– Лучше уж погибнуть в Воснии, – прошипел я.
Пристань помнила мою клятву. Если уж не держать слово даже перед собой – зачем вообще нужны обещания?
С неохотой поднявшись с кровати, я вышел умыться. Оплатил кадку с горячей водой. Половину часа страдал, оттирая грязь с посиневшей кожи. После того, как старая банщица подала мне полотенце, я попросил у нее зеркало. И долго разглядывал свое тело: синяки, ссадины, ушибы. Ничего не сломали, лицо почти не тронули. Чистая работа.
Отпечатки чужих сапог еще долго будут напоминать мне, кому на самом деле принадлежит Восния.
– Посмотрите как следует, – я собрал мокрые волосы в хвост, поднял их к затылку. – Есть ли еще следы, которых я не вижу?
– Где, молодой господин? – спросила банщица. А сама, пунцовая от ушей до шеи, смотрела в окно.
– На спине.
Она запнулась:
– Н-нет, молодой господин.
– Как же это «нет», когда все болит? – проворчал я.
Подобрав единственный запасной комплект одежды, я пожалел, что не взял с собой больше. Если воснийцам снова придет в голову меня обокрасть, не буду же я ходить нагишом? Сорок шесть золотых иссякнут очень быстро. Я почуял себя в шкуре Удо, постоянно держа счет в голове. Никаких лишних трат.
Приподняв воротник, чтобы синяк на шее и ссадина на челюсти не были так видны, я подколол свой плащ. Подарок Рута я аккуратно свернул и отдал для стирки вместе со своими вещами – от него несло хмелем, потом и сырой землей.
Если в Воснии одни слепцы, лжецы и идиоты, то иных друзей мне и не найти.
Над Кригом висело нагое солнце. Я двигался к башне Восходов – все пытался высмотреть, не притаился ли за желтым диском на небе второй такой же. Загадка происхождения двойного солнца еще долго не даст мне покоя.
«Если я переживу эту дыру, матушка, вам точно придется мною гордиться», – я остановился и вздохнул.
Башня Восходов стояла поперек горизонта, вдали. Я не видел ее основания и не собирался подходить ближе. Убежище Симона и его подпевал смотрелось жалко под ярким светом дня. Размокшее дерево с облупившимся лаком, трухлявые ставни на торце.
– Хранители порядка, – хмыкнул я.
Никто не охранял единственный вход с улицы. Скорее всего, частые гости пробирались внутрь с заднего двора. Я не стал тщательно представлять, что именно заносили и выносили из здания, спрятав от посторонних глаз.
Я проглотил ком в горле. Задрал подбородок выше, стряхнул пылинку с плеча. И пересек улицу.
Никто не остановил меня: внутренний коридор так же пустовал. На стенах висели портреты важных чинов. Это, кажется, городской управитель. А то – члены династии. Дешевая мазня, а не картины.
В конце коридора кто-то смеялся. Под моими шагами скрипели плохие доски пола. Постепенно разговоры стихли.
– Прибыл, – донеслось из последней комнаты с раскрытой дверью
Я зашел без стука. В доме пахло дождевой водой, табаком и скорой бедой. Переступив через порог, я не здоровался. Меня и так ждали.
В длинном зале, похожем на казарменную столовую, я насчитал пятнадцать человек. Вчера я не справился с тремя, хоть и был при оружии. Я прочистил горло, поправил ворот и плащ, чтобы не показать синяков.
Может, в таких случаях ждут «Доброго вечера». Я был тактичен и умолчал, что таковым он станет, если прихлебатели Симона перережут друг другу глотки из-за плевого спора.
Хрустела кожура каких-то семян, сплевывали шелуху под ноги. Несколько десятков глаз следили за мной: насмешливо, в недоумении, с презрением. Слева шептались, перемывая мне кости. Я сделал вид, что не расслышал.
Это похуже башни Восходов и казармы Долов.
– Меня зовут Лэйн, – я вежливо представился, будто пришел в здание консулов. Троица у дальнего стола прыснула. – Я к Симону. Или Варду. Без разницы.
На самом деле Варда я нашел, едва оказавшись в помещении. Такую глыбу не заметишь! Даже когда справа от тебя стоит пятерка упитанных бойцов при оружии. Вард выбивался своими габаритами, спрятав половину роста за столом. Он не повернулся в мою сторону. На столе схлестнулись карты в неравном бою – семь против трех.
– Симона ему подавай, – заворчал кто-то.
Двое мужчин разошлись в стороны. В углу, подальше от окон, таился еще один стол. За ним сидел мужчина лет сорока-пятидесяти в расшитом акетоне. Настолько ухоженный, что глазам больно. Такому здесь точно не место: обшарпанные стулья – ярко крашенная одежда; чистые ногти – забитые щели в досках пола; аккуратная стрижка с бородой – смрад дешевого табака и разбойничья ругань. Полное противоречие. Словно дорогая птица, которой торгуют втихаря из-под прилавка на портовом рынке. Не будь я наслышан о Симоне, решил бы, что аристократа держат в заложниках.
Под его морщинистой рукой лежали ножны с тиснением. Ножны для парных мечей.
– Добро пожаловать, – пятерня Симона прошлась вдоль серебряного узора Содружества. – Я давно жду вас, гость с моря. Располагайтесь, как вам удобнее.
С недоверием покосившись на стулья с занозами, на которых не рискнули разместиться даже задницы вроде Варда, я сдержанно кивнул. И не сдвинулся с места.
Быть может, стоять ближе к выходу спокойнее всякому гостю Симона. Я прочистил горло:
– Благодарю. Надеюсь, я не отниму много вашего времени, – столько, сколько вы уже отняли у меня. – Вы хотели поговорить?
Я запоминал лица. Воснийцев в логове много, да не все: парочка эританцев, несколько невольников с моря и даже один поланец. Такого разнообразия ждут от шайки наемников, но уж точно не от тех, кто защищает порядки в городе. Разбитый нос – это меньшее, что они заслужили.
Один из прихлебателей Варда пялился на меня с особой страстью – отек с его лица так и не ушел. Переместился к глазам уродливыми темными кругами. Я улыбнулся ему. Воснийская вежливость не знала границ – мне показали средний палец.
Кажется, за моей спиной возникло новое препятствие. Кто-то усиленно сопел возле проема. Только бежать я все равно не собирался.
– Вард. – Симон деликатно кашлянул. Валун со своим приятелем кидали карты на стол, как ни в чем не бывало. – Вард!
Стул со скрипом отодвинулся. Огромный восниец поднял задницу с сидения, но так и не повернулся ко мне.
– Сучий ты потрох, чтоб я еще раз сел с тобой, – выругался противник валуна. – Дважды менял пул…
– Вард!
Кто-то шумно сплюнул в углу. Я покосился себе под ноги, поморщив нос. Шелуха застряла в щелях пола. Неудивительно, что в зале не стелили ковры.
– Десятку торчишь, все свидетели, – после этих слов Вард наконец-то вспомнил про меня и Симона.
Я замер. Хищная азартная улыбка на квадратном лице сменилась отцовской теплотой.
Большие люди любят подходить ближе, чтобы казаться еще крупнее:
– Молодой господин, – улыбнулся Вард, нависнув надо мной.
Руки в этот раз мне не подавали.
– Мои мечи? – Терпение заканчивалось, я уже сутулился от боли. Так мы и стояли. Я делал вид, что меня не избили за углом, обокрав. А ребята Симона всем видом выказывали, что в побоях нет никакой проблемы.
– Гекли доставит их на ваш следующий бой, – твердо сказал Симон. – Прямо к началу турнира, ведь так?
Подонок с разбитым носом шмыгнул и что-то невнятно пролепетал.
– Вот и славно, – кивнул Симон, не дослушав.
Я переводил взгляд с Варда на Симона, так и не понимая, перед кем стоит выслужиться в первый черед, чтобы от меня отвалили.
– Значит, мечей я больше не увижу? – хорошо, что мать научила меня держать голос ровно. – Я понял свою ошибку. Как и условились, я отдаю вам десятую часть от каждой победы.
– Нет-нет, что вы! – Симон говорил тихо, но никто не смел перебивать. – В конце турнира вы получите ваши клинки. Всего лишь страховка, учитывая наш предыдущий опыт.
Я почувствовал, как на мне затянули поводок. Когда говорят о страховке, готовься к худшему. Ставки только росли. Восния – мать алчных детей.
– Страховка от чего?..
Вард снова заправил пальцы за пояс. Я надеялся забыть, насколько здоровенные у него кулачищи. Симон жестом попросил набить ему трубку, и один из подпевал занялся делом. Я терпел, стараясь не закашляться от дешевого дыма. Кажется, курили у Симона не только табак…
