его никогда не пробовала.
– В чём проблема? Попробуешь.
Вечером бабушка подозвала меня и, велев взять стакан, следовать за ней. Мы подошли к калитке и принялись ждать. Вскоре мимо нас проследовали козы с луга, направляющиеся домой. Бабушка ловко схватила одну козу и потащила к нам на участок. Коза была упрямая и упиралась как могла, но моя бабушка была ещё упрямей. Затащив козу, она надоила стакан молока и отпустила её на свободу.
– Бабушка, но ведь это не наша коза, – сказала я ей.
– Ну и что с того? – буднично отозвалась бабушка. – С неё не убудет.
Вот такой была моя бабушка. Выпив молока, я отправилась с Витей гулять по улице.
– А, москали вышли! – высунулся из-за сломанного забора щербатый мальчуган.
Бум! Я ударила его и продолжала гордо следовать своей дорогой. Бум, бум! – это досталось ещё двум мальчишкам, которые попытались обозвать нас москалями. Мальчишки сгруппировались в кучу и попытались напасть на нас сообща. Из дома выбежали наши двоюродные братья, и завязалась драка. Поставив Витю на дрова, я принимала в ней далеко не последнее участие.