- Никто не узнает - уверенно произнес прадед, и, казалось, он коварно подмигнул ему, недостойному правнуку....

   Фёдор Иоганнович резко мотнул головой, точно пытаясь сбросить навязчивые видения. Господи, это либо от водки, либо он сходит с ума. Видеть явственно собственного прадеда в последний год царствования Екатерины, будто это происходило только позавчера, читать его мысли, воображать его усмешку - это ль не болезнь!

  В аптеку бы! Морфию! Опиуму! Яду!

  Фон дер Ропп отлично помнил, что яды в столь поздний час свободно продаются в аптеке Ротов на Болховской. Но туда надо спускаться, чтобы спуститься, придётся одеться, затем подниматься... Но яду хотелось смертельно, и Фёдор приподнялся с кровати, нащупал ногой домашние войлочные туфли.

  В аптеке оказалось многолюдно.

   -Охота им в такое время стоять за сахарными каплями и александрийским листом? - возмущался нетерпящий Фёдор Иоганнович. - о, да у них новый провизор! То-то барышни все к нему. Небось просят "патентованное парижское средство". Но, наконец, подошла и его очередь

   Яду мне! - гордо рявкнул барон

  - Пожалуйте! Вам какого? Ямайского? Лодзинского? Венецианского?

   - Ямайского - буркнул наобум любитель ядов.

   - 5.60 в кассу!

   -Чего ж так дорого? - возмущенно прошипел барон

  - Сообщения нет - развёл руками молодой провизор. - И на жаб мор нашёл, еле-еле слизь собрали.

  - Дайте тогда лодзинского, передумал фон дер Ропп, -за 2.30

  Барон вернулся в комнату с маленьким мешочком в руках. То, что ему продали под видом яда, на самом деле называлось снотворным порошком лодзинских аптекарей и стоило от силы копеек 40.

  - У Ротов всегда дорого. Даже через 100 лет зайдёшь, накрутят жутко!

  С этими мыслями усталый барон всыпал порошок в воду, размешал, выпил и уснул. Ему снился островерхий немецкий городок, незнакомые дамы, вечеринка студентов из России, звёздчатые колпаки, череп в руках. Как же мы там пили, мычал сквозь сон фон дер Ропп, - как же мы там пили, идиоты!

  В своей комнатке тихо молилась по-старому обряду Нонна Агафоновна.

   -А не женить ли мне фон дер на себе? Кто знает, что он развелся? Кто видел эту его Марию фон дер Роппову? Скажу, что я его жена, и все тут - подумала она, но тут же отогнала крестом беса, внушившего ей сию мысль, и задремала. Снились ей парадные выезды, красавец гусар Черниговского полка, разбитная служанка Марфа, в накидке которой Нонна бегала вечерами к нему на свидания... Теперь ей 41, жизнь прошла, а дальше, если верить картам, ждёт большая страсть. Мордасть. И Фёдора Иоганновича тоже.

  Наутро барон специально спускался в погреб за винной монополией, куда вороватые работники припрятывали заначки. Но представить себе это погреб с желтовато-серыми сводами частью обширных пещер он не мог. Да и не сообщались десятки этих частных подвалов с пещерами. Они упирались в тупики. Вход же со стороны реки постоянно засыпали, другие вероятные проходы в ж/д выемке могли замуровать при строительстве Витебского моста. Разрастающийся овраг за семинарией? Но и рано утром, и поздно вечером рядом с ним пролетают опаздывающие на Елецкий вокзал пассажиры. Был бы тихий уголок, а так, публично, на глазах, обшаривать овраг в поисках заветной дырки....

  Барон щипал себя, спрашивая - а деньги-то вам нужны?!

  Ой как нужны. Увы.

  Если у Фёдора фон дер Роппа спросить, каково самое сильное впечатление его детства, то он, несомненно, признался бы - ревизия. Именно нежданно нагрянувшие ревизоры обрушили карьеру его отца, а затем, когда надежд вернуться на госслужбу совсем не осталось, подсекли и его частные приработки. Годы минули, а до их пор Фёдор Иоганнович помнил брошенные ему слова - что отец нечестный человек. Поэтому все, что связано с ревизиями, вызывало у него священный трепет. Страх потерять удачное место (и бесконтрольный доступ к спиртовым запасам) держал фон дер Роппа в беспрестанном напряжении. Он плохо спал, ворочаясь, прикидывал, укого занять 500 рублей.

  - Разве к Макеихе, ведьме-солдатке пойти? - страдал барон, - что живёт у самого кладбища. Говорят, она богата и даёт в долг. Авось не откажет честному барону....

  Честному барону! - прибавил Фёдор Иоганнович, едко усмехнувшись

  Вечером, после службы, фон дер Ропп переоделся в потёртое сизое пальто на рыбьем меху, облезлую овчинную шапку, толстые шерстяные рукавицы, и, невзирая на усилившийся холод, отправился к ведьме-солдатке. Он забыл, что путь к домику Макеихи лежит через Афанасьевское кладбище, немного трухнул, когда догадался пересечь погост наперерез, петляя узкими тропинками. Кресты стояли по грудь в снегах. Тусклые фонари бросали обнадёживающие полосы света на витые оградки. Чуть не застряв между могилами девы и отставного прапорщика, барон просочился к обледенелой калитке.

  Макеиха точно чуяла, что сегодня, в хлад и темен, к ней придёт высокий гость.

  - А я знала. Карты сказали - явится знатный господин, немецкого роду - без тени заискивания произнесла гордая дама.

  Несмотря на жизнь у могил, выглядела вдова подозрительно молодо. Пенсне, дорогая городская шаль, мягкие домашние сапожки и руки, унизанные недешевыми кольцами, намекали на неплохой доход. Высокая причёска, подсмотренная у классных, дам, пудреный нос.... А ведь она женщина едва грамотная.

  - Мне срочно нужно 500 рублей - резанул, не разуваясь, барон.

  - Обратитесь в банк, ваше высокоблагородие - парировала ведьма.

  -Был. Не дают - улыбнулся барон.

   Да он, однако, нищ, подумала Макеиха, но промолчала. 500 рублей, накопленные на чёрный день давно пылились в ее сундучке под старыми тряпками, но одалживать их первому попросившему - страшно.