Вот как-то не тянет в чью-то компанию в одну из сформировавшихся из ребят группок. Из кабинета истории бредем в кабинет математики. Школа маленькая, самая старая в городе и районе. Здание постройки тридцатых годов, а сама школа вообще сформировалась из дореволюционных курсов для детей рабочих железнодорожных мастерских. Коридоры маленькие и узкие, идти не далеко. Ловлю оценивающие взгляды мальчишек из параллельного класса – эти ашки другие, чем мы бэшки. Они все такие спортивные и незамутненные интеллектом как сборная по литроболу. Над ними возвышается Гвоздев, у парня гормональный сбой, как у Валуева. Сейчас он выглядит лет на двадцать пять, небрит и плотен как взрослый. А после восьмого класса он уйдет матерым тридцатилетним дядькой. При этом в главные хулиганы школы не пошел, кто-то ему смог донести, что с его силой надо вести себя в школе предельно осторожно.
Вспоминаю читанные романы про попаданцев, себя поставить в коллективе очень просто – надо только вырубить толпу хулиганов из старших классов, признание придет само вслед за милиционершей из Детской комнаты милиции. Поставят на учет, блатные запишут в свои, «Молодая гвардия» издаст твой роман, родителям куплю Жигули на гонорар, они будут глядеть в рот и советоваться по любому поводу. Чуть не забыл – надо еще Брежневу замену найти срочно, он помрет в первой четверти следующего года. И раз медведь мне в ухо выстрелил, то чужие песни не получится зарегистрировать на себя, я партитуру не напишу. Максимум напою знакомому музыканту, но скорее он мне в ухо как тот медведь зарядит после первого же куплета. А жаль, Бон Джови звучит в моем сердце.
В прошлой жизни драчун из меня был аховый, неэффективный. Бывали хорошо исполненные удары в драке, но они всегда получались только с утяжелением. То свинчатка в кулаке, то рукояткой пистолета по затылку. Тогда да, тогда с одного удара противник складывался. На всякий случай я прокачал пару прямых и один боковой удар кулаком, да один ногой в колено. Еще несколько бросков научился делать, уходы и толчки с подсечками – наше всё. Как в школе говорили, выучил 10 приемов бегом и один спрятаться. Зато с холодным оружием я был (или буду?) несокрушим. Мечи, сабли, секиры, кистени, рогатины, ножи были не просто изучены, а впитались в кровь за пятнадцать лет тренировок. Как итог понимание, что молоток эффективнее травматики, а кистень можно сделать из чего угодно. И никаких складных ножей, выкидух и бабочек, лучше уж отвертка. К счастью, ничего не пригодилось в той взрослой жизни – московский офисный кабан может нарваться на драку только по своему желанию. Ах я уже не кабан, не московский? Что имеем? Тельце с ручками, ножками, косточками и лобиком. Год назад это тельце ухитрилось одним ударом сломать себе фалангу пальца на правой руке об череп одноклассника. Одноклассника за это исключили из пионеров, мне стыдно. Вывод – выделываться противопоказано, проблемы решать вербально, в крайних ситуациях использовать лоб.
«Чево вылупился?» – кажется, это мне. Точно мне, вон и взгляд такой вызывающий. Такой же шкет, как я, только чуть повыше. Самая правильная реакция, та, которая первая: «Да смотрю, ты такой красивый идешь. Даже удивительно, чего ты тут в школе делаешь, а не на киностудии! Андрей Миронов устал, подменить некому!» Всё, клиент поплыл. Ему же сначала надо прокрутить в голове эту фразу, понять смысл, оценить на предмет повода для драки… А я уже ушел, сейчас второй урок начнется. «Миронов! Слышь, Миронов среди нас! Козадоев, к шефу!» За моей спиной несостоявшийся дуэлянт обрел свою минуту славы. Да уж, опыт решает.
Как бы я не возмущался неготовностью мозга к серьезным задачам, программу шестого класса он тянет вполоборота. Накопленные знания, все тот же опыт и уверенность в себе много значат. Алгебра, геометрия, литература щелкаются как семечки. Русский на уровне диктантов легко, а вот формулировка правил и разбор по членам предложения, частям слова… мутотень и геморрой! А главное, абсолютно бесполезные знания. Хуже только высшая математика в институте. Как нас по этой высшей математике в институте гоняли! Вроде уже сколько лет прошло, а разбуди меня среди ночи и спроси разложение Эйлера – я тут же драться начну. Потому что задолбали вусмерть! Никогда, вот вообще ни разу не пригодились мне все эти двойные интегралы, логарифмы и пределы. Сопромат, геометрия, физика, кроме элементарной – пригодились, даже теория вероятности в дело. А вышка совсем нет.
Последним уроком мой нелюбимый английский. В школе он у меня еле на четверку выходил, порой скатывался на честную тройку по нормам советской школы. Знать иностранный язык может только тот, кто им пользуется. Учить его в отрыве от носителей вообще бесполезно. Максимум, что можно делать с такими знаниями – допрашивать пленных. Они не будут смеяться над твоими ошибками и постараются максимально внимательно слушать и предельно разборчиво отвечать. И даже по слогам. Когда я был большим (теперь я могу так рассказывать), я путешествовал по Италии и испаноговорящим странам, где знания английского у населения не сильно отличались от моих. А порой были еще хуже. Поэтому мы с аборигенами вполне друг друга понимали что на Сардинии, что в Риме, что в Доминиканской или Чешской республиках. Вис из э тейбл – поймет любой, кроме англичанина. Ну да ладно, разговорный опыт у меня несравненно богаче, чем у любого из одноклассников.
Англичанка окинула группу ребят профессиональным взглядом. Опытный педагог может сразу примерно определить готовность к уроку. Выражение глаз, посадка, руки – дети как открытая книга рассказывают всё о себе внимательному учителю. Кто-то расслаблен, кто-то трусит, у кого в классе только тело сидит, а сам улетел мыслями. Зацепило что-то необычное, не что-то, а кто-то. Новенький, второй раз на ее уроке. Откинутые плечи, прямая спина, взгляд… такой оценивающий взгляд, словно хочет определить, что она сама из себя представляет, сколько стоит, и где куплено платье. Такой взгляд она запомнила на всю жизнь. Давно уже, в институте на одном курсе с ней учился «золотой мальчик». Самоуверенный и циничный нахал считал, что весь мир принадлежит лично ему. Но откуда у шестиклашки из глубинки глаза московского мажорчика? Райкомовские родители? Или спекулянты? Ладно, выясним. И не забыть правило «на уроке английского языка говорим только по-английски». Хотя, надо отдать надо быть реалистом, когда она упиралась на уроках в языковой барьер, очень высокий и прочный барьер, то помогала себе русскими словами.
– Гудафченун, чилдрен. Ху из э дьюти тудей? Ху из эпсонд?
– А эм э дьюти тудэй. Ол а презент.
– Милославский Георгий, телл ас эбаот ёселф, плиз.
Георгий – это я. Он же Жора, он же Гоша, он же Гога… Ну держитесь, хроноаборигены, сами виноваты!
– Гуддэй, пипл! А эм э Бонд. Джорж Бонд. А эм фром Грейт Британ, энд ай форинофис офисир оф Юнайтед Кингдом. Май совис из вери сикрет энд дэнжероус. Май хитс из со фаст. А эм модерн, бьютифул энд стронг мэн. Сорри, мэм, ай маст килл ю, бикоз ю нау май оригинал нейм!
И, кстати, произношение у меня было ничуть не хуже, чем у учительницы. Ну как мне показалось. Из одноклассников никто и ухом не повел. Ну пообещал товарищ убить учительницу, дык на нерусском же языке пообещал, никто ничего не понял. Англичанка то ли забыла английский, то ли свое. Всё, что она смогла выжать из себя состояло из одного слова «объяснитесь».
– Понимаете, в прошлой школе у нас было задание рассказать о себе как о сказочном персонаже. Кто-то Колобок (бродбоул), кто-то олдермен Хоттабыч. Я выбрал Джеймса Бонда.
– Откуда ты про него знаешь?
– Тетка в Москве водила на закрытый показ на антиимпериалистическом форуме. Колоритный такой враг.
– Сиддаун, плиз.
– Сорри фо май террибл инглиш. Ит из э совиет инглиш фо совиет пипл.
Последнее слово за мной, не удержался еще разок поиграть в Джеймса Бонда. Сбоку зашипело от соседа по парте: «Инглиш шаришь, парниша!» В этом классе важно было что-то уметь или знать. Или кем-то быть. Наверное, так в любом классе и в любом коллективе, чтоб с тобой считались, надо что-то из себя представлять.