– Я им Лёшку не отдам, – поклялась я зеркалу, решительно отбросив воспоминания о том, как я однажды решила сходить в Дом без Сашки. – Обойдутся. Без сладкого.

Дело было тем жарким летом, когда над Кирсом пролетал кометный дождь, и пасмурные душные дни ничем не отличались от изнурительных в своей жаркой серости ночей. Кирс задыхался, плавился, словно свеча на праздничном торте. В густом и дрожащем, словно желе, воздухе, не было и намёка на прохладу.

А Цезарь решил устроить мне экзамен по всем предметам сразу. Признаться, тогда я впервые задумалась над тем, почему он так жесток, так непоколебим, так настойчив в своём желании видеть меня лучшей во всём. Если кто-то из моих немногочисленных репетиторов намекал на то, что я выложилась в последнем реферате всего лишь на сто пятьдесят процентов, Сашка усиливал мне нагрузку, лишал прогулок и отбирал рукоделие. Я сутками сидела в библиотеке, я не спала неделями, я загибалась, реально, загибалась от переутомления… И при всём при этом я была благодарна Цезарю за то, что он так строг. Потому что будь он мягким и ласковым, я бы, наверное, кончила, как Тень.

Возможно, эти же мысли одолевали и Сашку.

Тем летом он был особенно жесток.

Я ненавидела его в те дни.

Я молилась запрещённым богам, мечтая о его смерти. И молилась я не потому, что верила, а потому, что он взбесился бы, как чёрт, узнай об этом…

В один из тех жарких дней, когда мозг уже почти полностью растаял, покорившись зною, я полезла в Книгу лиц. Исключительно чтобы позлить Цезаря. Запретить мне иметь свой аккаунт он не мог, но и разрешать не хотел. Поэтому мы сохраняли нейтралитет. Я почти не пользовалась Книгой, он не устраивал истерик из-за того, что только «почти».

В тот день в Книге было два личных сообщения. Классическое, от Мастера Ти, с приглашением посетить Дом в канун моего грядущего четырнадцатилетия. И второе, от одного из моих немногочисленных лиц.

Лицо звали Пончиком, она была старше меня на три года, опытнее, красивее, успешнее у мужчин – я-то у мужчин успехом не пользовалась, Цезарь постарался, чтобы они рядом со мной вообще не появлялись – короче, интереснее. Не знаю, что нас объединяло, что скрепляло нашу странную дружбу – точно не уровень интеллекта – но мы дружили. В тот день сообщение было странным. Пончик прислала четыре слова и удалила моё лицо из своей Книги. «Не пиши мне больше».

Не пиши мне больше. И всё? И как это понять? И как на это реагировать?

Я вцепилась в момент запотевшую таблетку рукой и выбила нервно пальцами:

– Эй! Пончик! Что случилось?

«Пользователь добавил вас в чёрный список, и ваше сообщение не было доставлено».

– Так не пойдёт, – сообщила я таблетке, которая равнодушно мигала красным предупреждением. – Не пойдёт.

И дело было не в деньгах, которые автоматически списались с моего счета, когда моя Книга уменьшилась на одно лицо. Плевать я хотела на деньги. Просто… За что? Что я сделала-то?

Пончик вычеркнула меня из своей жизни. Пожалуйста. Я не стану устраивать скандалов, но просто объясни мне.

Едва не плача, я спрятала таблетку в стол, схватила наладонник и убежала в Дом. Я надеялась, что Мастер Ти не откажет, что ему стоит? Столичный глава гильдии Мастеров без труда должен найти мне адрес одного Пончика. Один физический адрес одного конкретного Пончика.

Бесшумно отодвинулась дверь Дома, впуская меня в парафиновую мглу Зала откровений.

– Мастер? – мой шёпот эхом отразился от витражных окон. – Мастер Ти, у меня к вам серьёзный разговор.

В Доме было непривычно тихо и темно. Я сделала несколько шагов в сторону алтаря и остановилась, привлечённая странным звуком. Словно кто-то по столу бил мокрым, скрученным в жгут полотенцем. И при этом стонал. Ритмично и восторженно.

– Мастер?

Быстрым шагом, непонятно чем напуганная, я прошла до низкой деревянной двери и… не рванула её на себя только потому, что там, за дверью, заговорили.

– Ты хорошо справляешься, я смотрю…

– Мастер? – петушиный почти мужской голос и торопливый вжик молнии. – Мастер, всё совсем не так, как кажется…

– Не так? – удивление в голосе того, кто был лучшим другом Цезаря в детстве, звучало почти искренне, поэтому я, всё-таки не утерпев, заглянула в щёлку.

На дряхлом от старости столе лежала тощенькая девчонка, по виду младше меня на пару лет. Она была обнажена ниже пояса, а лицо закрывала руками. В её ногах, раскинутых широко и неприлично, стоял ученик Мастера. Красный, то ли от смущения, то ли от злости.

– А как я должен это понять?

– Мастер…

– Кто? Я? – Мастер Ти по-шутовски развёл руками и полуприсел. – По-моему, в этом Доме уже давно новый Мастер.

Ученик закусил губу и перепуганным взглядом обвёл помещение, на секунду задержавшись на полуоткрытой двери. Мне даже показалось, что он меня заметил…

Но нет. Парень вдруг улыбнулся, положил руку на промежность лежащей перед ним девушки и вполне уверенно произнёс:

– Я думаю, два собрата по цеху, Мастер, смогут разделить приятные обязанности, связанные с началом половой жизни, м?

Я почувствовала, как на затылке волосы встали дыбом, а от омерзения свело зубы. Прав был Сашка, когда запрещал мне ходить в Дом одной. Ох, прав. Я сделала осторожный шаг назад, стараясь абстрагироваться от звуков, которыми сопровождалось исполнение «приятных обязанностей».

И только когда, вернувшись в Башню, я яростно терла себя мочалкой, глотая обидные слезы по поводу того, что теперь точно не найду Пончика, я подумала о том, что Цезарь знает. О приятных обязанностях, о Мастерах, о Доме. Он всё знает, но оградил от этого только нас с Тоськой, наплевав на сотни других девчонок и парней.

Как он с этим живёт?

И как с этим теперь буду жить я?..

Воспоминания были не из самых приятных, ничего не скажешь.

Снова ополоснула лицо холодной водой, второй раз почистила зубы и вернулась в комнату.

Я Лёшку им не отдам. Я знаю закон.

Алевтины на месте не оказалось, зато в нашей комнате обнаружились Зверь, Товарищ и стоящий у окна владелец неприличных и бессовестных рук, мечты о которых мне полночи не давали спать.

Незнакомец – нас же официально пока не представили – демонстрируя нам свой благородный профиль, смотрел в окно. Разворот плеч, руки, сцепленные за спиной в замок, гордо откинутая назад голова – всё указывало на ленивую усталость и безбрежную тоску.

Зверь поглядывал на парня заискивающе, а Товарищ, который Соратник, шагнул ко мне и, прежде чем поздороваться, испуганно оглянулся на профиль, задумчиво темнеющий у окна.

– Привет.

– Угу, – весьма недружелюбно ответила я и, смущаясь до дрожания под коленками, но демонстративно гордо держа осанку, сбросила казённый халатик и синими от холода руками вцепилась в свои спортивные штаны.

– Пошли вон, – раздалось со стороны подоконника, и Зверя с Товарищем вынесло в коридор, а я… Я не стала оглядываться на того, кто остался в комнате.

Найти силы, чтобы посмотреть на него, удалось, только когда тёмно-синяя майка скользнула по рёбрам на живот, а руки нырнули в рукава спортивной куртки.

– Значит, говоришь, плевать ты хотела на мою Фамилию? – уточнил Арсений Северов и, отвернувшись от окна, вперил в меня уже знакомый мне чёрный внимательный взгляд.

Лицо у него тоже было очень загорелым, а длинные чёрные ресницы и брови, почти сросшиеся над переносицей, выдавали уроженца южных гор. Кажется, южных. Я слегка растерялась от его откровенно изучающего взгляда, а потом глупо ляпнула:

– Прости.

И разозлившись на себя, рывком под горло застегнула мастерку, оцарапав молнией горло.

– Ваши авантюры не входят в число моих планов на будущее… – надеюсь, прозвучало это уверенно, а не жалко, потому что ощущалось именно жалко.

Северов всё так же смотрел на меня, то ли равнодушно, то ли зло, никак не реагируя на мои слова… Ничего нельзя было прочитать по его замкнутому выражению лица и тяжелому взгляду. И это бесило неимоверно!