– Сказочное существо спасает детей тех, кто убивает сказочных существ, – заметил нуониэль, как бы размышляя вслух. – Помогать тем, кто истребляет мой род только за то, что мы не люди – глупо. Твоему отряду нужен кто-то, кто почитает идею мудрости. Пошли, скиталец.
Нуониэль зашагал вниз по склону, но Лорни продолжал стоять.
– Я не пойду! – решительно заявил он. – Хоть убей меня, а не пойду.
Тимбер Линггер остановился и удивлённо посмотрел на осмелевшего скитальца.
– Останешься с ним – умрёшь, – сказал нуониэль, кивнув на рыцаря. – Он умрёт, и ты умрёшь.
– Знаешь, нуониэль, или как там тебя – Тимбер, – продолжил Лорни. – Когда ты ничего не помнил, ты мне больше нравился. Хочешь бросить нас? Хорошо! Иди по своим делам.
– Я делаю то, что должен делать, и при этом не рассказываю о благородстве, – ответил нуониэль совсем тихо, так, что только Лорни расслышал его слова.
– Воська мне всё рассказал, – продолжил скиталец. – Когда ваш коневод Закич остался помогать нашим в Степках, рыцари уехали. Но когда ты решил остаться, они повернули своих коней вспять. И если это не благородство, а совершение того, что должно совершать, почему тогда в беспамятстве для тебя это было важно, а теперь, когда ты – это самый настоящий и полный ты – всё спасение детей больше не имеет никакого значения? Почему, когда ты был как ребёнок – спасти детей казалось тебе самим собой разумеющимся? Почему теперь, когда ты снова помнишь все те годы, что прожил – заступаться за обездоленных, стало тебе вдруг не по нутру?
– Ты задал очень много вопросов, – прохрипел Тимбер. – У нас – нуониэлей – задавать вопросы считается дурным… Кхе-кхе!
– Ха-ха! – рассмеялся Лорни. – Может, это оттого, что вам плевать друг на друга? Если вы к своим сородичам так относитесь, то, что проку нам людям требовать помощи от такого, как ты?
Нуониэль кинулся на Лорни, но остановился прямо перед ним, почти касаясь его лица своим носом. На скитальца смотрели полные ненависти глаза, а сквозь бороду, Лорни почувствовал тяжёлое дыхание сказочного существа. Однако нуониэль ничего не ответил на едкое замечание, а лишь отвернулся и молча зашагал прочь. Сделав несколько шагов, Тимбер Линггер снова обернулся, поднял руку, указал пальцем на Лорни и хотел ответить что-то грозное на обидные слова, но опять промолчал. Нуониэль надулся, как петух и стал топтаться на одном месте, оглядываясь по сторонам так, будто искал тут на снегу те самые слова, которыми бы он заткнул рот этому негодяю, осмелившемуся оскорбить род нуониэлей и лично самого Тимбера. Но нужных слов на снегу не оказалось. Нуониэль вдруг замер, сделал глубокий выдох и опустил плечи так, как опускают их уставшие подневольные труженики, после тяжёлой батражной работы. Черты лица смягчились, а затем и вовсе образ нуониэля стал таким, каким был раньше – грустным и потерянным. Наверное, нуониэль простоял бы так ещё очень долго. Первым к нему приблизился Воська. Слуга подкрался к нуониэлю мелкими шажками и тихо спросил:
– Вы снова не можете говорить, господин?
Нуониэль вопросительно посмотрел на старого слугу.
– Не расстраивайтесь, – сказал Воська и погладил Тимбера по плечу, – вы говорите мне, а я всё расскажу. Как раньше.
Несомненно, Тимбер Линггер повидал многое. На лице нуониэля отпечатались лишения и горе множества лет. Внешность его сполна отражала внутренний мир. И, конечно же, сухая, морщинистая кожа не могла принадлежать тому, кто не зачерствел душой. Всё же, поступок старого Воськи тронул нуониэля. Под сухими, выцветшими бровями из травинок вдруг блеснули увлажнившиеся слезами глаза. Тимбер отвернулся от старика. Он посмотрел на дербенскую долину. Там был Скол, древний храм, деревня Степки. Нуониэль смотрел на простор долго, не решаясь поворачиваться к спутникам: в глазах Тимбера ещё стояли слёзы. Окрестности и воспоминания с ними связанные, похоже, плохо помогали успокоиться. То, что он захотел сказать сейчас, могло бы изменить судьбу каждого в отряде.
– Я не согласен, – сказал вдруг Навой. – Это неправда. Почему господин нуониэль считает, что вы, господин Ломпатри, умрёте? Мы проделали долгий путь. Теперь мы знаем, где дети. Лорни хорошо знает Ельновки.
– А твоё полено умно, – засопел Белый Саван, обратив к Ломпатри своё окровавленное лицо. – Чует смерть.
– Кто тебя послал? – метнувшись к пленнику, спросил Ломпатри.
– Мне крышка, рыцарь, – отозвался тот – С чего мне отвечать на глупые вопросы?
– А с того, что внизу, в долине, у меня есть первоклассный лекарь. Он вытащил нуониэлю стрелу из горла. Если повезёт с погодой, будем там к вечеру. Вот теперь и думай, крышка тебе или нет.
– Если я расскажу всё, что знаю, зачем тебе тогда возиться со мною?
– Я дам слово рыцаря, что доставлю тебя к лекарю, – ответил Ломпатри.
– Ты? – удивился Белый Саван и закашлял кровью. – Ты умрёшь. Ты просто пешка, которая думает, что она ферзь. Ты даже не понимаешь, зачем Великий Господин забрал этих детей.
– А ты знаешь? В таком случае ты кто-то вроде воеводы у своего хозяина.
– Неплохо, для пешки, – пытаясь улыбаться, отвечал Белый Саван. – Да, я тот, кого так испугался ваш рыцарь, сдавший форт.
– Он не тебя испугался, шавка, а твоего хозяина, – презренно кинул рыцарь и схватил Савана за подбородок. – Плохи же у него дела, раз посылает на грязную работу своего главного воеводу.
– Дурак, – отвечал Саван, брызгая кровью на руку Ломпатри. – Великий Господин не посылал меня; я пришёл убить тебя по своей воле.
– Что тебе обо мне известно? Отвечай! – разгневался Ломпатри.
– Когда-то ты командовал могучими войсками, а теперь не можешь справиться с крошечным отрядом. Он распадается у тебя на глазах, а ты ничего не в состоянии сделать. Ты даже не знаешь, кто в отряде следует за тобой, а кто тебя ведёт как овцу на убой, – ответил Саван.
Ломпатри оттолкнул от себя голову Савана, поднялся с колена и отошёл от пленного. Он уставился на «наблюдальню», не решаясь посмотреть на своих спутников. Навой и Лорни также опустил глаза. Воська, который стоял рядом с нуониэлем, с презрением посмотрел на рыцаря, потом на старого солдата и на скитальца.
– Уходите, господин Тимбер Линггер, – тихо шепнул Воська нуониэлю. – Сделайте то, что так и не смог сделать я.
Нуониэль, стоявший до этого не шевельнувшись, вдруг как проснулся. Он обнажил клинок и уверенным шагом подошёл к Савану. Взмахнув мечом так быстро, что ни Саван, ни Навой, державший его, ничего не успели понять, Тимбер пронзил пленного в том месте, где шея переходит в плечо. Удар получился такой стремительный и мощный, что изогнутый меч вошёл в тело по самую рукоять. Провернув клинок, Тимбер вынул меч. В лицо Навою брызнул бурый фонтан. Кровь попала в глаза и старый солдат, отпустив пленного, стал вытирать лицо. Тело Савана рухнуло в снег, багровеющий от разрастающейся лужи крови. Когда Ломпатри обернулся, всё было уже кончено.
– Я бы его разговорил! – сокрушаясь, сказал Ломпатри. В ответ Тимбер Линггер покачал головой.
– Просто отлично, господин нуониэль! – схватившись за голову, запричитал Ломпатри. Он хотел сказать или пожаловаться на что-то ещё, но тут Тимбер подошёл к нему вплотную и схватил за руку. Тут же к ним подбежал Воська и стал переводить то, что показывал жестами нуониэль.
– Командуйте отрядом, господин Ломпатри, – произнёс Воська, внимательно следя за рукой нуониэля и его выражением лица. – Или я расскажу вам, зачем это сделал.
Ломпатри, припомнил последние слова Савана о том, что кое-кто в отряде ведёт его на убой. Затем он глянул на труп.
– Нет, господин нуониэль, – ответил спокойно рыцарь. – Вам не надо объяснять мне, зачем вы это сделали. Хотя, было бы лучше, если бы это сделал Воська. Он у нас самый неопытный. Это спаяло бы наш отряд как ничто другое. Но всё же, вы поступили дальновидно. Вы убили скотину, которая считала, что у нас нет своей собственной воли. Вы убили бандита, решившего, что его белые одеяния испугают нас. Вы убили, возможно, правую руку этого загадочного Великого Господина, который якобы в одиночку захватил форт, охраняемый тремя сотнями щитов. Теперь наш Великий Господин узнает, что Белому Единорогу неважно, сколько у него людей в отряде – он всё равно сделает то, что задумал.
