- Сдал в консульство, а оно сейчас закрыто - невозмутимо объяснил я. - Если не верите, телеграфируйте в Петербург, они подтвердят мое имя.
Меня тотчас же связали "козлом", засунули в рот кляп и повезли в лечебницу душевных хворей, в окраинное место Кульпаркив. Сюда, как в Рим, ведут все дороги.
...... Профессор Вольф Эрманн, специалист по психическим болезням, с остервенением наблюдал воронью драку за сухую, заплесневелую горбушку.
- Надеюсь, сегодня уже ничего не случится - сказал он самому себе, беря из застекленного шкафа большую книгу "Типы истерий и истеричных маний". Денек выдался - помилуй, Боже! Дневник наблюдений раскрыть некогда! Маженка искусала соседок по палате и забилась под кровать, откуда ее еле вытащили, пихая метлой. У прусского короля Фридриха опять обострение. Две ведьмы беспрестанно воют. Привезли свихнувшегося дезертира, пытавшегося перерезать горло офицеру осколком суповой тарелки.
Перечисляя все это, Эрманн вздрагивал, будто бы и он тоже - один из больных, нуждающихся в срочном лечении. Вороны тем временем больно бились острыми клювами, калеча друг друга. На оконный откос сыпались жесткие черные перья. В коридоре зазвенел металлический колокольчик.
- Герр Эрманн, обратился к нему по-немецки молоденький санитар-поляк. - Простите. Доставили еще одного. Тяжелый бред. Орёт, что он - тайный агент российской разведки, называет себя диковинным именем и требует, чтобы его немедленно подвергли военно-полевому суду. Не хотел вас беспокоить, но я ничего не понимаю. Очень странный пан.
Доктор отправился осматривать пациента. Перед ним валялся, связанный по рукам и ногам, человек с отросшими волосами и непропорциональными ушами. Изо рта торчала мочалка.
- Вытащите кляп, Мацек - приказал Эрманн.
Санитар вынул мочалку, и я тотчас харкнул ему на халат.
- Каюсь - трагическим голосом выпалил, - в том, что, будучи российским гражданином, был направлен в Лемберг с целью диверсий и шпионажа.
- Имя? - строго спросил Эрманн.
- Мардарий Подбельский. Жил по документам Ференца Фретышынского.
- Дворянин? - с отчаянием в глазах поинтересовался Эрманн.
- Столбовой - ответил я и пояснил - столбовыми у нас называют дворянские рода, вписанные в столбовую книгу.
- Дело плохо - печально произнес психиатр. Придется положить его к прусскому королю.
- И давно он у вас мается? - с вызовом завопил я. - Законопатили бедного Фридриха, изверги!
- Может, его все-таки лучше к Карлу 12-му? - передумал Эрманн.- Да, давайте к Карлу. Я и забыл, что Фридрих сегодня слишком агрессивен.....
Когда меня втащили в палату к шведскому королю, не сдержался и выкрикнул - Полтавская битва проиграна! Отдайте мне свою шпагу - я переломлю ее!
Из угла сверкнули два зеленых глаза, зашевелилось одеяло, раздался сипящий, простуженный свист - это кто еще задирается? Вместо помешанного из-под одеяла вылетел большой тропический попугай с желтыми, яркими перьями на грудке и с кобальтовыми, невозможно синими, на хвосте и крыльях. Под кроватью послышалось легкое движение, и через несколько секунд передо мной предстал во всем своем сумасшествии человек, считавший себя шведским королем Карлом 12-м.
По виду это был школьный учитель или страховой агент - худенький, белокурый, невысокого роста. С плеча на живот перекидывалась выцветшая шелковая лента. Мундиром ему служила старенькая куртка почтальона.
- Ужина не будет - сказал попугай. - Це ж Кульпаркив, моя ты холера! Кого привезли после обеда, в списки включают только наутро. Если уж так голодны, вырвите у меня перо и пожуйте. Оно вкусное.
- Нет, благодарю покорно - прошипел я ехидной птице.
Проснувшись поутру в непривычной больничной кровати, удивился, что мне это не почудилось. Принесли завтрак - скудную мисочку жидкой клейстерной каши неизвестной крупы и кружку остывшего кофе. Оно оказалось искусственным.
- Нет, а чего вы хотели? - осуждающе посмотрел на меня Карл 12-й. - Выдумали себе отвратительную историю болезни. Не могли изобрести что-нибудь более правдоподобное! Какой из вас русский?
- Действительно, добавил попугай, - вы галичанин и никто больше. Спорим?
- Доктор разберется - буркнул я.
Потом санитар Мацек повел меня записывать. Стоя на весах, отвечал на вопросы по-русски, и это очень его злило. Тогда перешел на латынь.
- Все ясно - вы студент! Какого факультета? - обрадовался санитар. - Что ж сразу не сказали? Убоялись мобилизации? По чьему справочнику готовились?
- По Генрику Сенкевичу - ответил я польским языком. - Уйди, ненормальный!
Санитар перестал пререкаться и, поддерживая за локти, отвел меня к доктору Эрманну. Тот сидел на скамейке у павильона для больных с неправильным поведением и кормил черных белок сухарными крошками.
Я подошел и слизал их с его руки.
- О, это вы, вчерашний буйный - приветствовал меня Эрманн. - Язык шершавый, точно рашпиль. Присаживайтесь. Как самочувствие?
- Поймите, мне незачем симулировать раздвоение личности! Я и в самом деле россиянин, Мардарий Подббельский! Наверное, вас смущает мое редкое имя? Но это в честь мученика Мардария, родом, кажется, из Персии. Так же Мардарием звали одного монаха, который сочинял духовные стихи и был книгопечатником.
- Хорошо, я спрошу при случае у священника - сказал Эрманн. - Но расскажите мне что-нибудь еще о себе. Не бойтесь, все останется в строжайшем секрете. Медицинские журналы, для которых обычно пишу статьи, из-за войны не выходят. А то бы я о вас написал. Будьте честным, и я вам поверю.....
