Север нахально хмыкнул, совершенно точно пропустив мои слова мимо ушей. Выглядел он как человек, пришедший к каким-то своим определённым выводам. И не уверена, что мне хотелось знать, что он там себе напридумывал.

– Давай сделаем так, – он внезапно наклонился ко мне и прошептал, легко касаясь сухими губами края моего уха. – Через неделю просто скажи мне, что согласна. Со своей стороны обязуюсь не издеваться и не ржать очень громко, м?

Шипучие леденцы чили. Глубокий вдох. И мысленные пощёчины, сопровождаемые словами: «Воспитанные девушки не матерятся!»

– Тебе пора, – я распахнула перед наглецом двери, а он неспешно отодвинулся от меня, подмигнул своим невозможным чёрным глазом и, шагнув за порог, сообщил:

– Она в Дом пошла.

– А?

– Нюня твоя сказала, что встретится с тобой в Доме.

Маленькая дурочка! Я задохнулась от гнева и беспокойства. Просила же её не ходить туда без меня.

– Какие же вы сволочи!

– Что? – Северов на миг утратил свою невозмутимость и посмотрел на меня недоумённо и рассеянно.

– Пока вы мне тут мозг компостировали, Лёшка что же, была там одна? – он схватил меня за руку, лишая возможности немедленно бежать на подмогу.

– Да ничего не…

– Ей десять лет, – прошипела я, вырываясь. – И если хоть один местный Мастер Ти хотя бы посмотрит на неё…

Северов чертыхнулся и вдруг потянул меня на выход.

– Балда! Зачем позволила ей вступить в Корпус?

– Я не позволяла.

– Надо было сразу сказать. Зверь, паразит мелкий…

– Не понимаю, – на один его шаг приходилось два моих, и я уже начинала злиться и задыхаться.

– Должна будешь, – предупредил Северов, коварно улыбнувшись. – С ней, конечно, ничего не случится. Все-таки вы в тандеме шли, но подстраховаться стоит. Мало ли что Светке в голову стукнет…

– Светке? – я споткнулась, но Север ловко меня поймал, не позволив упасть. – У вас что же, Мастер Ти женщина? А так вообще можно? Ведь…

Парень посмотрел на меня странно.

– Откуда, говоришь, ты к нам перевелась?

– От верблюда. Не скажу. Не твоё дело.

– Ну-ну… Светка, как ты правильно догадалась, действительно Мастер Ти. И, чтобы ты знала, в Детском корпусе она не одна. Их у нас целый табун. Аж десять человек… Не зеленей. Никто тебя там и пальцем не тронет. Ну, если сама не захочешь, конечно.

Сама?

Да ни за что в жизни!

– Правда, – Север легонько подтолкнул меня к выходу из общежития. – Абсолютно не из-за чего переживать.

Не скажу, что я ему поверила, но выхода-то у меня всё равно не было. Не так мне виделся первый визит в новый Дом, я надеялась, что к встрече с Мастером я успею подготовиться, сейчас же придётся действовать наобум.

В свете дня Детский корпус выглядел не так зловеще, как ночью, но всё равно мрачновато. По-военному симметрично, по-детски небрежно. И в чем-то, пожалуй, даже пугающе. И больше всего меня пугала мысль об отрезанности от всего остального мира. Всё-таки материк я не покидала раньше.

Как и полагается военной академии, если верить историческим документам, конечно, выстроен Корпус был по принципу классического укрепления. Стены по периметру, четыре обзорные вышки и строгое расположение внутренних зданий.

Левый сектор жилой, правый – учебный. А в центре огромная площадь, выложенная потрескавшимися от старости плитами, и флагшток, на котором вообще не было никакого флага.

Угнетающее зрелище, откровенно говоря.

Панельные блоки Института сверкали серыми плешами бетона, а кирпичные казармы, переоборудованные под общежития ещё в прошлом веке, выглядели до жалкого убого и требовали даже не ремонта. Перекошенными окнами они грустно смотрели в равнодушное небо, немо крича: “Добейте нас! Пусть на наше место придут новые”.

Но нет. В Корпусе своих не бросают. И этим товарищам тоже, видимо, суждено умереть своей смертью.

– Говорят, весной пришлют ремонтников, – прокомментировал мою перекошенную мину Север, а я брякнула, не подумав:

– Это вряд ли. Цезарь не одобрил финансирование, и все Корпуса с этого года окончательно переходят на самоокупаемость.

– Врёшь! – он окинул меня насмешливым взглядом. – Фигня, он на такое не пойдёт. Это во-первых. И во-вторых, – Север замедлил шаг, а его взгляд из насмешливого стал задумчивым. – Я очень внимательно читаю “Законодательный вестник”. И там об этом ни слова… Оленька, а ты больше ничего не хочешь мне сказать?

Ещё чего!

– Не называй меня Оленькой, – я раздражённо нахмурилась и развернулась на девяносто градусов, чтобы замереть немым истуканом.

Этот Дом я видела раньше. Над широким крыльцом нависал кривой треугольный козырёк, украшенный пятью кривоватыми звёздами и большой надписью “Дом детей и молодёжи”. Щербатая лестница вела к огромным деревянным дверям, выкрашенным почему-то в зелёный цвет. И эти двери мне были до ужаса знакомы, они годами преследовали меня в кошмарных снах: большие, зелёные, забрызганные кровью, а на крыльце, раскинув руки, лежит безголовое тело, и из открытой раны на шее течет совершенно чёрная кровь.

– Что с тобой? – Север удивлённо заглянул мне в лицо. – Ты вообще тут?

– Тут… – как объяснить ему, что в Детском корпусе я раньше не была, а между тем он так красочно и так давно живёт в моих снах? Что это? Во мне неожиданно проснулся мифический дар провидца? Или это было банальным дежавю, о котором я так много слышала, но с чем мне пока не приходилось сталкиваться?..

– Если ты всё ещё боишься, то имей в виду: здесь к исполнению декрета о “Половой зрелости и сексуальном образовании” подходят спустя рукава. Клянусь, никто твою Нюню и пальцем не тронет.

Декрет о половой зрелости. Конечно. Ему было лет двести или триста, если не больше. Как-то до изучения законодательных актов у меня всё руки не доходили, а Сашка и не настаивал. Согласно этому декрету подростки вступали в половую жизнь в четырнадцать лет. Наверное, изначально этот закон должен был защищать детей. А может, я ошибаюсь и романтизирую правителей древности. Может, всё это сразу задумывалось лишь для того, чтобы горстка любителей сладкого имела беспрепятственный доступ к десертному столу. В теории, каждый, кому исполнилось четырнадцать лет, был обязан посещать Дом для сексуального образования. На практике… на одном практическом занятии мне “посчастливилось” присутствовать.

Дикость. Глупость. Пережиток.

История. Традиция. Канон.

К этому можно относиться по разному, меня сия чаша, к счастью, минула. Но много ли таких, как я, в Яхоне? Десять? Сотня? Пара тысяч? Говорят, в некоторых регионах от родителей вообще ничего не зависит. Декрет так глубоко проник в кровь огромного кракена, такими сетями оплёл сознание жителей, что захочешь – не вырвешься.

Замкнутый круг. Пока ты ребёнок, ты боишься Дома, но стоит тебе вырасти – ты отправляешь в него собственных детей, потому что так принято. Потому что так поступали твои родители, их родители и родители их родителей.

И если к традиции раздельного проживания народ не хочет возвращаться, до последнего отказываясь отдавать своих чад государству, то декрет о сексуальном образовании играет в жизни Яхона большую роль.

– Мне плевать, – просипела я и рывком расстегнула молнию на мастерке. – Я не поэтому. Я просто не могу туда войти сейчас.

Мне надо время, чтобы прийти в себя, таймаут, чтобы собраться с мыслями и выработать стратегию поведения.

То, что мой спутник меня услышал, я поняла только тогда, когда он, почти минуту спустя, немного приподнял в удивлении бровь и пробормотал:

– Даже так?.. Извини, я понимаю… В таком случае, просто подожди тут, не уходи никуда.

Я не стала анализировать его слова, мне было искренне наплевать на то, что он подумал. Я опустилась на деревянную скамеечку у крыльца и закрыла глаза.

Про Лёшку, к своему стыду, я вспомнила только тогда, когда над моей головой раздалось деликатное покашливание.

– Ой, – я почему-то смутилась, увидев вчерашнюю попу. То есть, прямо сейчас попы видно не было. Прямо сейчас на меня смотрела высокая красивая брюнетка в длинном сером платье в пол, но я точно знала, что там, под платьем, находится то, что вчера так нагло и так прилюдно лапал Арсений Северов. – Привет. А ты Севера ищешь, да?