На снег ступил Тимбер Линггер. Взмахом меча нуониэль дал знак незнакомцу, чтобы тот ушёл с дороги. В ответ нуониэль получил лишь взгляд искоса. Затем Белый Саван стал разминать плечи, как дровосек перед деревом, которое собирается рубить. Нуониэль подошёл к Савану. Навой хотел кинуться вслед, но Ломпатри остановил старого солдата.

– Пусть он один, – шепнул рыцарь.

– Но это Белый Саван! – воскликнул Навой.

– Ты видел нуониэля в деле, – настаивал Ломпатри. – Я хочу узнать, насколько он хорош.

Последние слова Ломпатри сказал в сильном запале, и получилось так, что Тимбер услышал их. Нуониэль обернулся, и посмотрел прямо на Ломпатри. Рыцаря и спутников объял ужас: воспользовавшись тем, что нуониэль не видит его, Белый Саван ринулся в атаку. Нуониэль парировал удар, но чуть не пропустил следующий, который Белый Саван нанёс мечом, что держал левой рукой. С первых же секунд боя стало ясно, что этому незнакомцу абсолютно всё равно, в какой руке у него меч: левой рукой он сражался так же искусно, как и правой. Нанося удар за ударом, Саван потеснил нуониэля. Но Тимбер быстро сориентировался и стал контратаковать. Это уже не походило на то избиение, которое устроил нуониэль в «звёздной наблюдальне»; теперь сказочному существу попался достойный противник. Каждый удар Савана казался решающим. Нуониэль тоже разил верной рукой. Противники выбивались из сил, прыгали, наступали и откатывались назад, когда теряли равновесие, падали в снег. Иногда то один, то другой искренне удивлялись тому, как им удалось увернуться от очередного смертельного удара. Со временем они стали всё меньше и меньше атаковать, предпочитая держаться на расстоянии. Варвариец и сказочное существо бились не менее десяти минут. И вот, настал тот момент, когда силы покинули их. Теперь дело оставалось за одним движением, одним шагом, одним ударом. Мастерство перестало иметь какое-либо значение. Теперь исход битвы решал характер.

Переведя дух, нуониэль расправил плечи и выставил вперёд левую руку так, как он сделал это внутри «наблюдальни». Белый Саван скрестил оба меча над головою, приняв устрашающую боевую стойку.

– Я слышал про молодую школу боевого лада, – сказал Белый Саван со своим варварским акцентом. – Говорят, в полуденных землях она набирает силу.

– Эта школа уже не такая и молодая, – просипел нуониэль; его голос постепенно пропадал, а теперь, когда дыхание сбилось, слова стали еле понятны. – По-крайней мере, по вашим жалким людским меркам.

– Интересно, кто этот глупец, решивший, что его лад может сравниться с варварийским? Кому пришло в голову основывать новую школу, когда уже есть наша, непобедимая?

– Мне пришло! – ответил нуониэль и разразился кашлем. Невольно он поднёс левую руку ко рту, чтобы сдержать спазм. В это мгновение Белый Саван сделал выпад. Нуониэль отпрянул назад и снова выставил руку перед собой. Противник испугался этого, на первый взгляд, безобидного движения. Он остановился и даже чуть не потерял равновесия. Наблюдавшие не сомневались, что так нуониэль возвёл непроходимую, невидимую волшебную стену. Как обстояло на самом деле – сложно сказать. Но Белый Саван, искушённый в битвах и несущий в себе ярость и мастерство своего рода, некогда разорившего всё Троецарствие, уничтожившего край песчаных холмов Имурад Гумэ и до сих пор терзающего набегами далёкую островную Илларию, остановился, не посмев приблизиться к сказочному существу.

Бездейственное противостояние двух мастеров длилось несколько минут. Белый Саван всё никак не мог восстановить дыхание. Его одежды пришли в негодность: во многих местах изогнутый меч нуониэля изрезал эти светлые балахоны. Тимбер Линггер держался бодро. Однако по порезам на кистях, поломанным веточкам-волосам, ссадине на скуле, полученной от падения на скрытые под снегом камни, спутники нуониэля понимали, что бой потрепал и этого мастера меча.

Следующие три секунды оказались решающими. Нуониэль опустил левую руку. Ломпатри подумал, что сейчас Белый Саван может нанести серию своих ударов, ведь нуониэль даже не принял боевой позы, а потому не сможет быстро отскочить. «А если это уловка?» – подумал Ломпатри. Но мысль эта пришла ему уже после того, как нуониэль сам ринулся вперёд. Рыцарь, помня искусную победу сказочного существа на перекрёстке, тут же понял, что Тимбер Линггер выбрал для атаки именно тот момент, когда Белый Саван приготовился к нападению, но всё ещё сомневался в намерениях нуониэля. Это оказался тот идеальный момент, когда Белый Саван ещё не решил ни нападать, ни отбиваться. Взмахнув мечом, нуониэль оставил на левой руке варварийца глубокую рану. Противник потерял один из своих мечей, но это уже не играло роли: Тимбер Линггер, как хлыстом, огрел Белого Савана по ногам и спине, оставив разрезы в одеяниях, откуда хлынула бурая кровь.

– Стойте! – закричал Ломпатри. – Не убивайте его, господин!

Рыцарь подбежал к упавшему навзничь варварийцу. Навой последовал за своим предводителем. Старый солдат подобрал со снега тёмные мечи и направил их на раненого, боясь, что тот ещё полон сил и лишь претворяется. А вдруг он внезапно подпрыгнет и всех убьёт?

Белый Саван еле дышал. Ломпатри связал ему руки за спиной и поставил на колени. Поверженного нуониэлем приходилось поддерживать, чтобы не упал – так быстро слабело его некогда сильное тело.

– Кто ты? – начал допрос рыцарь. Ответа не последовало. Воська испугался, что хозяин снова начнёт бить раненого пленного. Но этого не произошло.

Невозмутимый Тимбер Линггер обернул тряпьём свой причудливый меч, схватил Лорни за плечо и потащил скитальца прочь от «наблюдальни», туда, где начиналась тропа, ведущая к пещере и ниже, в долину. Ломпатри прекратил допрос и уставился на уходящих.

– Господин нуониэль, опомнитесь, – окликнул его Ломпатри, не скрывавший отчаяния. – Как можете вы покидать нас теперь?

– Когда мы встретились, – тихо прошипел Тимбер, остановившись на полпути от «наблюдальни» до горной тропы, – Ты хотел, чтобы я следовал за тобою против воли. Тогда ты добился своего, но теперь – всё иное.

Нуониэль даже не говорил, а лишь шептал, пытаясь ткать горлом звуки из выдыхаемого воздуха, но Ломпатри, в стоящей морозной тишине, хорошо его слышал. Рыцарь оставил Белого Савана Навою, а сам пошёл за Тимбером.

– Господин нуониэль, это совершенно не так, – сказал рыцарь. – И вы прекрасно знаете, что мои люди выходили вас. Да, возможно в самом начале наши помысли были нечисты, но этому быстро пришёл конец. Всё в прошлом! И вам ли не знать об этом?

– Я знаю людей, – шептал Тимбер Линггер, – вы п живёте ради придуманных идей. Сражаетесь, умираете, убиваете. Если в ваши нецветущие головы придёт идея устроить город там, где растёт лес – вы вырубите все деревья. Ты же, господин с мечом, вбил себе в голову идею о том, что благороден, однако поступаешь только так, как велит тебе расчётливый ум. Ты думаешь о благородстве, но не веришь в него. И коль это так, то я не вижу причин тебе держать при себе старого нуониэля.

Повисла пауза. Навой всё так же не спускал глаз с пленного, который был уже ни жив, ни мёртв. Воська стоял у входа в «наблюдальню» и дрожал от страха: слуга знал: если слово «благородство» произносит кто-то не из рыцарского сословия – добром дело никогда не кончается. Лорни, которого нуониэль уже не держал за рукав, глядел то на Тимбера, то на Ломпатри и что-то отчаянно соображал. Скиталец будто бы каждую секунду открывал для себя нечто тайное, какую-то древнюю правду, сокрытую от него туманами лет.

– Видишь, рыцарь, – продолжил Тимбер Линггер. – Я усомнился в твоей благородности, а ты меня не убил. Я помню, как ты кидался на людей и за меньшее. Выходит, ты служишь не благородству, а другой идее.

Тут нуониэль поднял руку и три раза постучал себе пальцем по виску, намекая на то, что рыцарь служит идее холодного расчёта и практического разума.

– Хорошо, вы мне нужны. Довольны? – спросил Ломпатри. – Вы нужны нам. В бою вы стоите дюжины королевских гвардейцев, а то и двух дюжин. Помогите нам освободить детей, и отправляйтесь, куда вздумается.