Племянник небрежно отвернул манжету модной немецкой сорочки. Сверкнула алмазная запонка, ограненная в золотой круг из миниатюрных листиков плюща. Потоцкий прекрасно разбирался в камнях. Ему не понадобилось ничего объяснять. Но и сказать прямо граф не решался.

  - Я так понял, вы хотите усыновить ребенка какой-нибудь отмирающей ветви старинного русского рода? Чтобы по всем задаткам дитя было настоящим аристократом? - прервал молчание бойкий чиновник.

  - Если это возможно совершить законно, то да - еле слышно ответил граф.

  И желательно большое внешнее сходство. Я хочу, чтобы все считали меня его отцом.

  - У нас все законно, вопрос в цене. Но это уже зависит от того, сумеете ли договориться с родителями.

  - И еще - мне нужен именно мальчик, наследник, не девочка.

  - Мальчик? Сделаем-с, хороших русских кровей подберем. Князя Шуйского не хотите ли? Ваня, 8 с половиной. Правда, он не говорит по-польски, но это уже ваша забота, ополячите.

  - Шуйский? Из тех самых Шуйских?

  - Они ж. Прямые потомки, я в этом толк знаю, со столбовыми книгами каждый день почти вожусь.

  - А родители у него есть? Думаете, я смогу с ними поладить? Отдадут?

  - Родители? Вроде б и есть, но как бы и нет - в разводе они. Процесс был громкий, года три длился, дите у разных родственников жило. Полгода не прошло еще, как мальчонка у отца остался. Скажу вам откровенно: старому князю - он мизантроп из мизантропов - все живое обуза.

  Не нужен ему сын, вот крест, цыганам, ворам орал, продам за три рубля, или цыганам, но матери не верну. В бочке грозился замариновать, лишь бы ей насолить. Чем дальше, тем горче ребенку будет. Пока отец не особо его замечает. А как подрастет, увидит, что за зверь его папаша? Ребенка жалко. Даром что род знатный, а все без гроша и ненавидят люто. Осенью его вроде в город отвезут, на ученье, но средств у них почти не осталось. И это Шуйские!

  - Сколько же он, по-вашему, запросит?

  - Ну, тысяч за 30 рублей - с потрохами отдаст, только заберите. Есть у вас такие средства? - подумав, произнес бойкий малый.

  - Да что там 30, я 100 тысяч согласен, лишь бы он как можно ближе ко мне лицом был! Родинки еще какие-нибудь желательны, на попке, например, или еще где, куда не всякий полезет заглядывать - воскликнул Потоцкий. Своих детей у меня, к сожалению, быть не может, но ради скорейшего усыновления готов и на внебрачность намекнуть, мол, имел грех проездом... Глубоко копаться в подобных вещах у нас не принято, а выхода иного у меня, увы, нет. Прижали законы к земле. Майорат. Иначе слетятся коршуны делить, а то и в казну перейдет...

  - Понимаю. Имейте в виду: болезней у Шуйских наследственных не замечено. Ни уродств, ни падучей, ни склонностей порочных. Характер отвратительный только у старого князя, уж не знаю, с чего он бесится, в кого пошел, остальные вроде незлые и неглупые. Бедноваты, но до высоких чинов дослуживались, значит, умом не обделены. Если сомневаетесь, спросите у дяди, он бабку Шуйскую помнит. Старуха была отменная, сейчас таких уже не встретить. У мальчишки задатки должны быть неплохие. А родинки - посмотрите сами, без стыда еще, дите, не понимает.

  - Уговорили. Останусь, погляжу на младшего Шуйского. Интересное совпадение: в Смуту они сильно нашему роду насолили, я думал, будто Шуйские вымерли давно, фамилия пресеклась.

  - Не вымерли. Но вымирают. Я бы на вашем месте не поскупился бы мальчишку спасти. Главное, увезите тихо, ни матери, ни дальним родственникам - ни намека. Они сами виноваты будут и слова не скажут, если что вскроется.

  Ночь граф Потоцкий опять провел почти бессонную. Ворочался с бока на бок, думал, похож или не похож на него тот князеныш Шуйский, что, раз достался ему жестокосердный родитель, правильно будет забрать бедняжку, зачтется это грешнику, зачтется там, на небе, простятся былые ...

  Бледный, не выспавшийся, он поднимается с высоких перин чуть ли не с рассветом, когда первые лучи обжигают сосновые полы, впитавшие ночную прохладу, и торопится подкарауливать мальчика.

  Рано утром юный Шуйский, одичавший, своими лохмами похожий на гориллу, голышом бежит на речку по отлогому берегу. С размаху погружается в остывшую за ночь воду, рвет кувшинки, фыркает, бесится, никто его не зовет завтракать, не стоит у ивы нянька с полотенцем. Он один.

  Граф видит - мальчик-то золотой, внешне, точно родня они кровная, и родинка на левой ягодице в форме надкушенного яблока.

  - Ты почему в таком виде бегаешь? - схватил за мокрое плечико холеной мягкой рукой.

  Мальчишка-то худенький, скелет один, добавил он не вслух.

  Шуйский волчонком попытался укусить графа.

  - Ну, не цапайся! Тебя как зовут?

  - Выдроглаз.

  - Врешь. Вытирайся, Выдроглаз, и одевайся. Зовут тебя Иван Дмитрович, князь Шуйский, а князю негоже голым бегать. Я - граф Кшиштоф Влодзимир Потоцкий, и то голым не скачу. Кстати, а где твоя одежда?

  - Мигом. Я домой сбегаю, возьму.

  - Вместе пойдем. У меня к твоему отцу важный разговор есть. Он дома?

  - Дома, дома.

  Граф крепко держал его за плечо. Вскоре они дошли до разваленного дома, казавшегося необитаемым. Жалкий падающий забор прикрывали желтые головы мелких, выродившихся подсолнухов.

  Дом подпирали кривые тонкие сливовые деревца, и, если б не их колючие ветви, стены давно уже б обрушились. Окна были заколоченными грязными досками. Калитка не открывалась - ее пришлось перепрыгивать. В зарослях лопухов была протоптана узкая тропинка. В смородине закудахтала черная курица. Мальчик прошмыгнул в незаметную дверь. В доме что-то скрипнуло (показалось, будто кошка неудачно вступила на дряхлую половицу) и перед Потоцким появился маленький сгорбленный человек, весь измазанный йодом. Глаза его смотрели зло и недоверчиво. Выражение лица - такое, будто весь мир что-то князю должен, но неблагодарно забыл. Если бы Потоцкий изучал психиатрию, он знал бы, что подобный взгляд бывает у больных манией величия, и, когда они так смотрят, это не предвещает ничего доброго.