МиГи в Прибалтийском округе были только у него в 7-й авиадивизии, но он (полковник Петров) с превеликим удовольствием спихнул бы их соседям, поменяв на те же самые И-182. Но это так, только умозрительно. На самом деле ни о каком обмене не могло быть и речи. У МиГ-3 в тактической схеме «этажерка» было свое законное место высотного чистильщика, ведь на высотах свыше семи километров ему просто нет равных ни в советских, ни в германских ВВС. Пусть немецкие летчики пытаются реализовать преимущество «мессершмитта» в скороподъемности уходом на вертикаль. Там, наверху, их ждет небольшой, но очень неприятный сюрприз.
Доложив «наверх» командующему ВВС округа генерал-майору Новикову, что боевое задание на первый день войны принято и понято, полковник Петров вместе с начальником штаба дивизии полковником Соловьевым сели готовить боевой приказ на завтрашний день, детализируя задачу полкам дивизии. Воскресное утро 22 июня или поднимет их на вершину славы, или низвергнет в пучину позора (чего полковник Петров искреннее хотел избежать).
21 июня 1941 года. 22:15 мск. Западный особый военный округ, Кобрин, Штаб 4-й армии.
Генерал-лейтенант Василий Иванович Чуйков
Из характеристики, данной генералу Чуйкову: «…генерал-лейтенанту Чуйкову свойственны такие положительные качества, как решительность и твёрдость, смелость и большой оперативный кругозор, высокое чувство ответственности и сознание своего долга».
На западе, где-то за Брестом, как предвестье завтрашнего дня, пылал багровый закат. На потемневшем небе уже были готовы высыпать яркие звезды. Еще немного – и начнется самая короткая ночь года. Но генерал-лейтенанту Чуйкову сейчас было не до наблюдения за природными красотами Белоруссии. Слишком много произошло за этот день.
Сначала был сигнал «Гроза», доведенный до командования армии не штатным путем, через штаб округа в Минске, а по линии НКВД. Усталый, с покрасневшими от постоянного недосыпания глазами, начальник Особого отдела армии капитан госбезопасности Бобров сказал ему, генералу Чуйкову, и начальнику штаба армии полковнику Сандалову, что сигнал «Гроза» по его линии поступил еще полчаса назад, и что время, отведенное ему инструкцией на ожидание такого же сигнала по армейской связи, уже вышло. Каждый должен заниматься своим делом, командование армии должно готовить ее к будущим сражениям, а он, капитан госбезопасности Бобров, должен ловить своих шпионов и диверсантов, которые, несмотря на все усилия, продолжают появляться в армейских тылах.
– А как же командующий округом генерал Павлов? – растерянно спросил полковник Сандалов.
– А генерал Павлов скорее всего, оказался скрытым предателем, участником троцкистско-зиновьевского блока, – ответил Бобров, – вроде Тухачевского, Якира, Уборевича и других. Сейчас с этим фактом со всей серьезностью уже начинают разбираться в Москве. И, скорее всего, у округа, то есть фронта, появится новое командование. Но это уже вопрос не нашей компетенции, товарищ полковник. Вот, вместе с товарищем генерал-лейтенантом распишитесь, пожалуйста, здесь и вот здесь, в том, что с сигналом «Гроза» вы ознакомлены и предупреждены об ответственности за непринятие мер согласно плану прикрытия границы.
Сказал, как отрезал. Точка. Хотя Чуйкову и Сандалову и не хотелось верить в предательство генерала Павлова, но свою подпись в расписке об ознакомлении с сигналом «Гроза» они поставили и, вскрыв опечатанную папку, немедленно приступили к выполнению всех предписанных мероприятий по подготовке к отражению внезапной агрессии фашистской Германии.
Хотя какая она, к едрене фене, внезапная? В последний месяц все увеличивающуюся концентрацию немецких войск на левом берегу Буга можно было наблюдать невооруженным глазом. Генерал Чуйков не раз выезжал в передовые части на самой границе. Одно дело – слушать убаюкивающие сказки из штаба округа в Минске, и совсем другое – собственными глазами – наблюдать на своем участке все возрастающую концентрацию германской пехоты и артиллерии, что в последнее время нагло стали выдвигаться прямо к границе. Так что ничего неожиданного в сигнале «Гроза» для него не было. Еще в начале июня были отменены все отпуска для командного состава, а восемнадцатого числа войска армии, выведенные в полевые лагеря по личному указанию наркома обороны товарища Сталина, были приведены в состояние повышенной боевой готовности.
Признаков близости предстоящей войны, особенно здесь, на приграничном рубеже, не видел только слепой. Помимо всего прочего, всю осень, зиму и весну войска армии буквально не вылезали из учений, внезапных ночных тревог, дивизионных и корпусных проверок боеготовности. Сам участник боевых действий в Китае в 1927-29 годах, и в недавней войны с белофиннами, генерал Чуйков не мог не признать, что в результате предпринятых в последнее время мероприятий вверенная ему армия не только численно увеличилась на один стрелковый корпус, прибывший из Московского военного округа, но и существенно усилила свою боеспособность.
Передав сигнал «Гроза» в стрелковые корпуса и части армейского подчинения, штаб армии начал готовиться к перебазированию на полевой командный пункт, расположенный в густом лесном массиве в одиннадцати километрах северо-восточнее Кобрина.
Одним из первоочередных мероприятий по плану прикрытия границы была команда распечатать полковые вещевые склады мобилизационного резерва и перед выдвижением на исходные позиции обязательно переобмундировать все части армии в новую «камуфляжную полевую форму образца 1941 года». Первыми в новую форму облачились штабные командиры и бойцы комендантской роты штаба армии. Как человек с боевым опытом, генерал Чуйков не мог не признать, что новое обмундирование для ведения боевых действий куда удобнее и практичнее старых образцов.
Правда, некоторых командиров и политработников возмущало, что в новом камуфляже они стали почти неотличимы от рядовых бойцов и младших командиров. Такие кадры, чего греха таить, тоже были в рядах Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Но с ними разговор будет короткий. Кого-то спишет война, а кого-то особист, поставивший спецпометку в личном деле. Чтобы смыть такую спецпометку, этим людям надо будет потом очень сильно постараться.
Кроме всего прочего, после ноля часов двадцать второго июня все бойцы и командиры в форме образца 1938 года подлежали немедленному задержанию и разоружению, а в случае оказания сопротивления сотрудники НКВД получили право открывать огонь на поражение. Как сказал капитан госбезопасности Бобров, делалось это с целью выявления многочисленных групп переодетых в советскую военную форму вражеских диверсантов, которые начнут действовать в армейских тылах с началом немецкого нападения. Кое-кого из числа тех, что были заброшены заранее, уже удалось отловить. Но наибольшее количество, как выразился капитан Бобров, «интуристов» должно было прибыть с сопредельной стороны в ночь с двадцать первого на двадцать второе июня.
Параллельно с чисто военными приготовлениями предстояло провести мероприятия по эвакуации в тыл семей командиров, а также местных советских, партийных и хозяйственных работников Брестской области. Сами же они должны перейти на казарменное положение с подчинением командованию армии.
Последним сюрпризом, таящимся на самом дне папки с документами по плану прикрытия границы, был запечатанный сургучными печатями пакет из плотной бумаги, с надпечаткой «Вскрывать только при поступлении сигнала “Гроза”». Чуйкова и Сандалова ждал настоящий шок, после прочтения документа, гласящего, что с двадцати двух часов вечера в расположение 4-й армии для взаимодействия в отражении агрессии фашистской Германии вводятся тринадцать мотострелковых, механизированных и артиллерийских бригад из состава союзного СССР Экспедиционного корпуса, прибывшего из далекого 2018 года.
Отложив бумагу в сторону, Чуйков ошарашено переглянулся с Сандаловым, потом они вместе посмотрели на армейского особиста.
– Да, товарищи, – кивнул в ответ на их немой вопрос капитан госбезопасности Бобров, – действительно, так оно и есть. Вы можете думать об этом все, что угодно, но прошу учесть, что наличие ТАКОГО союзника до самого последнего момента являлось наиболее охраняемым из всех секретов Советского Союза.
